Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Carnegie Moscow Center (Россия): опаснее санкций. Как изменение климата становится новым источником противоречий между Россией и США

© РИА Новости Алексей Мальгавко / Перейти в фотобанкОмский нефтеперерабатывающий завод
Омский нефтеперерабатывающий завод - ИноСМИ, 1920, 03.04.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Пока ни российский бизнес, ни власти, ни общество не понимают, что такое проблема климата и почему ею нужно заниматься, считает автор. Это непонимание, пишет она, может дорого обойтись не только с точки зрения экологии, но и обернуться для экономики России более серьезными проблемами, чем западные санкции.

Поставки российских энергоносителей в Европу были камнем преткновения в отношениях Москвы и Вашингтона еще со времен холодной войны. Основное возражение американской стороны сводилось к тому, что европейцы таким образом попадают в зависимость от России, которая готова использовать сотрудничество как рычаг давления. Сегодня к этому аргументу может добавиться еще один — экологический. В то время как власти США и Евросоюза принимают все более жесткие меры по борьбе с выбросами парниковых газов, Россия де-факто пытается сохранить в этой области статус-кво.

Игнорировать это расхождение будет все труднее. Президент Байден сделал борьбу с изменением климата одним из главных пунктов своей повестки. Новый механизм пограничного углеродного регулирования скоро примут в ЕC. Даже Китай — спасательный круг России в вопросах противостояния с Западом — объявил о больших климатических амбициях.

Открытие нового экологического фронта может угрожать российским энергокомпаниям больше, чем санкции. Об этом два года назад в беседе со мной открыто говорил бывший советник президента Трампа по климату Джордж-Дэвид Бэнкс. Он не верил в эффективность санкций, но считал, что госмашина и крупнейшие компании России слишком неповоротливы, поэтому не успеют вложиться в инфраструктуру контроля над выбросами, а дальше ударятся о бетонную стену законодательства стран — лидеров в области защиты окружающий среды. И у России действительно остается мало времени для скачка в светлое экологическое будущее.

Обманчивые неудачи

Возможно, такой расслабленный подход России к экологическим вопросам связан с тем, что глобальные соглашения по климату либо полностью, либо частично проваливались. Первой попыткой была Рамочная конвенции ООН об изменении климата, а потом ее дополнение — Киотский протокол 1997 года. Большинство стран не устраивали многие положения документа, поэтому ратификация основополагающего второго этапа протокола произошла только в конце 2020 года — практически в канун окончания его действия.

Другая климатическая инициатива с непростой судьбой — Парижское соглашение. Ожидалось, что оно вступит в силу в январе 2020 года, но государства-участники не договорились о деталях в Мадриде в 2019 году. Вопрос завис в воздухе, а потом из-за пандемии и вовсе был убран в долгий ящик. Пессимизм во многом был связан и с тем, что в 2017 году Трамп вывел США из соглашения.

Сменивший Трампа Байден обещает, что Америка вернется в Парижское соглашение и выйдет в мировые лидеры в борьбе с изменением климата. На грядущем Климатическом саммите в Глазго от участников ожидают новой прозрачной политики и «удвоенных амбиций». Однако и это не гарантирует, что Парижское соглашение не повторит судьбу Киотского протокола. ООН намекает, что документ, как минимум, нужно доработать, чтобы удержать повышение глобальной температуры в пределах 2°C.

Однако скромные успехи в реализации глобальных соглашений еще не означают, что в этой области ничего не меняется. Многие страны уже решили действовать самостоятельно, на опережение, а Россия, к сожалению, не в их числе. О стремлении достигнуть углеродной нейтральности объявили крупнейшие мировые экономики: к 2050 году это обещают сделать США, ЕС, Британия, Япония и Южная Корея, к 2060 году — Китай.

Один из главных инструментов на пути к этой цели — развитие ветряной и солнечной энергетики. Уже сейчас, по данным Enerdata, они дают 9% потребляемой энергии в США, 10% — в Китае, 30% — в Германии. В России этот вид энергии «не играет заметной роли», что отчасти объясняется позицией руководства страны. Например, в начале марта Владимир Путин на совещании по развитию угольной промышленности раскритиковал работу альтернативных источников энергии в США, а двумя годами ранее усомнился и в их экологичности.

США и Китай также лидируют во внедрении технологий по улавливанию и долгосрочному хранению углерода. С помощью этих технологий возможно производство «углеродно-нейтрального топлива» — то есть добывающая компания рассчитывает его потенциальный «углеродный след» и обеспечивает улавливание и хранение соотносимого объема CO2. В январе первую партию такого топлива поставила в Индию американская Occidental Petroleum.

Не менее активно развивается система торговли углеродными кредитами, когда одна компания покупает право на выбросы у другой, обеспечившей их сокращение опережающими темпами. Например, Китай в феврале запустил собственную национальную систему такой торговли, в США она существуют на уровне отдельных штатов. Самой развитой считается система торговли выбросами ЕС (ETS), и грядущее ужесточение требований этой системы уже добавило головной боли российскому бизнесу.

Экология без границ

Европейская ЕТS уже не первый год накладывает серьезные ограничения на предприятия, которые ответственны за вредные выбросы в атмосферу. Фактически она заставляет бизнес либо использовать новые технологии и диверсифицировать поставки электроэнергии, либо уходить с рынка. В ответ некоторые компании предпочли просто перенести производства в менее требовательные юрисдикции третьих стран и продолжать торговать с ЕС. Чтобы защититься от таких попыток обойти правила, европейцы занялись разработкой мер пограничного углеродного регулирования (Carbon Border Adjustment).

