Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

The New York Times (США): в Америке есть правящий класс. Почему политическая элита отрицает свою принадлежность к нему?

Лос-Анджелес - ИноСМИ, 1920, 01.04.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Автор берется доказать то, что многие и так подозревали: люди с влиятельными родителями и связями имеют в США больше шансов, чем человек с улицы. Но американцы по-прежнему верят в человека с улицы, который наведет порядок в Вашингтоне, — даже если он богат и груб, как Трамп. Очевидно, автору NYT эта вера кажется глупой.

У самых влиятельных и властных людей в Америке есть проблема. Они не могут признаться, что обладают влиянием и властью.

Возьмем Эндрю Куомо (Andrew Cuomo). Во время недавней беседы с репортерами оскандалившийся губернатор настаивал, что «не является членом никакого политического клуба избранных». Такое заявление ставит в тупик, потому что Куомо является губернатором штата Нью-Йорк уже третий срок, а его отец тоже занимал эту должность три срока. А еще господин Куомо был прокурором штата и министром жилищного строительства и городского развития.

Или вспомним директора национальной разведки Эврил Хейнс (Avril Haines). Когда было объявлено о ее назначении, Хейнс сказала: «Я никогда не стеснялась говорить правду власти». Довольно любопытный способ объяснить причины своей головокружительной карьеры, в которой была работа в элитных университетах, престижная служба клерком в федеральном апелляционном суде, важные должности во внешнеполитическом и разведывательном ведомстве, за которыми последовало назначение на пост, равный министерскому, с 60-миллиардным бюджетом вверенного ей ведомства.

Такой лживой саморекламой занимаются не только демократы. Сенатор от штата Миссури Джош Хоули (Josh Hawley), например, создал себе образ рыцаря без страха и упрека из народа, который борется с далеким зловредным «политическим классом». Он старается не выпячивать карьеру отца-банкира, свою учебу в Стэнфорде и Йеле. Он скромно умалчивает, что работал клерком у важных судей, в том числе у председателя Верховного суда Джона Робертса (John Roberts). О важности должностей Хоули можно спорить. Но бесспорно то, что он принадлежит к той самой элите, которую так яростно бранит.

Речь можно вести не только о политиках. Бизнесмены тоже любят предстать в образе «разрушителей» застойных отраслей и новаторов. Но в этой идее нет ничего бунтарского и крамольного. Ее популяризовал профессор из Гарварда, а продвигает целая армия консультантов. Ее поддерживают самые богатые и самые авторитетные люди в мире.

Примеров множество, причем из разных партий, полов и областей деятельности. Но приведенных случаев достаточно для демонстрации того, как члены узкого привилегированного круга делают вид, что они в этот круг не входят. Вопрос в том, почему.

Отчасти это объясняется стратегией. Притворяться человеком со стороны, человеком из народа выгодно, так как это дает возможность влиятельным людям дистанцироваться от последствий принимаемых ими решений. Когда все идет хорошо, они рады поставить это себе в заслугу. Когда что-то не получается, можно обвинить некомпетентный и враждебный истэблишмент, который сорвал их благие намерения и прозорливые планы.

Еще есть так называемая поколенческая составляющая. Хелен Эндрюс (Helen Andrews) утверждает, что бэби-бумерам (людям, родившимся после 1945-го года) из послевоенного поколения всегда было неудобно из-за того экономического, культурного и политического превосходства, которого они добились в 1980-е годы. «Бунтари пришли в истэблишмент, — пишет она, — но они хотели еще покрасоваться в роли революционеров, удерживая в своих руках власть». Несоответствие между контркультурной молодостью бумеров и их взрослыми обязанностями ярко показано в ряде фильмов, например, в «Большом разочаровании».

Такие стратегические и поколенческие факторы помогают объяснить поведение Эла Гора (Al Gore), который в 2000 году во время предвыборной борьбы с Джорджем Бушем-младшим претендовал на роль представителя «людей, борющихся с власть имущими». Увы, даже на фоне выпускника Йеля, сына бывшего президента и внука сенатора (имеется в виду Джордж Буш-младший — прим. ред.) Гор на народного типажа не тянул. Будучи выпускником Гарварда, действующим вице-президентом и сыном сенатора, Гор, увы, не мог считаться выходцем из народа. А в свое время Ричард Никсон, которого ненавидели бэби-бумеры, нападал на статус-кво не менее яростно, чем какой-нибудь хиппи. Нежелание брать на себя ответственность — это не какая-то странность бумеров. Оно глубоко укоренилось в американской культуре.

