Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Dagens Nyheter (Швеция): долгие годы Ингер не знала, кем был ее русский отец

© РИА Новости Алексей Свердлов / Перейти в фотобанкСоветский воин-освободитель. 1935-1936 год. Рисунок художника Алексея Алексеевича Кокорекина (1906—1959) - советского графика, мастера политического плаката, заслуженного деятеля искусств РСФСР.
Советский воин-освободитель. 1935-1936 год. Рисунок художника Алексея Алексеевича Кокорекина (1906—1959) - советского графика, мастера политического плаката, заслуженного деятеля искусств РСФСР.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Шведка Ингер Густафссон нашла отца благодаря российской телепрограмме «Жди меня». Познакомившись с российскими сестрами, она узнала историю любви своей матери и русского солдата, бежавшего из плена и попавшего в Швецию в 1942 году. Удивительную историю рассказывает «Дагенс нюхетер».

Благодаря российской телепрограмме, аналогичной шведской «Без следа», Ингер Густафссон (Inger Gustafsson) нашла свою новую семью. В прямом эфире она встретилась с одной из единокровных сестер и больше узнала о своем отце. Долгое время ей было очень интересно, кем же был тот русский солдат, которого ее мать когда-то повстречала в Абборрчерне.

Когда Ингер Густафссон было 14 лет, она совершенно не хотела ехать в гости к дяде и тете и смотреть там телевизор. А ведь тогда, в конце 1950-х, смотреть на двигающиеся картинки в странном аппарате считалось почти сенсационным развлечением.

Мама Маргит настаивала, а Ингер отказывалась. Ссора разгоралась все сильнее, и, наконец, разговор зашел об отце Ингер Карле Иваре. Внезапно мама взорвалась. «Тебе стоит быть благодарной. Он заботится о тебе, хотя он и не твой отец».

«Я ничего не понимала. Не мой? Ведь он всегда ко мне был так добр и вставал на мою сторону. Я хотела узнать больше, но мама молчала, а я не решалась спрашивать. Со временем я узнала, что мой отец был русским, а звали его Алексей. Но мама своего секрета так никогда и не раскрыла», — рассказывает Ингер.

От Алексея осталось лишь несколько фотографий.

«Многие годы я смотрела на них и размышляла, кем же он был, о чем он думал и что чувствовал. Долгое время внутри меня была лишь пустая дыра».

В российской телепрограмме «Жди меня» встречаются люди, которые потеряли друг друга в ходе войн и других драматических событий в России и Советском Союзе. Шведский аналог передачи называется «Без следа» (Spårlöst).

«Я так долго думала об отце. Жив ли он еще? Вопросов было много, и чем старше я становилась, тем больше горевала, что не могут получить ни одного ответа. Российская телепрограмма стала моим последним шансом», — рассказывает Ингер.

Весной 2014 года она обратилась в «Жди меня», чтобы с помощью этой программы попытаться узнать, не знаком ли кто-то с ее отцом Алексеем и нет ли у нее родственников в России. 28 марта Ингер отправила запрос, а менее чем через месяц уже сидела в телестудии в Москве.

Ведущий попросил ее выйти на сцену. Он называл ее Ингер Алексеевна, ведь отца звали Алексей, а в России принято обращаться к людям по имени и отчеству. С другой стороны на сцене появилась миниатюрная женщина в черном платье и со слезами радости на глазах.

«Это была Татьяна, младшая из трех дочерей моего папы в России. Они с сестрами практически ничего не знали о том времени, что он провел в Швеции. Никто и не подозревал, что у него есть еще одна дочь», — говорит Ингер.

Но как же произошло, что у шведки из Лудвики в Даларне и трех сестер из маленького русского городка Буй, что в 400 километрах северу от Москвы, — один отец? Да, как познакомились Алексей и Маргит? Как у них родился ребенок, который никогда не видел своего отца?

Расследование приводит нас к временам Второй мировой войны. Молодого Алексея Перова призвали солдатом в советскую армию, но он вскоре попал в плен, и немцы отправили в Норвегию, где он трудился как раб. Вместе с двумя товарищами ему удалось бежать, и после тяжелого пути по морозу и совсем без еды они пересекли границу со Швецией. На дворе был май 1942 года.

Через год Алексей, наконец, попал в лагерь, который находился в лесу в паре километров от Абборрчерна на юге Даларны. После побега он весил 50 килограмм и напоминал тень прежнего себя — статного мужчины с приятной внешностью и привычкой хорошо одеваться.

