Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Independent (Великобритания): холодная война закончилась, но почему Запад не может это признать?

Мэри Дежевски в 1970-х годах училась в Советском Союзе, и с тех пор увидела там очень много перемен. Она удивляется тому, что западные представления о России застряли в прошлом.

© РИА Новости Владимир Вяткин / Перейти в фотобанкДевушка едет на велосипеде по Крымской набережной в парке искусств Музеон в Москве
Девушка едет на велосипеде по Крымской набережной в парке искусств Музеон в Москве
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Обозреватель британского издания Мэри Дежевски вспоминает свою учебу в Советском Союзе в 1970-х и сравнивает СССР с современной Россией. Дежевски пишет, что не понаслышке знает, что такое Советский Союз и поэтому не понимает, когда кто-то низводит современную Россию до СССР времен холодной войны. В своих представлениях об этой стране Запад как-будто остался в прошлом, негодует она.

Как день неизменно сменяет ночь, так и каждое новое мнимое российское злодеяние, скажем, отравление Скрипалей, неизменно влечет за собой заезженные стереотипные обвинения. Россия быстро превращается в Советский Союз времен холодной войны, или уже превратилась в него — всем нам на беду. Эти утверждения для пущей убедительности сопровождаются различными эпитетами и метафорами: Россия сегодня является тоталитарной диктатурой, а Владимир Путин — Сталин наших дней. У России — две цели, возвещают ее хулители. Первая цель — угнетать собственный народ, а вторая — разделять и властвовать над Западом в виде НАТО и Евросоюза.

Сегодняшние наиболее проницательные воины холодной войны признают, что нынешний ледниковый период существенно отличается от старого. Вместе с тем, они настаивают, что конфронтация между двумя блоками, представляющими диаметрально противоположные системы ценностей (между открытым и закрытым, альтруистским и эгоистическим, оборонительным и агрессивным, свободным и порабощенным, хорошим и плохим) по своей сути остается прежней. Медведь может улыбаться и махать лапой, но от этого он не перестает быть медведем.

Позвольте начать с признания. Я вообще никогда не понимала тех, кто отстаивает эту точку зрения — ну, то есть, если эти люди не понаслышке, а из личного опыта знают, что такое настоящий Советский Союз и сегодняшняя Россия. Такие сравнения простительны тем, кто родился, скажем, после 1985 года, и свои знания об СССР почерпнул из старых карт и учебников истории, или тем, кто уехал из Советского Союза и никогда после этого не посещал Россию. Но на этом мое снисхождение заканчивается.

Любому, кто бывал в Советском Союзе и в сегодняшней России, контраст между ними кажется ошеломительным. Я в очередной раз убедилась в этом совсем недавно, когда поехала в провинциальный город, где в 1970-е годы училась по программе студенческого обмена, действовавшей между Британией и СССР. То были годы брежневского застоя и период пика холодной войны.

В те времена повседневная жизнь была вечной борьбой — если ты не занимал какое-нибудь привилегированное положение в обществе, которое зачастую было весьма ненадежным и непрочным. Российский город Воронеж с миллионным населением, куда я приехала осенью 1972 года, находится в центре России. В те времена это был закрытый город почти во всех отношениях. Чтобы попасть туда, иностранец должен был получить разрешение. По той же причине туда нельзя было лететь самолетом (а вдруг ты увидишь сверху секретный объект) и ехать поездом в дневное время. Советские сводки новостей были пересказом статей из газеты «Правда», а «Правда» и ее соседи по информационному цеху были единственными источниками новостей. Но иногда вам могло повезти, если вы натыкались в киоске на редкий экземпляр газеты «Морнинг Стар».

В студенческом общежитии мы жили по три человека в комнате (российские студенты обычно жили по пять человек). Моими соседями были председатель студенческого союза (коммунистической партии) и дочь привилегированного партийного начальника из Волгограда. Горячую воду давали один или два раза в неделю. Фрукты и овощи исчезали с прилавков магазинов, как только выпадал первый снег, а появлялись, когда он таял (то есть, их не было с ноября по апрель). А мясо можно было найти только на коммерческом крытом рынке, причем по немыслимым ценам. Нам посоветовали взять с собой в СССР витамины. (Поехать домой на выходные или на каникулы не было никакой возможности.)

