Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Душа "русского поэта"

У России есть собственная душа, которую невозможно задушить

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Только ослепление первых лет революции позволило нам забыть, что у России есть собственная душа, которую невозможно задушить. Душа таинственная и противоречивая, которая каким-то образом воплощается в новых поколениях, несмотря на эпоху интернета и глобализации. Русская душа жаждет романтики, впадает в меланхолию, хочет спасать. Русский - лучший друг и худший враг

Данный материал публикуется в рамках акции 'Переводы читателей ИноСМИ.Ru'. Эту статью обнаружил и перевел наш читатель Gerolf, за что мы ему крайне признательны

__________________________________________________

Помню, как Владимир, шатаясь, стоял на коленях перед закрытыми дверями общежитской комнаты и рыдал. За минуту до этого двери захлопнулись, чуть не стукнув его по носу, с криком, от которого проснулась бы и Спящая Красавица, но он делал вид, что ничего не произошло, и только тихо шептал: 'Магда, открой, пожалуйста'.

Магды выгнала его из комнаты общежития на пражском Петршине в ту роковую минуту, когда Владимир начал читать ей русские стихи и опрокинул стол, облив большую часть сидевших вокруг. Если бы кто-то пришел уже во время разразившегося скандала, не зная всех обстоятельств, он бы просто не понял, как Магда могла быть настолько бесчувственной к человеку, который просто хотел рассказать ей о своей любви. Однако история эта началась несколько раньше. Собственно, начиналась она всегда одинаково и всегда одинаково заканчивалась. Вечер, вначале приятный, разгонялся, как лавина, с неизбежностью катастрофы. Владимир много пил и пить любил. Ночью он ходил покупать водку на заправочные станции - в начале 90-х ночных магазинов еще не существовало. Выпив, он впадал в ужасную меланхолию. В такие минуты он хотел сжечь весь мир, как вышедшую из употребления банкноту. Два года Магда терпела его припадки и поэтические декламации, потом выгнала, последовательно придерживаясь плана никогда его больше к себе не подпускать. Владимир считал, что происходит какой-то абсурд: 'Знаешь, какие мы, русские. Мы хорошие люди', и качал головой.

Недавно, после тринадцатилетнего перерыва я снова встретил Владимира - в торговом центре, в Вашингтоне, недалеко от Пентагона. Наша встреча была еще более абсурдной, чем истории с водкой, стихами и любовью к Магде. Два атома встретились в космосе.

Владимир узнал меня и сразу же бросился навстречу со своим обычным безрассудством.

'Что ты тут делаешь? Покупаешь что-то?', - накинулся он с вопросами, как будто мы много лет жили рядом и случайно столкнулись, выбирая садовую мебель. 'Я тут работаю. Видишь, мы снова поднимаемся. С Россией опять придется считаться. В девяностые вы нас сбросили со счетов, страна чуть не распалась, но теперь мы здесь, а американцы едят у нас с рук', - чем дальше, тем больше он давил на меня своей развязной непосредственностью и высокопарностью, от которой я успел отвыкнуть.

'Бог с тобой, Владимир, мы не виделись тринадцать лет. Что ты тут болтаешь о политике? Ведь ты все-таки биолог, а не политолог', - не удержался я от шпильки в ответ на его провокацию.

'Да, мы, русские, такие, с нашей вечной фрустрацией, что мы не такие великие, как американцы. Ну, ты ведь знаешь. Ладно, брось. Я знаю в Джорджтауне одну ирландскую пивнушку, можем там накатить. Давай сегодня вечером. Ты как?', - ответил он примирительно. Меня заинтересовала судьба человека, промелькнувшего в моей жизни, поскольку я был знаком с Магдой, к которой он ездил из Москвы, оставался у нее на пару месяцев, затем уезжал обратно, а потом и вовсе исчез.

После этого я целый день размышлял об этой фрустрации, которую излучал Владимир, и которую я заметил не впервые, и не только у него. Это такой своеобразный комплекс недостаточной значимости свой страны, которым некоторые русские страдают время от времени, некоторые не ощущают его вовсе, а некоторых он буквально раздирает на части. Владимир, увы, относился к третьей группе, о чем тринадцать лет назад я еще не догадывался, и даже наш разговор в торговом центре еще это не подтверждал. Перемены начались с увеличением количества выпитого алкоголя. И не важно, что это человек, который зарабатывает сотни тысяч долларов по всему миру, успевший пожить в нескольких странах с высоким уровнем жизни, на разных континентах.

Его единственной страстью, страстью на всю жизнь, была Россия - прежде всего, ее образ в глазах других народов. Во время беседы он чувствовал необходимость постоянно объяснять, что русские делают все с добрыми намерениями, что кое-кто их не понимает. Что они имеют право на признание, что они есть и всегда были великим народом, спасли Европу от Гитлера, а сегодня на них все косо смотрят и отбирают заслуги. Но все еще изменится.

А потом началось самое худшее. Он начал читать хвалебные стихи.

Когда известный польский путешественник и писатель Ришард Капущинский (Ryszard Kapuscinski) в своей книге 'Империя' вспоминает о распаде Советского Союза, то сравнивает эту страну с морем, в котором есть свои бездны и отмели, с морем, которое разливается, стирая землю, поглощая ее массой поднимающейся воды. Только ослепление первых лет революции позволило нам забыть, что у России есть собственная душа, которую невозможно задушить. Душа таинственная и противоречивая, которая каким-то образом воплощается в новых поколениях, несмотря на эпоху интернета и глобализации.

Русская душа жаждет романтики, впадает в меланхолию, хочет спасать. Русский - лучший друг и худший враг. Когда он страдает - страдает так, что лопаются оконные стекла, когда любит - так до слез.

В нескольких секвенциях Владимир напомнил мне о чарующем, непонятном более холодным жителям Центральной Европы, неуловимом характере русского человека. Чтобы понять его, вы должны отбросить разум и танцевать в хороводе, как на Масленицу, становиться и шутом, и господином, играть с судьбой, как маленький ребенок.

Я размышлял, не бес ли свел меня снова с Владимиром - чтобы я отдохнул от упорядоченности реалистического Вашингтона. И хотя я без удовольствия вспоминаю о его деструктивном пьянстве, общество Владимира было мне приятно. Наконец, я встретил 'друга' - как подобные отношения с определенной долей пафоса называет главный герой психоделического фильма Trainspotting ('На игле').

Он был из тех людей, которых не вы выбираете - они сами вас находят, они чувствуют потребность излагать вам свои взгляды на жизнь. Я прозвал Владимира 'русский поэт'. Можно сказать, что я его даже люблю, но иногда боюсь. Не того, что он причинит мне вред, что-то разрушит. Я боюсь его странной пылкости.

___________________________________________________

Автор перевода читатель ИноСМИ.Ru - Gerolf

Примечание: редакция ИноСМИ.Ru не несет ответственности за качество переводов наших уважаемых читателей

___________________________________________________

Миф о русской душе ("National Post", Канада)

Понять, кто такие русские. . . ("Radio France Internationale", Франция)

Загадка русской души ("Centrum", Чехия)

Не пугайтесь русских ("The Spectator", Великобритания)