Неподалеку от Абборрчерна находилась маленькая усадьба Лаггбюн. Там с тремя дочерьми жила Анна, рано потерявшая мужа вдова. Им приходилось тяжело трудиться, чтобы выжить. Электричества не было, и женщины в грубой мужской одежде часто работали в лесу.

Осенью 1943 года или, возможно, весной одна из дочерей, Маргит, устроилась поварихой в лагерь в Абборрчерне. Она сменила мужскую одежду на бело-голубое хлопковое платье с оборками и стала получать 180 крон в месяц.

Как и когда сблизились Маргит и Алексей, не знает никто. Она не знала русского языка, а он знал всего несколько слов по-шведски. И они совсем немного времени провели вместе, прежде чем советские власти угрозами вынудили Алексея вернуться на родину в октябре 1944 года.

Тогда еще ни он, ни Маргит не знали, что у них будет ребенок — дочка, которую назовут Ингер.

Незадолго до того, как Алексей должен был покинуть Абборрчерн навсегда, они с Маргит отправились в близлежащий городок Лудвика — в местное фотоателье. На фотографии Маргит в блузке с укороченными рукавами, а Алексей — в светлой рубашке в тонкую полоску.

Много лет спустя Ингер постоянно смотрела передачу «Без следа». Она часто размышляла о том, каково это — узнать немного больше о своем происхождении, и, возможно, даже встретить незнакомых отца или мать.

«Мне становилось все интереснее, кто же мой отец. В моем сердце что-то засело. Я хотела больше узнать о своих корнях. Чем старше становишься, тем сильнее это чувство. Время как будто убегает от тебя», — говорит Ингер.

С помощью журналистки Элизабет Хедборг (Elisabeth Hedborg), которая несколько лет работала в Москве, она начала искать ниточки, которые могли бы привести ее к Алексею. Расследование в «Жди меня» дало ей последний и самый важный кусочек этой головоломки.

Покинув Швецию, Алексей в конце концов попал в русский городок Буй. Там он женился и у него родились три дочери. Он работал портным и большую часть времени проводил за швейной машинкой. На вопросы о том, что случилось с ним в Швеции, никогда не отвечал. Лишь несколько раз в разговоре упоминал, что у него там осталась подруга.

«Одна из его дочерей потом мне рассказывала, что у него была затертая фотография молодой шведки, но потом она пропала. Наверное, жена ее выкинула, вероятно, из ревности», — рассказывает Ингер.

Через некоторое время после встречи с младшей сестрой Татьяной на эфире «Жди меня» Ингер приехала в Буй, городок с 35 тысячами жителей, и познакомилась с двумя другими сестрами. Это была потрясающая поездка, полная эмоциональных встреч. Ингер останавливалась на день у каждой из сестер, слушала рассказы об их жизни и о папе.

«Я увидела старую папину швейную машинку и его наперстки. Я сидела на его кровати, в которой он умер в 1992 году. Я побывала на его могиле. Когда я отправилась домой, у меня с собой было шесть его старых стаканов, несколько наперстков и его большая фотография».

«Сейчас эта фотография висит у меня в квартире в Лудвике рядом с фотографиями Маргит и Карла-Ивара, который был мне добрым отцом, пусть и не родным».

Ингер всегда любила музыку и танцы, обожала играть на аккордеоне. Ей 74 года, но она по-прежнему подрабатывает в доме престарелых в Лудвике. Часто она достает аккордеон и поет песни для стариков.

«С раннего детства я всегда удивлялась, почему меня так привлекает аккордеон и почему я не могут жить без танцев. Сестры рассказали мне, что папа очень любил аккордеон. Возможно, во всем виноваты мои русские гены?»

Маргит так никогда и не узнала, что произошло с ее Алексеем. Она скончалась в 2010 году и унесла свою историю с собой в могилу.

Советские военнопленные в Швеции

Несколько тысяч советских солдат бежали во время Второй мировой войны в Швецию — большинство из немецких трудовых лагерей в Норвегии и Финляндии. Более половины выслали обратно в СССР, многих, вероятно, в той или иной степени против воли.

В Бергслагене, Уппланде и Сёрмланде было семь лагерей для интернированных советских граждан. Они пользовались свободой передвижения, а потому общались со шведами, которые жили неподалеку от лагерей.

Шведские власти позволяли СССР контролировать российских интернированных граждан. В лагерях были тайные агенты, а персонал получал вознаграждение от СССР.

Шведское правительство предпочитало не распространяться о том, как поступали с советскими солдатами и как их переправляли в СССР.

У многих из тех, кто вернулся домой, в Швеции остались дети, лишившиеся отцов.

Некоторых бывших пленных расстреляли, другим, прежде чем вернуться домой, пришлось некоторое время пробыть в трудовых лагерях.