Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Войну на Донбассе можно поджечь за час, решения принимаются не только в Кремле — известный волонтер

Волонтер об агентах Кремля в Украине и жизни на оккупированном Донбассе

© AP Photo / Irina GorbasevaПрезидент Украины Петр Порошенко во время поездки в Донбасс
Президент Украины Петр Порошенко во время поездки в Донбасс
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Украинский волонтер, координатор проекта «Стоп террор», который занимается изучением и документированием свидетельств российской агрессии в Украине, Семен Кабакаев в интервью «Апострофу» прокомментировал задержание Владимира Рубана, рассказал о социальной ситуации в оккупированных районах Донбасса и привлечении к ответственности людей, которые способствовали российской оккупации.

Известный волонтер, координатор проекта «Стоп террор», который занимается изучением и документированием свидетельств российской агрессии в Украине, Семен Кабакаев в интервью «Апострофу» прокомментировал задержание Владимира Рубана, рассказал о социальной ситуации в оккупированных районах Донбасса и привлечении к ответственности людей, которые способствовали российской оккупации.


Апостроф: По поводу истории с Владимиром Рубаном: о неоднозначности этого человека говорили давно. Почему все это произошло именно сейчас?


Семен Кабакаев: Давайте начнем с того, что в 2014 году появились первые пленные. Тогда очень много людей хотели содействовать их возвращению домой, и на этом фоне начали появляться аферисты и агенты России, которые находились на нашей территории и действовали непосредственно от имени тех или иных группировок. Одной из первых и мощнейших групп был «Офицерский корпус», руководителем которого и является Владимир Рубан, который находится под патронатом Виктора Медведчука. Последний является кумом Путина, и поэтому мы понимаем, что стратегия, которую выстраивала эта организация, исходила из Кремля или, по крайней мере, после консультаций с ним.


Владимир Рубан был представлен обществу как генерал, но его очень быстро раскусили и отстранили от дел. То есть под конец 2014 года он уже не имел никакой возможности вести переговоры от государства Украина. Но до 2018 года он контактировал с оккупированными территориями — Игорем Плотницким, Александром Захарченко и другими людьми, которые имели отношение к обмену пленными. Поскольку я занимаюсь вопросами безопасности, то знаю, что когда Владимир Рубан ездил на оккупированные территории, там он выпивал с этими главарями псевдореспублик, поддерживались какие-то неформальные отношения, как с друзьями, можно сказать. На этом фоне в обществе часто поднимался вопрос о том, что он является креатурой Медведчука. Но дело не двигалось (или мы не видели, как оно двигалось), и уже в 2018 году мы видим, что СБУ провела блестящую операцию. Опубликованы доказательства насчет того, какое он вывозил оружие с оккупированных территорий: и минометы, и гранатометы, и взрывчатку, и автоматы Калашникова, патроны… Это беспрецедентный случай за четыре года войны.


— Какое, по-Вашему, будущее у этого дела?


— Что будет с Владимиром Рубаном, покажет следствие, но то, что он является одной из креатур российских спецслужб, с которыми сотрудничает Медведчук, понятно на 100%. Мы также должны понимать, что он действовал не один. Это целое сообщество, которое работает в Украине, здесь есть исполнители, политики вроде Надежды Савченко (разговор состоялся до того, как генпрокурор Юрий Луценко обвинил Савченко в подготовке теракта в Верховной Раде — «Апостроф»), которая тоже входит в пул Медведчука. И неизвестно, какие еще акции они запланировали, кроме тех терактов, о которых отчиталась СБУ.


Я думаю, мы должны осознавать, что в каждой сфере есть те или иные представители России. Через таких людей, как Рубан, Медведчук, Савченко, Королевская, еще часть «Оппозиционного блока», который остался после Януковича, эти люди влияют и на бизнес, и на политическую ситуацию, и на гражданское общество. При каждом министерстве есть так называемые общественные советы, и, по результатам нашего мониторинга, почти во всех этих советах есть люди Королевской или Медведчука. Еще одна из подобных организаций — матерей и жен бойцов АТО, которая курируется Надеждой Курамшиной, которая тоже является креатурой Виктора Медведчука. Поэтому выводы нужно делать самим и понимать, кто эти люди, на кого они работают и как хотят дестабилизировать ситуацию в Украине.


