Саймон Себаг Монтефьоре - автор книги "Сталин: суд красного царя" ("Stalin: The Court of the Red Tsar"), получившей английскую премию "Лучшая историческая книга года"
Ностальгия является одной из самых могущественных из всех политических сил - и мы часто недооцениваем ее способность искажать правду и реальность. Например, по результатам проведенного недавно опроса общественного мнения, 26 процентов россиян проголосовали бы за Иосифа Сталина, если бы он сегодня принимал участие в президентских выборах. А в Ираке кровавая нестабильность последних месяцев достигла такого уровня, что иракцы, которые всего год назад праздновали свержение Саддама Хусейна (Saddam Hussein), сейчас считают, что им его не хватает.
Возможно, эти два диктатора не удивились бы подобному повороту событий; они оба ценили силу ностальгии и использовали ее для укрепления своего положения. "Русский народ - царистский народ. Ему царь нужен", - часто говорил Сталин. Он понимал, что история имеет значение для народа, и поэтому обращался к истории 16 и 18 веков, чтобы использовать славу Ивана Грозного и Петра Первого для создания своего собственного имиджа.
Иракцы тоже обращают взоры в полные славы давние эпохи. Ирак так долго находился под игом других империй, от Персидской до Оттоманской, а затем Британской, что Хусейну пришлось вернуться назад на тысячи лет, во времена библейского Вавилона, к царю Навуходоносору, чью славу он хотел возродить и восстановить.
Каким образом подобные деспоты завоевывают расположение своего народа? Диктаторы всегда говорят, что только они могут обеспечить стабильность, и они любят позировать перед камерами, покуривая отеческую трубку или держа на руках детей, чтобы донести эту мысль до народа. Во время их правления именно обещания стабильности заставляют народ любить этих правителей, зачастую не обращая внимания на террор, зверства и культ личности. Позднее диктаторы, после их ухода, забываются по той же самой причине - из-за наступления стабильности, которую они обещали.
Однако эта ностальгия обычно проявляется по отношению к раю и герою, которых на самом деле никогда не было В конце 1920-х и в 1930-х годах Сталин не устанавливал в России стабильность, он вел войну и применял террор против своего собственного народа, депортировав 28 миллионов человек, и уничтожив еще 20 миллионов. Для многих сталинская Россия была адом на Земле - однако сейчас этот факт забыт теми, кто "помнит" нечто противоположное, абсолютно положительное.
Пример Хусейна показывает, насколько быстро может деформироваться политическая память: первое десятилетие его правления было временем непрекращающегося террора, жизни миллионов людей были потеряны в бесполезной войне с Ираном, также было вторжение в Кувейт и подавление последовавших за этим восстаний массовыми расправами, расчленением страны и экономическими санкциями. Ирак тем временем терроризировался его жестоким сыном Удеем. Поэтому, как можно было бы подумать, вспоминать практически не о чем, несмотря на арабскую традицию ни в чем не винить себя и обвинять во всем грешный Запад. В Ираке не было ни героя, ни рая.
Однако миф о "Человеке на белом коне" зачастую оказывается сильнее правды. В странах, в которых всегда отсутствовала демократия и гражданское общество, люди часто по традиции очень хотят иметь всемогущего руководителя.
Могущественный лидер дает стране не только стабильность, но и славу - тщеславие наций. Хусейн завоевал славу, заявляя о победе над Ираном и бросая вызов Америке, хотя это и закончилось катастрофой. Триумфальная победа Сталина над нацистской Германией и создание империи в Восточной Европе дали ему авторитет всемирного завоевателя, который, вкупе с иллюзией экономической стабильности, делает его таким притягательным для заблуждающихся 26 процентов россиян наших дней.
Некоторые диктаторы могут обещать славу и стабильность даже после своей смерти. Очень часто эти жестокие монстры настолько подавляют свои страны, что ни у кого не хватает сил, чтобы помешать их сыновьям стать наследными тиранами.
В последнее время Сирия, Северная Корея, Конго и Азербайджан стали наследными монархиями (в республиканском обличье), так как сыновья прежних диктаторов заняли их места. Хусейн тоже хотел, чтобы его преемником стал его ужасный сын.
Только Сталин настолько высоко ценил свою уникальную, мессианскую роль в истории, что отвергал любые мысли о выдвижении своего бестолкового сына Василия. "Но я тоже Сталин", - сказал как-то Василий. Его отец ответил фразой, ставшей чем-то вроде анализа себя самого: "Нет, ты не Сталин и я не Сталин. Сталин - это советская власть. Сталин - он в газетах и на портретах, а не ты, и даже не я".
Позвольте завершить рассказ словами блестящего либерала 19-го века Бенджамина Константа (Benjamin Constant), написавшего о Наполеоне следующее: "Страна, которая может быть спасена каким-либо одним конкретным человеком, никогда не будет спасена надолго. Более того, она и не заслуживает спасения".