Российским студентам и местным жителям повезло меньше. Воронеж был городом третьей категории, а это значило, что снабжение там было намного хуже, чем в Москве или в Ленинграде (сегодняшний Санкт-Петербург). Правда, оно было лучше, чем во многих провинциальных городах и на селе. Женщины вставали ни свет ни заря, чтобы занять очередь хотя бы за какими-то свежими продуктами, которые могли завезти в магазины. Первые лимоны, которые я увидела в открытой продаже на уличных прилавках, привезли как раз к Международному женскому дню. К концу зимы подавляющее большинство населения начинало болеть. Ежегодная эпидемия гриппа длилась месяц, а то и более. Молодежь страдала от серьезных сердечно-сосудистых и респираторных заболеваний, которые на Западе встречались редко. А самое главное, люди боялись — боялись властей, иностранцев и даже собственных соседей.

Это лишь краткое описание того года, который мы, девять студентов из различных капиталистических стран, провели в хмуром, необщительном и тусклом городе, и благодаря своим джинсам, пластинкам «Битлз» и западным привычкам давали россиянам возможность хотя бы мельком увидеть тот мир, который для большинства из них был просто немыслим. То было время, когда закончилась война во Вьетнаме, когда Никсон погряз в Уотергейтском скандале, когда в Британии проходили забастовки рабочих, а в Северной Ирландии царила смута. Но мы не знали об этом почти ничего, как и о том, что происходит в Кремле.

Вернувшись в Воронеж спустя много лет, я увидела, что город полностью преобразился. На сей раз я, как и россияне, могла по интернету заказать билеты на поезд и самолет, а также номер в гостинице. Рубли сегодня можно получить в банкоматах, коих повсюду великое множество. Отличить русских студентов от сверстников из какой-то другой развитой страны очень сложно — разве что по православным крестикам, которые носят очень многие, чтобы, как мне кажется, подчеркнуть свою русскость. Там есть супермаркеты и кафе, загородные торговые центры. А машин в городе столько, что пробки возникают каждый день. Спутниковое телевидение позволяет увидеть мир прямо из гостиной (если ты этого хочешь, и у тебя есть деньги на его оплату). Молодежь связана между собой благодаря смартфонам и социальным сетям, как и на Западе. В интернете нет никакой цензуры (это не Китай). Люди ездят в отпуск за рубеж, а многие студенты стажируются за границей. Любой книжный магазин предложит вам богатое литературное многообразие, включающее весь спектр от Дэна Брауна и истории Российской империи до «Скотного двора» Джорджа Оруэлла.

А что качается аргументов о том, будто Россия за последние 5-10 лет путинского правления вернулась в советскую эпоху, то это зависит от того, с чем сравнивать. Если для вас точкой отсчета являются 1990-е годы с их хаотичной свободой (помните, тогда появились олигархи, а многие простые люди обнищали), то тогда жизнь стала безмерно лучше. Об экономических успехах и неудачах России очень часто судят только по добыче нефти и газа и по ее предполагаемому нежеланию «реформироваться».

Но где в этой статистике процветающий потребительский сектор, который вырос с нуля? Где рекордные урожаи зерновых, где изобилие свежих продуктов питания, которые заметно улучшили здоровье населения? Между прочим, западные санкции дали мощнейший толчок развитию сельского хозяйства в России. Что, эти перемены мы тоже не должны учитывать?

Конечно, будет уместно спросить, не придаю ли я слишком большое значение материальному благосостоянию, делая это в ущерб интеллектуальной и духовной жизни. Ведь некоторые россияне, особенно из числа тех, с кем обычно встречаемся мы, люди Запада, часто жалуются, что духовное и интеллектуальное сегодня ценят не так, как прежде. На это я отвечу так. Жизнь, в которой отсутствует самое необходимое для сносного существования, или в которой это самое необходимое можно достать только благодаря льготам и нечестными способами, не может называться жизнью. Раньше эти основные потребности не удовлетворялись, а сегодня подавляющее большинство имеет все необходимое. Это не может не отразиться на культуре общения и цивилизованности общества. И это никак нельзя назвать возвращением к прошлому, тем более, к холодной войне.