— Если не один месяц и не один год было понимание, кем является Владимир Рубан, почему эта история появилась только сейчас? Если государство знало, кто это, почему не было ответных действий? А если не знало, то чем тогда занимаются спецслужбы?


— Каждое дело разрабатывается не за один месяц. В 2014 году, например, можно было списать некоторую невнимательность на хаос, который наступил с началом войны, ведь никто не знал, как действовать, и только начиная с 2015 года люди пришли в себя и стали следить за всем. На разработку подобного дела нужно как минимум год-два. Надо «вести» человека, смотреть, где он берет деньги, ведь должны быть спонсоры, политический и практический кураторы, подчиненные и так далее.


То есть вся оперативно-розыскная работа проводится по меньшей мере год, чтобы собрать доказательную базу, которая не развалится в суде. Если брать весь период времени, то год мы даем на весь хаос, который происходил, никто не занимался, например, Рубаном, только где-то через полгода начали разбираться, что все ниточки идут к России. Два года для разработки дела — это нормальный срок для цивилизованного мира, ну и плюс-минус, возможно, у следователей были какие-то задержки, поэтому средняя продолжительность такого дела является нормальной.


Почему именно сейчас? Думаю, СБУ несколько месяцев отслеживала, где будет склад, а теперь уже, понимая, что идет подготовка теракта и допускать это нельзя, решила остановить все.


— Вы не рассматриваете это еще и как политический привет куму Владимира Путина?


— Знаете, Виктор Медведчук должен быть уничтожен как политическая фигура вообще, выведен из украинского общества, ему надо перекрыть все возможности влияния на бизнес-процессы, формирование общественного мнения и политической позиции истеблишмента. Это враг нашего государства, который работает на государство-агрессора. Он на нашем поле только потому, что в свое время перед Петром Порошенко поставили вопрос ребром: или Виктор Медведчук входит в число переговорщиков и занимается вопросом освобождения пленных, или этого освобождения не будет. Я это знаю из собственных источников. Так же был введен Кучма, потому что эти люди лояльны и с ними комфортнее сотрудничать, чем с теми, кто, например, прошел войну и патриотически настроен. Хотя, например, Леонид Кучма, как я вижу, заботится об интересах Украины. А вот господин Медведчук — это просто человек Кремля внутри нашего государства, и через него они могут диктовать свои условия.


— Как Вы думаете, реально, чтобы Медведчука исключили из минского процесса?


— Я думаю, если СБУ, МВД будут иметь доказательства, что те или иные люди, аффилированные с Медведчуком, причастны к каким-либо терактам, попыткам свержения власти и дестабилизации (то есть повод должен быть очень весомым), то против него можно на законных основаниях заводить уголовные производства и исключать из этих процессов, опираясь на данные следствия. И если так случится, я буду очень счастлив.


— На оккупированной части Луганской области появились очередные ограничения для выезда жителей. Зачем делать «железный занавес», ведь людям нужно как минимум покупать товары? Да и такие меры вызывают недовольство.


— Если отталкиваться от практических шагов, которые делают лидеры террористических образований (а фактически это российские политические образования), то их задача — создавать телевизионную картинку, чтобы вращать ее в информационном поле против Украины и делать так, чтобы люди не убегали с этих территорий. Например, когда я в 2014 году выезжал, они пытались сделать так, чтобы как можно больше людей осталось, потому что люди — это живой щит, за которым можно прятаться и вести огонь из жилых кварталов. Поскольку Вооруженные силы Украины не стреляют по ним, то это очень удобно.