В окончательном виде они будут представлены ЕС в июне этого года. Обсуждаются три варианта. Первый — включение торгующих с Европой стран в систему ETS таким образом, что разрешения на выбросы надо будет покупать из отдельного пула квот, и их нельзя будет перепродавать. Как именно это требование будет работать на практике, пока непонятно, поэтому участники рынка ждут летом более подробных разъяснений.

Второй вариант — введение НДС на все углеродоемкие товары. Третий — фиксированный налог на импортный товар «из стран, не заявивших о высоких экологических амбициях». Россия легко может попасть в их число, потому что ничего такого пока не заявляла.

Некоторые российские компании пытаются лоббировать в ЕС более приемлемые для них варианты. Например, производитель алюминия «Русал» предлагает европейцам использовать продуктовый, а не страновой подход, когда платежи будут начисляться исходя из того, отвечает ли конкретный продукт экологическим требованиям ЕС. Удастся ему это или нет — вопрос открытый. Как открыт вопрос, насколько это поможет другим российским компаниям.

Сила дат

Российский ответ на эти перемены пока больше похож на попытки обойти новые правила, чем на стремление стать ответственным участником борьбы с изменением климата. Во многом это связано с тем, что у России нет особых проблем с выполнением формальных обязательств по глобальным соглашениям. Сокращение выбросов в них рассчитывается от уровня 1990 года — то есть позволяет зачесть постсоветский коллапс тяжелой промышленности.

По оценкам ООН, с 1990 по 2000 год общий объем выбросов парниковых газов в России сократился на 40%. Поэтому неудивительно, что еще в прошлом году российские власти смогли объявить, что досрочно выполнили «амбициозную цель» к 2030 году сократить выбросы до 70% от уровня 1990 года.

Однако такого формального выполнения обязательств вряд ли будет достаточно. Сегодня Россия входит в десятку крупнейших эмитентов парниковых газов (около 5% мировых выбросов CO2). В пересчете на душу населения это вдвое выше, чем в среднем в странах G20. Более того, в этих расчетах не учитываются выбросы от нефти, газа, угля, которые Россия экспортирует в другие страны.

Такие масштабы выбросов делают российскую экономику очень уязвимой для западного экологического законодательства, которое может быстро ужесточиться с приходом к власти в США Байдена. Своим указом от 26 февраля он уже определил «социальную стоимость углерода» в размере $51 за тонну с перспективой дальнейшего повышения.

Чтобы нивелировать грядущие издержки, многие американские добывающие компании объявили о планах участвовать в системах торговли выбросами и ускорить проекты по улавливанию углерода. Только у Exxon таких проектов в разной степени готовности сейчас около двух десятков. На этом фоне российский «Новатэк» объявил, что планирует лишь в начале следующего года принять окончательное решение по инвестициям в первый российский проект по улавливанию углерода.

Россия надеется компенсировать это отставание тем, что ей зачтут поглощающую способность лесов. Об этом говорят и российские власти, и бизнес. Однако успех такого подхода сомнителен. Например, Бразилия, которая тоже полагалась на леса, недавно выяснила, что из-за болезни тропические деревья на ее территории начали выбрасывать больше CO2, чем поглощать. К тому же ООН не торопится приравнивать бореальные леса к тропическим, способным поглощать большое количество выбросов. Наконец, в любом случае для учета поглощения нужен прозрачный контроль, который пока вряд ли возможен в России.

Все это доказывает, что без диверсификации экологических подходов выйти на устойчивые темпы сокращения выбросов практически невозможно. И другого пути, кроме как следовать общему тренду на сокращение выбросов, у России нет.

Общее непонимание

В России пока нет даже своей системы контроля выбросов. В конце февраля российское правительство внесло в Госдуму законопроект «Об ограничении выбросов парниковых газов», предусматривающий создание двух реестров — выброса парниковых газов и углеродных единиц. Но один из участников рынка, изучивший законопроект, считает, что уже на начальном этапе это крайне щадящее предложение для индустрии, а на выходе оно, скорее всего, и вовсе растеряет все живые формулировки из-за сильного угольного и нефтяного лобби. Компании просто «не понимают, зачем платить больше».

В России есть позитивные инициативы в этой области: создание пилотных экопроектов по снижению выбросов в семи российских регионах, намерение Москвы выпускать «зеленые» облигации (займы на открытом рынке на экологические проекты), соглашение BP и «Роснефти» по движению к углеродной нейтральности, а также планы отдельных компаний («Лукойл», X5Retail Group, En+) достичь углеродной нейтральности. Однако в целом складывается ощущение, что на сегодняшний день ни российский бизнес, ни власти, ни общество не понимают, что такое проблема климата и почему о нем нужно заботиться.

Это непонимание может дорого обойтись не только с точки зрения экологии, но и стать новым источником напряжения в отношениях России с Западом. Существующие экологические инициативы российского бизнеса вызывают у западных экспертов немало вопросов с точки зрения прозрачности и контроля. Также на Западе критикуют слабое участие российского бизнеса в международных коалициях по борьбе с изменением климата. Западные институциональные инвесторы все больше учитывают экологическую ответственность компаний при выборе объектов для инвестирования. В будущем все это может обернуться для российской экономики куда более серьезными проблемами и ограничениями, чем нынешние западные санкции.

Статья опубликована в рамках проекта «Диалог Россия — США: смена поколений». Взгляды, изложенные в статье, отражают личное мнение автора