Вспомним прославленный фильм режиссера Фрэнка Капры «Мистер Смит едет в Вашингтон», снятый в 1939 году. Фабула картины в том, что честный человек разоблачает коррупцию государственных служащих и органов власти с огромным риском для себя. Идеалист Джефферсон Смит убежден, что власть принадлежит не юридическим авторитетам из истэблишмента, и из-за этого становится отщепенцем-парией в узком сенатском кругу. Но на кабельном телевидении он почувствовал бы себя как дома.

Фильм эффективен, потому что драматизирует и подчеркивает еще более старые мифы. Смита сравнивают с Честным Эйбом (президент Abraham, или Abe, Линкольн — уничтожитель рабства в Америке, прим. ред.), этим простым лесорубом, который отменил рабство, провозгласив самоочевидную истину, что все люди равны. Да, и вправду Авраам Линкольн был юрисконсультом железной дороги и партийным активистом. Но и на этих скромных постах он демонстрировал поразительные способности заключать закулисные сделки и осуществлять бюрократический надзор. Он был успешным президентом как раз потому, что являлся членом политического клуба, или по крайней мере знал, как в него вступить.

В некотором роде стремление американцев примкнуть к мятежным идеалистам имеет определенные преимущества. Есть все основания не доверять карьерным политикам и закрепившейся на своих местах элите. Даже когда у человека со стороны нет ответов на все вопросы, он может привлечь внимание к непризнанным проблемам.

Но такое недоверие становится опасным, когда оно противопоставляет благие намерения и нестандартные действия практическим потребностям государственного управления. Главная задача политики не в том, чтобы говорить правду власти. Она в том, чтобы использовать власть для достижения общих целей.

В своей прочитанной в 1919 году лекции «Политика как призвание и профессия» социолог Макс Вебер утверждал, что преданность нравственным принципам должна сочетаться с этикой ответственности, которая нацелена на достижение результата посредством переговоров, компромиссов и профессиональных секретов. Наш культ человека со стороны делает такое сочетание невозможным.

Изменить глубоко укоренившиеся культурные тенденции трудно. Но есть стратегии, помогающие нам примирить спектакль ломки стереотипов и потребности ответственности.

Во-первых, не надо путать предпочтения потребителя с властью. Популярная культура зиждется на устаревших клише, согласно которым накрахмаленное белье и неявственный британский акцент указывают на привилегии. Такой анахронизм заставляет публичных персон доказывать свою непричастность к истэблишменту эстетическим позерством. Слева мы видим несколько богемную манеру поведения госпожи Хейнс, которая одно время работала в книжном магазине, где продавали эротическую литературу. Справа мы обычно наблюдаем преувеличенные проявления мужской брутальности и символы солидарности с рабочим классом.

Но все это не имеет никакого отношения к власти. Судить о государственных и общественных деятелях мы должны по их аргументам и результатам работы. И неважно, что они едят: икру, капусту или итальянскую сыровяленую свинину.

Далее, нам надо учиться у исторических деятелей, которые переняли «этику ответственности» Вебера. Проблемы теории великой личности в истории отвлекают внимание от тех, кто принимал решения, и приковывают его к тем, кто на себе ощутил последствия таких решений. Проблема в том, что читая историю только «снизу вверх», мы лишаем себя примеров того, как люди решали дилеммы прозорливости и ответственности, намерения и результата. Мы чествуем и изучаем важных исторических деятелей, потому что они, будучи несовершенными людьми, принимали невероятно трудные решения. А когда мы отказываемся изучать их деятельность и разрушаем памятники, мы лишаем себя возможности понять, почему они добились успеха — или потерпели неудачу.

И наконец, мы должны честно признать: в Америке есть правящий класс, не номинальный, а фактический. После Второй мировой войны возможность стать членом такого класса получили те, у кого были соответствующие достоинства и заслуги. Но данное обстоятельство не должно скрывать правду, состоящую в том, что на это по-прежнему очень сильно влияет происхождение. Даже если предки Куомо, Хейнс и Хоули не принадлежали к высшему свету, они родились в семьях, чьи привилегии и преимущества помогли им быстро сделать карьеру. Если вспомнить давний трюизм «положение обязывает», то признание «положения» поможет более ответственно относиться к «обязанностям».

Но увещеваниями многого не добьешься. В конечном итоге перемены должны исходить от самих власть предержащих. Мне хочется хотя бы раз услышать такое вот заявление мэра, губернатора или президента: «Да, я начальник, и я всю жизнь добивался такого положения. Я хочу, чтобы обо мне судили по тому, как я исполняю свои обязанности на этом посту, а не по тому, кто я такой».