"когда приходят за тобой,
когда приходят за тобой,
когда приходят за тобой,
так трудно быть самим собой:"
Владимир Друк
"Твой папа - фашист!"
"Телевизор"
Мне не нравится Юри Пихль. И никогда не нравился. У нас с ним абсолютно разное чувство права: когда Юри Пихль говорит, что пластмассовые стяжки не были разрешены законом о полиции, но не были и запрещены - у меня холодок по спине.
В теории полицейское государство - это очень просто. Это нарушение принципа разделения властей в пользу исполнительной власти, а не бравые парни с дубинками на каждом перекрестке. Собравшийся 29 апреля Комитет 9 мая объявил события "бронзовой ночи" конституционным переворотом. Прошло всего полгода, и ту же мысль повторил парламентарий Владимир Вельман. Он же и охарактеризовал нынешний парламент как резиновую печать, бездумно штампующую фантазии правительства. Однако визуализирует полицейское государство все-таки присутствие бравых парней на перекрестках, и тогда о нем в полный голос начинают говорить не только читатели умных книжек.
Читатели других, не менее умных книжек объясняют нам, что в Эстонии нет фашизма. Потому что нет ничего общего с Италией тридцатых годов. Потому что нет диктатора. При этом как-то упускается из виду, что диктатор может быть и коллективным - вспомним хотя бы то же Политбюро. Или греческих "черных полковников".
Я не великий физиономист, но при словах "полицейское государство" перед глазами почему-то сразу встает остановившийся взгляд Ансипа, цепкий бизнес-взгляд Ланга и наполненный скрытым ожиданием какого-то только ему понятного торжества взгляд Пихля. Аавиксоо интересен еще меньше, чем Ансип. Его взгляды - тоже.
За исполнение не со сцены монолога Гамлета можно загреметь в тюрьму. Реально. Там ведь есть слова - ". . .восстать, вооружиться. . ."
Вирус полицейского государства есть у всех, но не у всех есть иммунитет в виде гражданского общества. Эстонию, бесспорно, этот вирус скосил. Для этого достаточно непредвзято оценить работу судов. Приведу только два последних своих дела в Таллинском административном суде - дело дочери капитана Сысоева Эсмиральды Меньшиковой против министерства обороны и дело уволенного тюремного охранника Максима Демидова против министра юстиции.
Эсмиральда Меньшикова требовала от министерства обороны "обозначить" захоронение на Тынисмяги, т.е. вернуть украденные в 1995 году эстонскими патриотами таблички с именами или установить новые. Судья не взяла дело в производство, заставив пожилую женщину объяснять, какое она вообще имеет отношение к могиле своего отца и откуда у нее право требовать восстановления его имени на могиле. Перед этим Аавиксоо громогласно заявил, что никакие иски никаких родственников перенос Бронзового солдата не остановят. Имя судьи стоит назвать - Леа Куузе.
Рейну Лангу не понравилось, что его подчиненный Максим Демидов, которого тот никогда в глаза не видел, выступил на защиту Бронзового солдата, и лично уволил Демидова "за причинение ущерба репутации тюрьмы Эмари и тюремной системы в целом". Ранее, в деле Галины Панченко против управы города Таллинна, Государственный суд решил, что ущерб репутации учреждения является предметом доказательства и не может быть голословным. Судья по делу Демидова отказала ему в удовлетворении жалобы, найдя, что "ущерб очевиден" - притом, что никаких доказательств ущерба явлено не было. Имя судьи стоит назвать - Кадрианн Икконен.
В обоих делах с откровенно политическим подтекстом одна судья требовала доказательств того, что очевидно для каждого нормального человека, другая объявляла очевидным то, что нужно было доказывать. Оба раза - в пользу власти. Ни одно дело, которое пытались довести до суда с целью защиты памятника или привлечения власти к ответственности, к производству принято не было. Если бы речь шла только обо мне, я бы постеснялся делать такие выводы. Но независимо от меня работали другие адвокаты и юристы, и результат был тем же, что говорит о жесткой установке судов. То же можно сказать и о заявлениях в прокуратуру, переданных непосредственно или через канцлера юстиции.
Какие, кроме судов, еще были средства у "Ночного дозора", чтобы остановить перенос памятника? Можно было обратиться к парламенту, объясняя, что принимаемый пакет законов не имеет ничего общего с правом. Объяснили. Парламент нас послал - грубо и незаконно. Мы возмутились. Они отмолчались. Единственный подошедший к пикетчикам парламентарий Меэлис Атонен поинтересовался, кто им платит?
После того, как парламент принял закон об охране военных захоронений, я всю ночь писал президенту обоснование того, почему закон нельзя провозглашать. Проснувшись, я узнал (позвонил Кленский), что президент уже провозгласил закон.