Но если русские сегодня гораздо лучше обеспечены, лучше информированы и больше не живут в страхе, то почему Запад так убежден в том, что Владимир Путин вознамерился добраться до нас своими длинными руками, а русские остаются для Запада вечным врагом?

Один из ответов заключается в том, что у нас в голове одновременно умещаются два противоречащих друг другу образа — один народа и второй — государства. Как свидетельствуют многочисленные иностранные болельщики, получившие колоссальное удовольствие во время чемпионата мира по футболу, народ может быть благожелательным и дружелюбным, если погода хорошая, и если его немножко подбодрить (иными словами, он почти такой же, как и мы). А вот всемогущее государство и злобный царь Владимир — они точно замышляют недоброе нам на погибель.

Надо сказать, что старые обычаи и привычки (обычаи и привычки советской эпохи) отмирают с большим трудом, причем с обеих сторон. Однако разговоры о том, что Россия на государственном уровне в лице Путина или Кремля видит свою главную цель в ослаблении и даже в разрушении Запада, очень сильно отдают опасной предвзятостью и свидетельствуют о полном непонимании российских устремлений.

Список обвинений Запада против России хорошо знаком. Его в очередной раз зачитала Тереза Мэй 5 сентября в ходе своего демарша по делу Скрипалей в палате общин. Но этот список с годами очень мало меняется. По словам Мэй, «эта атака с применением химического оружия… стала частью общих закономерностей в поведении России, которая упорно стремится подорвать безопасность нашей страны и наших союзников во всем мире. Она разжигает конфликт в Донбассе, она незаконно присоединила Крым, она неоднократно нарушала воздушное пространство ряда европейских стран, она ведет неослабевающую кампанию кибершпионажа и вмешивается в выборы. Россия стояла за попыткой насильственного переворота в Черногории. И российской ракетой, запущенной с контролируемой пророссийскими сепаратистами территории, был сбит самолет рейса МН17».

Большая часть из сказанного соответствует действительности, или почти соответствует. Но у России есть и свой список обвинений против Запада, появившийся после холодной войны. Начинается он с расширения НАТО и ее продвижения к российским границам, с бомбардировки ее братьев-славян в Сербии. Далее следует интервенция в Ираке и злоупотребление резолюцией Совета Безопасности ООН по Ливии, в результате чего был свергнут Каддафи, а в стране возникла анархия, как и в ходе войны в Ираке. Россия может также заявить, что ее действия, включая аннексию Крыма (она называет это воссоединением), носили не наступательный, а оборонительный характер, являясь ответом на деятельность Запада.

Здесь не место и не время разбираться в правоте и неправоте приведенных примеров. Каждый из них отличается от другого и заслуживает отдельного анализа, но главное состоит в том, что почти на всем протяжении путинского правления Россией Запад и Кремль оценивают важнейшие события абсолютно по-разному. В частности, у России складывается такое ощущение, что Запад не признает кончину Советского Союза, как и то, что у постсоветской России имеются свои собственные национальные интересы, которые она вправе отстаивать.

Я, как и многие другие западные наблюдатели за Россией, смею утверждать, что сохранение, а затем и расширение НАТО стало серьезнейшей ошибкой, из-за которой были уничтожены все шансы на подлинное урегулирование проблем в Европе после холодной войны в 1990-х годах. Мне кажется, что Запад просто не смог в полной мере оценить те беды и невзгоды, которые россияне пережили за последние 30 лет после краха политической системы и империи. Такая ситуация породила бы чувство уязвимости и обиды в любой стране. Британия, например, до сих пор не оправилась в полной мере от своего пост-имперского похмелья.