В политическом смысле ограничение на выезд граждан дает возможность показывать в СМИ картинку и сказать, что «преступная украинская власть», «кровавая хунта» не хочет, чтобы эти люди ехали, хотя это не так. Конечно, с какими-то проблемами, но здесь создаются как можно более комфортные условия для переселенцев. Поэтому здесь два аспекта — практический и политический. Создается образ, который на центральных телеканалах России смогут использовать как новости о том, что власти Украины плохо относятся к населению оккупированных территорий. Это продолжается уже четыре года. Это стандартный набор фраз, за которыми ничего нет.


— Кстати, о картинке для СМИ: недавно тамошние «медиа» начали разгонять новость о том, что Киев строит концентрационные лагеря для жителей Донбасса. Зачем уже который год подряд выдавать на-гора такие глупости?


— Надо признать, что Россия очень искусна в информационных войнах. Я считаю, это страна номер один в мире, которая ведет такую политику гуманитарной агрессии: за счет СМИ уничтожается язык, переворачивается история. Медиа — их инструмент, с помощью которого в человеческие головы вкладывают пропагандистские тезисы.


Еще один эффективный способ — создание мемов вроде «хунты», «бандеровцев», «фашистов», «укропов» и кучи других. Эти ярлыки откладываются в мозг так называемого русскоязычного населения, то есть целевой аудитории, дальше их начинают обсуждать, и люди привыкают к ним. Все эти «фильтрационные лагеря» — это такая глупость! Но нужно просто один раз озвучить и подержать тезис в информационном пространстве четыре-пять месяцев, чтобы люди уверовали в него. Они начинают бояться, а страх — это одна из эмоций, которой легче всего манипулировать.


— Какова, по Вашим данным, сейчас социальная и политическая ситуация на оккупированных территориях?


— Нужно понимать, что в течение последних двух лет ситуация на оккупированных территориях стабилизировалась. После уничтожения почти всех полевых командиров, которые не устраивали российских кураторов, за каждое направление начали отвечать ФСБшники, ГРУ, политическое крыло [советника президента России Владислава] Суркова и другие. Нельзя сказать, что на оккупированных территориях есть гуманитарный кризис, нет. Там созданы условия, в которых человек имеет возможность выживать, и этого достаточно, чтобы контролировать все население на оккупированных территориях. То есть людям и не дают сдохнуть, извините за выражение, но и жить тоже не дают, ведь зарплата настолько минимальная, что очень маленький процент граждан может позволить себе покупать мясо или что-то подобное. Все это есть в магазинах: да, оно не очень качественное, потому что оно не из Украины, а из России, например, да, оно какое-то плохое и невкусное и так далее, но все это реально купить. Об этом постоянно рассказывают, но собственно возможности приобрести эти товары у людей нет. Работы нет, большинство людей уехали, почти все производство остановилось, бизнес выехал, так как нет смысла работать, так что там очень трудно заработать. Большинство людей или сидят на пенсиях, или выехали в Россию или Украину, особенно трудоспособное население, которое могло бы работать и приносить какие-то доходы.


Так называемая «власть» поставила людей в такую ситуацию, чтобы они не могли ступить ни налево, ни направо, они боятся что-то говорить, потому что понимают, что в случае протеста против российских администраций, где сидят всевозможные захарченко, их просто расстреляют. Никто не хочет идти против людей с автоматами, поэтому все сидят молча, никому ничего не говорят, страдают. Они поняли, что сделанный выбор оказался обманом, но с этим уже ничего не сделаешь. И поэтому, я думаю (и из общения сделал такие выводы), что все люди, которые находятся на оккупированных территориях, уже решили для себя просто доживать. Потому что те, кто не может уехать, доживают, сидя в этом страхе, который россияне создали через всех этих своих наемников.


— В начале марта произошла попытка объявить очередное перемирие. Позволяет ли динамика на фронте надеяться на реальное прекращение огня в ближайшей перспективе?


— Надо откровенно сказать, что за последние полгода интенсивность конфликта снизилась. Если говорить языком цифр, то один человек гибнет раз в два-три дня, а не ежедневно. Обстрелы происходят постоянно, никто не соблюдает перемирие в полном объеме, но то, что количество атак уменьшается — это факт.