Пикеты, демонстрации и митинги, сиречь общественные собрания, полиция незаконно запрещает вот уже полтора года. Не имея на это никакого законного права, ссылаются на решение Европейского суда по правам человека.
Когда Таллинн остановился и загудел, это была классическая акция гражданского неповиновения - сигнал власти прежде всего о том, что никаких других средств с ней бороться уже не осталось. Что сделала власть? Правильно: принялась штрафовать. Силами полиции.
Кстати, по гамбургскому счету Эсмиральда Меньшикова свой процесс выиграла - могила на Военном кладбище "обозначена". Правда, вот только останков капитана Сысоева не нашли. Почему-то именно капитана Сысоева.
Ансип со товарищи сдержал слово: "Мы не будем разговаривать с уличными политиками".
Как-то лет пять назад, мы разговорились с председателем комиссии по трудовым спорам Рейном Рейнсалу, бесспорным знатоком своего дела, о конституционности самого существования комиссии - ведь по конституции правосудие отправляется исключительно судом. Рейнсалу сказал, что кто-то даже написал магистерскую работу, доказывая, что существование комиссии по трудовым спорам неконституционно.
По делам о проступках, которые в том числе пачками фабрикуются в отношении членов "Ночного дозора", уже давно ведется т.н. "внесудебное производство". Которое ведет - правильно - полиция. В конституционных терминах, наверно, это - "внеправосудие". И никто никаких магистерских работ на эту тему не пишет: понимают люди, о чем можно писать, а о чем не следует.
Юри Пихль - социал-демократ:
Я понимаю, почему именно "пакет бронзовой ночи" привлек внимание общественности и породил сайт politseiriik (полицейское государство - прим. ред.). Там речь идет о простых и грубых вещах, понятных каждому - кандалах и удавках. Однако в производстве парламента с апреля находится проект закона об охране порядка, а эта штука посильнее Фауста Гете будет - это закон о "приватизации силы". По этому поводу даже Йыкс что-то проворчал в своем ежегодном обзоре - правда, его никто не услышал.
Собственно, в апреле было даже два аналогичных законопроекта с одинаковым названием - правительства и центристов. Отличия были совершенно незначительными. Когда я поинтересовался у Калле Лаанета, кто же автор центристского проекта (в правительственном проекте круг авторов обозначен), то ответ меня ошарашил: "Когда я был министром внутренних дел, я тоже принимал участие в его составлении". На минуточку: в этой стране законопроекты охраняются авторским правом.
Из кадровых назначений новейшего времени мне вспоминаются два. Первое - это назначение активного функционера реформистской партии Марта Раська председателем Государственного суда. До этого Раськ был адвокатом, министром юстиции и членом парламента. Назначение человека с таким политическим багажом председателем высшего суда в любой нормальной стране вызвало бы, по меньшей мере, обширную дискуссию.
Другое назначение было менее заметным. Юри Пихль неожиданно сложил с себя полномочия генерального государственного прокурора и перешел на менее заметную должность канцлера министерства юстиции. Глава КаПо, глава прокуратуры, Минюст, глава МВД. Осталось побыть главой министерства обороны, чтобы расставить своих людей во всех силовых структурах.
На относительно нового генерального государственного прокурора Нормана Ааса у меня была возможность посмотреть на недавней конференции "Защита личных данных и СМИ", организованной Минюстом. Энергичный и очевидно грамотный молодой человек. За неделю до конференции я позвонил в его офис и спросил, будет ли он в своем докладе говорить о скандале с утечкой личных данных из регистра наказаний - это когда Reporter обнародовал "список грешков" членов "Ночного дозора". Мне тогда сказали, что не знают, так как доклад еще не написан.
На конференции речь пошла о том, является ли обнародованием деликатных личных данных... поздравления в СМИ с днем рождения. О скандале с Reporter не было сказано ни слова. Зато Тармо Вахтера из Eesti Ekspress здорово задело то новое положение из закона, по которому он может теперь добраться до архивного дела Героя Советского Союза Арнольда Мери только через тридцать лет после его смерти - а старик, как назло, все еще жив. Недобрым словом в связи с этим была помянута и долгожительница Ольга Лауристин. "Эстонцы имеют право знать историю Эстонской ССР!",- заявил Вахтер. Странно. Я раньше думал, и имел на то все основания, что не только историю, но и саму Эстонскую ССР эстонцы знать не хотят.
Диктатура - это тоже просто. Это когда нет возможности оспорить решение диктатора, ровно как и не выполнить его.
