Споры вокруг университетов будоражат страсти по обе стороны Атлантики, поскольку именно с ними связано будущее интеллектуальной свободы на Западе. Будь то исламо-левацкие течения во Франции или борцы за социально-расовую справедливость в Америке, речь идет об одной и той же тенденции к идеологизации и фальсификации знания. А учреждение, которое в теории должно демонстрировать максимальную открытость к интеллектуальному плюрализму, проявляет к нему враждебность. Западный университет сегодня как никогда закрыт для разума.
Ортодоксия разнообразия доминирует не только в социальных науках, но и самых неожиданных областях, таких как математика и физика: их тоже нужно «деколонизировать», спасти от «засилья белых». Свойственный ей жаргон заключается в том, чтобы представлять бессмысленные измышления научными знаниями и выставлять идиотами тех, кто упорно не хотят подчиняться.
Темы исследований
В университетах существуют темы и направления исследований, которые становятся почти что обязательными. Любой, кто не принимает их, обрекает себя на то, чтобы остаться на периферии, и вряд ли сделает карьеру. Жан-Франсуа Ревель (Jean-François Revel) так описывал условия интеллектуальной жизни в СССР: «Идеологическое преступление, судя по всему, начинается в тот момент, когда интеллектуал проявляет интерес к чему-то помимо тем официальной пропаганды. Руководство ощущает угрозу, как только ум поворачивается к чему-то, кроме поддержания советской действительности». Точно так же, если сегодня молодой специалист не принимает гендерные исследования или постколониальную теорию, у него мало шансов отвоевать себе место в социальных науках. И чем быстрее бегут годы, тем меньше становится среди преподавателей и профессоров наследников великих университетских традиций. А последнее пространство свободы исчезает и скоро исчезнет.
Определенные мировоззрения стали практических невозможными в современных вузах. В университете больше не думают самостоятельно, а стремятся показать, что думают, как все. Для этого используются особые ключевые слова, которые служат признаком поддержки политкорректного режима. Даже тот, кто пытается незаметно дистанцироваться от режима, должен преклоняться перед этими тотемами и ритуально осуждать врагов режима, чтобы затем позволить себе краткий миг личной интеллектуальной свободы. Речь может идти о назначенном вместилищем всех грехов популисте или интеллектуале с плохой репутацией, от одного упоминания имени которого всех бросает в дрожь. Чтобы разобраться в современных обычаях университетской среды, нам потребовался бы талантливый этнолог.
Идеологический контроль
Рушатся сами условия интеллектуальной жизни. Что бы ни говорили те, кто не принимают всерьез гипотезу тоталитаризма разнообразия, жизни разума на современном Западе, возможно, придется сделать выводы из интеллектуальной жизни на вчерашнем Востоке. Если помните, в этих странах в период диссидентства часть интеллектуальной жизни протекала в форме тайных семинаров. Они формировали пространство мышления, участникам которого не нужно было демонстрировать чудеса теоретической эквилибристики, чтобы выразить хоть какое-то несогласие с режимом. Эта среда позволяла мыслить на других основах, без подчинения постоянному идеологическому контролю. Она дарила радость мышления без следования догме. Возможно, работа мысли должна вернуться к таким пространствам, которые позволят возродить отвергаемый сегодня университетский идеал. Они стали бы интеллектуальными оазисами.
Нынешняя идеологизация мысли выходит далеко за границы университета. В Северной Америке множатся «антирасистские» курсы во всех сферах жизни, будь то предприятия, профсоюзы или школы. Общество превращается в лагерь по перевоспитанию. Выходят все новые законы против «выражения ненависти», чье определение становится все шире. Выражение несогласия с режимом все чаще влечет за собой общественную и профессиональную изоляцию. Оказывается, в наше время существует такая вещь как идеологическое преследование. Еще недавно, казалось бы, безобидная фраза может внезапно стать страшным оскорблением. Для противостояния этой тенденции в той мере, в какой это еще возможно, на Западе, возможно, однажды возродится самиздат.