Война продолжается, но не так активно, как несколько лет назад: есть выходы ДРГ на нашу территорию, работают снайперы, динамика колеблется на разных участках фронта. Но даже в таком тлеющем состоянии поджечь ее можно в течение одного часа. Мы понимаем это и готовы к такому развитию событий. Мы ждем решения, которое будет принято или в Кремле, или на переговорах в Минске, или в «нормандском формате». Ситуация завязана не только на военной составляющей, но и на политической. Борьба продолжается также на политико-дипломатической арене, и она является главной — только через эти решения мы будем понимать, будут ли дальше активные боевые действия или нет.


— Организация «Стоп террор» также занималась сбором данных о кадровых российских военных на Донбассе и местных сепаратистах. Много ли у Вас такой информации, и интересуются ли ею украинские компетентные органы?


— В течение 2014-2015 годов мы собрали более 80 тысяч анкет кадровых военных из России и местных боевиков, которые вступили в ряды созданных россиянами формирований. Все это мы передали в правоохранительные структуры. Сейчас всю информацию, которая появляется, мы используем для международных судов как доказательство агрессии России, военных преступлений и преступлений против человечности, чтобы судьи Международного уголовного суда, Европейского суда по правам человека или Международного суда ООН понимали, что речь идет не о гражданском конфликте, а об акте агрессии одного государства против другого. Сейчас мы нарабатываем информацию не в рамках анкеты на одного человека, а более развернуто и системно: где произошло то или иное событие, атака, где заметили кадровых военных, как все связано. То есть это полная хронология событий, которые происходили на Донбассе, с привязкой к датам, времени, месту и человеку, который там был.


— Отечественными судами не так много людей, которые открыто призывали Россию ввести войска и сотрудничали с боевиками, наказаны. Это несостоятельность судебной системы, плохая доказательная база?


— Такие люди, как Голенко, Ефремов, Ахметов, Штепа и другие, которые были творцами нужного России информационного поля в 2014 году и способствовали всему тому шабашу, до сих пор не наказаны. Сел какой-то проклятый Топаз, Штепа вышла, Ефремов сидит в СИЗО, приговоров нет… Это позорище, люди! Позорище, что ни один человек не наказан! Они спокойно живут в Украине или Европейском Союзе, один Ефремов сидит в СИЗО, да и то неизвестно, как и не привозят ли ему сладости из ресторана. Дело может длиться два, три или четыре года, я нормально к этому отношусь, но для того, чтобы оно началось, нужно хотя бы подозрение объявить кому-то! А мы же ничего такого не видим. Когда это начнется? Прошло четыре года, а результата нет. Генпрокуратура и МВД проигрывают, а градус недовольства в обществе растет, это не очень хорошо.


— Чего ожидаете от дела Рубана в этом контексте?


— Я бы не вмешивал его сюда. Во-первых, есть задокументированные факты, а, во-вторых, дело касается войны, которая уже идет. Расшатывание же ситуации в 2014 году — это коллаборационизм, но не подготовка теракта в центре Киева.


— Какое, на Ваш взгляд, значение будет иметь закон, который окрестили «законом о реинтеграции Донбасса»?


— Все, кто говорит, что закон о деоккупации или реинтеграции способствует этим вещам, или глупы, или не знают, или не хотят понять этот закон, или манипулируют. Это закон «Об особенностях государственной политики по обеспечению государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями в Донецкой и Луганской областях». Этот закон написан на языке международного права. Он констатирует, что Россия — это государство-агрессор, определяет, например, режим боевых действий. Согласно документу, на Донбассе проводится рассчитанная на вытеснение агрессора военная операция. Мы определяем, что Россия оккупировала украинские территории и ведет войну.


Этот закон не является реинтеграционным или деоккупационным. Это хорошая опора для наших судов, потому что на его основе они могут выносить решения относительно людей, которые сидят в тюрьмах у нас и должны получить определение статуса: террорист, представитель российских нерегулярных подразделений (иностранные наемники, казаки, частные военные компании) и тому подобное. Международные партнеры, с которыми я общался, очень довольны этим, потому что, наконец, мы определили, кто есть кто.