Но пока Запад и Россия будут с подозрением относиться к намерениям друг друга, и пока между ними будет существовать непонимание, изменить что-то будет очень трудно. Однако Запад является более сильной стороной в этом противостоянии, о чем свидетельствуют все показатели — экономическая мощь, ВВП на душу населения и оборонительный потенциал. А поэтому он может себе позволить сделать первый шаг. Но упорно отказывается от этого. А когда с таким предложением выступил Дональд Трамп, вашингтонский истэблишмент пресек его попытки и продолжает делать это по сей день.

Нет, Россию нельзя освобождать от ответственности, хотя ответственность Кремля за отравление Скрипаля и Литвиненко пока не доказана (по крайней, мере, на мой взгляд, ведь в заключении судьи сэра Роберта Оуэна (Robert Owen) по второму делу есть только это заявление: «Операция ФСБ по убийству Литвиненко, вероятно, была утверждена Патрушевым [в то время он возглавлял ФСБ] и президентом Путиным», а также это: «Существует большая доля вероятности, что [Андрей Луговой] отравил Литвиненко по указанию ФСБ»). Точно так же, нет доказательств «сговора» России при избрании Дональда Трампа и ее воздействия на британский референдум по Брекситу. Однако Россия вела жестокую войну против сепаратистов в Чечне, она запугивает своих соседей, она создала опасный прецедент, аннексировав Крым, она осуществляет вмешательство на востоке Украины, а Путин несет ответственность за создание такой атмосферы, в которой некоторые оппозиционеры, включая журналистов и политиков, ощущают угрозу. Это неправильно. Но считать Россию страной нового сталинского террора — значит преуменьшать ужасы сталинизма и забывать, какой закрытой страной она была до 1991 года.

Та угроза, которую сегодня, согласно представлениям Запада, представляет Россия, несопоставима с опасностями, исходившими от Советского Союза. В то время два соперничавших между собой идеологических блока и две армии противостояли друг другу в «игре» под названием взаимное гарантированное уничтожение. Если сегодня Россия и создает какие-то угрозы, то это в силу того, что она чувствует, как ей угрожает Запад, и по той причине, что гарантий безопасности и каналов связи советской эпохи больше не существует. Заявления о том, что Россия по своей природе является агрессивным государством, или что Путин хочет возродить советскую империю, не соответствуют действительности. Одним из приоритетов Путина на всем протяжении его президентства является заключение договоров об оформлении постсоветских границ России. Его небезызвестное заявление о том, что распад Советского Союза стал «величайшей геополитической катастрофой 20 века», относится к тому хаосу, который возник в России в 1990-е годы, и он много раз это объяснял.

У России есть и внутренние сдерживающие факторы, накладывающие отпечаток на ее действия. Один из них — российское общественное мнение. Прежде этот фактор не существовал, и Запад очень редко признает, что он является реальной силой. Второй фактор — внимательное и довольно чувствительное отношение государства к тому, как Россию воспринимают за рубежом.

Почему Кремль не пошел дальше на Украине? Почему его интервенция в Сирии носит ограниченный характер? И почему ведутся непрестанные переговоры в попытке предотвратить, как выражается Запад, «кровавую бойню» в провинции Идлиб? Ответ на все эти вопросы заключается в следующем. Те, кто помнят унизительный вывод советских войск из Афганистана, и те, кто потерял родных и близких в рискованных военных кампаниях, оказывают определенное влияние на режим, который до сих пор в определенной мере боится своего народа. Свое воздействие на него оказывают и народные протесты, скажем, против повышения пенсионного возраста, участники которых спрашивают, почему государство, проводя такую реформу, тратит деньги на войны за рубежом.

Если бы Запад попытался задуматься над тем, каковы сегодняшние мотивы России (а это, среди прочего, неизбывное стремление к обеспечению своей безопасности и к уважению со стороны других стран после периода унижений, связанных с распадом Советского Союза), то он сумел бы сложить очень многие кусочки головоломки и понял, что путинская Россия не такая уж и угрожающая.

Увы, до осознания этих простых истин пока еще очень далеко.