Кстати, адвокатское бюро, в котором раньше трудился Март Раськ, называлось "Тедер и Раськ". Это тот самый Урмас Тедер, которого сейчас прочат в канцлеры юстиции. Мне они оба запомнились тем, что в 1998 году представляли в судах Языковую инспекцию, поставившую своей целью выгнать из депутатов Юрия Божко (Силламяе) и Юрия Шутенко (Маарду). Юру Шутенко мы тогда отстояли, воззвав к конституции. Сейчас этот номер вряд ли бы прошел. В качестве окончательного доказательства того, что он знает эстонский, Шутенко самостоятельно перевел на русский решение суда, а какая-то из газет на русском языке его даже опубликовала.
Свою "Серую книгу: русские комментарии к эстонской конституции" я, видимо, никогда не закончу. Хотя даже к ее черновикам имеют интерес по меньшей мере три издателя.
Отчаявшись разыскать "ущерб репутации тюрьмы Эмари и тюремной системы в целом" (с правовой точки зрения "репутация тюремной системы" - то же самое, что "репутация системы водоснабжения и канализации"), Минюст направил дело в полицию, сопроводив "социальным заказом" на раскрытие дела о "неисполнении законного распоряжения полиции" - Демидов проигнорировал требование полиции "разойтись". Полиция в лице Айвара Саммала дело доблестно раскрыла и Демидова "внесудебно" наказала, после чего тяжба с Минюстом потеряла всякий смысл.
Почему из сотен людей наказали только Демидова и почему только тогда, когда потребовались доказательства "ущерба" - это отдельные вопросы. Интересно другое: ответственность предусмотрена за неисполнение не любых, а именно законных распоряжений полиции. С целью доказать незаконность распоряжений полиции (а к этому имелись все основания) мы затребовали все детали полицейской операции с тем, чтобы доказать, что полиция у Бронзового солдата занималась вовсе не охраной порядка, а имела совершенно иные задачи. Нам отказали: выяснилось (документально), что вся полицейская операция была секретной. Выстраивается замечательная логика: действия полиции законны, потому что секретны.
Ингвар Беренклау написал в декабре в Postimees, что "стражей правопорядка беспокоит направленость Добровольческого движения и их тесные связи с организатором беспорядков бронзовой ночи - "Ночным дозором". Я позвонил ему и спросил, решением какого суда "Ночной дозор" признан виновным в организации беспорядков: насколько я знаю, никакого дела в отношении "Ночного дозора" нет вообще, а суд над Кленским, Сирыком, Линтером и Ревой только начался. Тот мне ответил, что только "реферировал" акт обвинительного заключения, а также ежегодник КаПо. Тогда я спросил, слышал ли он про презумпцию невиновности, и чему его вообще учили на факультете журналистики, если вообще чему-то учили. В ответ он сам спросил меня - а неужели Вы сомневаетесь, что они виновны?
Ранним утром 26 апреля 17 бойцов полицейского спецназа напали на Ларису Нещадимову, спавшую в своей машине у Национальной библиотеки. Между первым криком "Вон из машины!" и окончательной победой над Ларисой прошло 7 секунд - мы посчитали по видеозаписи. Лариса теперь тоже обвинена в "неисполнении законных распоряжений полиции". Из показаний "свидетеля" Кальвера Каде, командира группы полицейского спецназа, участника операции "Улица": "Перед этим мы получили инструктаж, согласно которому должны были стремительным броском очистить от людей пространство на Тынисмяги и прилегающие к нему улицы. Согласно распоряжениям, полученным на инструктаже, все это следовало проделать быстро, и в случае сопротивления мы могли использовать спецсредства. Всех находящихся в машинах людей следовало вызывать из машин и выдворять с зачищаемого нами пространства. Также в ходе инструктажа нам была дана установка о том, что если находящиеся в машинах люди не подчинятся распоряжениям, не выйдут из машин и запрутся изнутри, двери машин следует открывать принудительно".
Просматривая в связи с какими-то своими разысканиями в архиве Национальной библиотеки Postimees за осень 1939 года, обратил внимание на то, что практически в каждом номере - "жизнь сельской молодежи" на целую полосу. Мировая война идет уже вовсю, а у них - тишь, гладь, да божья благодать.
Кстати, в той бумаге, которую мы получили по делу Максима Демидова, черным по белому написано, что секретная полицейская операция началась в 21.00 23 апреля и закончилась в 14.00 11 мая. А первые столкновения произошли вечером 26 апреля.
На полицейской видеозаписи, отразившей доблестную победу над Ларисой Нещадимовой, звуковая дорожка зафиксировала голос неизвестного пока историкам оператора: "Mingi jama tuli valja" ("Ерунда какая-то вышла!" - прим. ред.)...
________________________________
Преступление и наказание ("Postimees", Эстония)
Правосудие по-эстонски ("Час", Латвия)
