В новом 2018 году Украину ждет рекордное число исторических юбилеев. Столетие независимости УНР, столетие боя под Крутами и взятия Киева большевиками, столетие Гетманата и Директории — перед нами открывается широчайшее поле для глубоких параллелей.
Отечественные публицисты и блогеры будут рассуждать об уроках столетней давности, о губительной междоусобице, о непростительной слабости, о политических ошибках, которые не должна повторять сегодняшняя Украина.
Поднаторев в гибридных схватках с Москвой, наше патриотическое сообщество начинает смотреть на проигранную борьбу 1917-1921 годов свысока.
Правда, популярная ныне ОУН* тоже пришла к расколу и междоусобным разборкам, тоже ошиблась с выбором союзников и, пролив море крови, тоже проиграла Кремлю.
Но если руководителей УНР оценивают критически, то лидеров ОУН* прославляют и поднимают на щит. Если неудачный опыт УНР рассматривается как предостережение, то неудачный опыт ОУН* — как пример, достойный подражания.
Почему? Очевидно, потому, что для национальной мифологии важнее не победы и провалы исторического деятеля, а в первую очередь окружающий его ореол. Имидж имеет большее значение, чем успех или неуспех.
По факту все борцы за независимость Украины в первой половине-середине XX века потерпели фиаско. Однако проигрыш каждого из них воспринимается по-разному, и в массовом патриотическом сознании выстроилась определенная иерархия.
Хуже всего приходится демократическим деятелям Центральной Рады. Интеллигенты при сюртуках, бородах и очках — кажется, даже их внешний облик кричит о слабости, разобщенности и беспомощности. Нашему современнику они представляются идеальной мишенью для критики.
И хотя на официальном уровне Украина чтит Михаила Сергеевича Грушевского, в душе любой диванный боец уверен, что справился бы с руководством УНР лучше почтенного профессора.
Несколько выше котируется Симон Петлюра — штатский человек, вовремя надевший военную форму, провозглашенный главнокомандующим и окруженный авторитарным флером. Уже одного этого достаточно, чтобы патриотичные потомки относились к нему благосклоннее, чем к мягкотелым интеллигентам.
Пускай на практике главный атаман не контролировал даже собственную армию, пускай его внутренняя и внешняя политика была откровенно провальной — но воинственный имидж добавляет Петлюре привлекательности.
Еще выше разместился гетман Павел Скоропадский. Кадровый военный, мужественный генерал в черкеске, он идеально вписывается в образ сильного лидера.
Да, суждения Скоропадского о галичанах балансируют на грани украинофобии.
Да, политическая слабость Павла Петровича явно диссонирует с имиджем крепкого государственника. Но тем не менее этот выигрышный имидж обеспечивает гетману уважение и симпатии современных патриотов.
Наконец, на самом верху историко-мифологической иерархии находятся лидеры ОУН* и УПА*. Генерал-хорунжий Роман Шухевич и проводник Степан Бандера словно выкованы из железа, окружены суровой боевой романтикой, овеяны жесткой и бескомпромиссной идеологией.
Все это ставит радикальных националистов вне критики, и даже их поражение в борьбе с Советами не интерпретируется как поражение.
В отличие от проигравших деятелей национальной революции 1917-1921 годов, проигравшие вожди ОУН* и УПА* объявляются моральными победителями империи.
Перед нами — не украинская специфика, а общемировой тренд.
Чтобы занять достойное место в исторической памяти, демократ и либерал обязан быть успешным — как Конрад Аденауэр или Вацлав Гавел.
Правоту либерального политика может подтвердить лишь практика, а любые провалы не только дискредитируют его самого, но и рассматриваются как банкротство гнилого либерализма.
Зато вождизм, милитаризм, авторитаризм привлекательны в теории, и даже если практика опровергает теорию, привлекательный ореол не развеивается полностью. Это дает авторитарному лидеру право на проигрыш.
Он может потерпеть фиаско, погубить тысячи и миллионы жизней, привести свой народ к катастрофе, но все равно сохранит популярность у части современников и потомков. Причем военная форма автоматически увеличивает запас исторической непотопляемости.
Потерпев поражение в войне, милитаристы Гинденбург и Людендорф остались национальными кумирами — и Германия охотно подхватила выдуманную ими легенду о «вероломном ударе ножом в спину». Но когда в начале 1930-х немецкие социал-демократы потерпели поражение в политической борьбе, их ждал лишь позор и забвение.
Венгерские националисты до сих пор чтят проигравшего адмирала Хорти, и в 2013 году памятник диктатору был установлен в центре Будапешта. А годом ранее с площади перед парламентом убрали памятник первому венгерскому президенту — проигравшему леволибералу графу Каройи.
Поклонники есть у провалившегося маршала Антонеску и у поглавника Анте Павелича, но не у провалившегося президента Гувера или премьера Даладье.
А в РФ дружно поливают грязью обанкротившееся Временное правительство — но при этом многие российские патриоты восхваляют обанкротившийся царский режим и ходят с портретами бездарного самодержца Николая II.
Таким образом, мировая и украинская история ХХ века побуждает задуматься не только о причинах поражения, но и о восприятии поражения. И уроки, которые может вынести из нее наш современник, достаточно красноречивы.
В сегодняшней Украине удобно быть радикалом. Сторонником жестких методов, поклонником факельных маршей, любителем позировать в камуфляже и скандировать грозные лозунги.
Ты можешь проиграть Кремлю, нанести своей стране колоссальный ущерб, очутиться у разбитого корыта, но твое идеологическое реноме не пострадает. Никакие сокрушительные провалы не помешают сконструировать красивый и стойкий миф о твоей борьбе.
Но те из нас, кто борется за либеральную европейскую Украину, могут рассчитывать лишь на победу. Эта часть общества просто обязана добиться желаемого — иначе ее ждет моральное уничтожение и втаптывание защищаемых идеалов в грязь.
Либо ты станешь украинским Аденауэром или Гавелом, либо превратишься в ничто. Права на проигрыш у либералов нет.
* Террористические организации, запрещенные на территории России
