Весной 1998 года, когда Борис Ельцин еще стоял у штурвала российского государства, я, во главе группы зарубежных инвесторов, приехал в Москву, чтобы из первых рук узнать, в каком направлении идет российская экономика. За свою многолетнюю карьеру в Международном валютном фонде и на Уолл-стрит мне удалось побывать на многих "развивающихся рынках" Азии, Восточной Европы и Латинской Америки. Мне казалось, что я видел уже все, что можно. Но я до сих пор вспоминаю то потрясение, которое испытал на встрече в мрачноватом здании министерства финансов. Там я, наконец, понял, как кучка молодых олигархов ведет российскую экономику в пропасть, преследуя свои собственные корыстные интересы, несмотря на мнимую гениальность Анатолия Чубайса - экономического царя России того времени.
В тот момент я не мог и представить себе, что нечто подобное может случиться с Соединенными Штатами. Конечно, я разделял самонадеянную американскую иллюзию о том, что у большинства стран с формирующимися рынками плохо развитые институты, и что им следует брать пример с Вашингтона и с Уолл-стрит. Но сегодня я уже не так сильно в этом уверен. Многие аналитики и экономисты обеспокоены тем, что Соединенные Штаты Америки могут пойти по пути Японии, которая пережила "потерянное десятилетие", когда в начале 90-х годов прошлого века ее собственный рынок недвижимости развалился на части. Но меня больше волнует то, что Соединенные Штаты могут стать неким подобием Аргентины, России и прочих так называемых развивающихся рынков. И это подобие может заключаться как в причинах, приведших к кризису, так и в тех способах, которыми мы пытаемся исправить ситуацию.
В прошлом году, наблюдая за катастрофой в страховой группе AIG и за крахом банка Bear Sterns и целого ряда других финансовых институтов, я постоянно возвращался мыслями в прошлое. Действуя во многом точно так же, как и российские олигархи, немногочисленная группа трейдеров и директоров некогда почтенных институтов поставила американскую и мировую финансовую систему на колени своими безрассудными и рискованными действиями. При этом они рисковали чужими деньгами для личного обогащения.
Ведение переговоров с высшими руководителями Аргентины во времена тамошних многочисленных финансовых кризисов эпохи 90-х всегда было тяжким испытанием. Особенно утомительно было спорить с учившимся в Гарварде аргентинским министром финансов того времени Доминго Кавальо (Domingo Cavallo). Постоянно присутствовало ощущение, что, несмотря на крайнюю заносчивость, у руководителей страны никогда не было связной экономической стратегии, и что крупные решения всегда принимались на бегу. Я никогда не думал, что точно так же политика вырабатывается и в Соединенных Штатах - пока не увидел, насколько растеряны были министры финансов Генри Полсон (Henry Paulson) и Тимоти Гайтнер (Timothy F. Geithner), а также глава Федерального резерва США Бен Бернанке (Ben S. Bernanke) во время своих многочисленных публичных выступлений в период продолжающегося финансово-экономического шторма.
Наиболее наглядно сходство в выработке политических решений в США и на развивающихся рынках дает о себе знать, когда мы вспоминаем, насколько неумело вели себя в момент банковского кризиса. Мы обманываем сами себя, говоря о том, что у наших банков проблемы с ликвидностью. На самом деле, это гораздо более глубокие проблемы их финансовой состоятельности и кредитоспособности. А мы пытаемся задешево решить все эти проблемы, как какая-нибудь заурядная страна с формирующимся рынком. Мы много лет читали лекции азиатским и латиноамериканским лидерам о важности последовательных действий и прозрачности для преодоления финансовых кризисов, а сами потерпели неудачу, как в первом, так и во втором. В марте 2008 года государство спасает инвестиционный банк Bear Stearns, так как думает, что он слишком сильно связан с остальной банковской системой, чтобы потерпеть крах. Однако шесть месяцев спустя мы позволяем обанкротиться другому инвестиционному банку - Lehman Brothers, хотя совершенно непонятно, чем он отличается от Bear Stearns в плане взаимосвязей на финансовом рынке. Последствия этого бездействия оказались катастрофическими для мировой финансовой системы.
Посещая азиатские столицы во время финансового кризиса, обрушившегося на этот регион в конце 90-х годов, я часто слышал, как азиатские реформаторы, такие как Ли Кван Ю (Lee Kuan Yew) из Сингапура или Эйсуке Сакакибара (Eisuke Sakakibara) из Японии, жаловались на инцест во взаимоотношениях между государством и крупными азиатскими многопрофильными корпорациями, который тормозит реальные экономические перемены. Тогда я думал: какое счастье, что Соединенные Штаты Америки избежали этой чумы кланового капитализма! Но сегодня, глядя, как Goldman Sachs захватывает высокие посты в министерстве финансов США, и как республиканцы и демократы вместе обхаживали компании Freddie Mac и Fannie Mae, тормозя процесс их реформирования (эти компании были самыми крупными спонсорами на выборах в Конгресс), я начинаю задаваться вопросом: а может быть, различия между США и азиатскими экономиками не столь уж и значительны?
На Уолл-стрит ходит старый анекдот о том, что самая длинная река в странах с зарождающимися рынками - это "de Nile" (игра слов, основанная на созвучии слова Nile (Нил) с другим словом - "denial" (отрицание, опровержение) - прим. перев.). Но не слишком ли часто американские руководители отвечают на появляющиеся признаки экономической дисфункции националистическими разглагольствованиями, напоминающими речи латиноамериканских демагогов, таких как перуанский президент из 80-х годов прошлого века Алан Гарсия (Alan Garcia) или аргентинский Карлос Менем (Carlos Menem), правивший страной в 90-е? (Даже Гарсия, в настоящее время по второму разу правящий страной на посту президента, и тот, похоже, немного повзрослел и остепенился.) Но вместо того, чтобы решать свои проблемы, мы превозносим устойчивость и выносливость американской экономики, расхваливаем своих самых производительных рабочих в мире, а также бесконечно болтаем о врожденной способности Америки выбираться из любых кризисов. При этом мы забываем о таких характерных чертах нашей нации, как стремление из года в год тратить больше, чем мы создаем, откладывать решение долговечных проблем и заниматься грандиозными перспективными программами, которые мы как страна не можем себе позволить.
Отдельным показателем движения зарождающегося рынка в пропасть является суицидальная на первый взгляд склонность к накоплению чрезмерных долгов перед иностранными кредиторами. Такая тенденция легла в основу эффектного краха таиландской, индонезийской и корейской валюты в 1997 году. Она также привела Россию к дефолту 1998 года, когда страна оказалась не в состоянии обслуживать свой долг. Она же окунула Аргентину в болото экономической депрессии в 2001 году. Но и мы тоже очень легко влезаем во все более глубокую долговую яму, накапливая долги по несколько сотен миллиардов долларов в год. Еще хуже то, что нашими кредиторами становятся такие страны, как Китай, Россия и целая плеяда нефтедобывающих государств Ближнего Востока - а ведь все они не очень-то хорошо к нам относятся.
Подобно Аргентине в худшие моменты ее истории, мы никогда не задаем себе вопрос о том, разумно ли надеяться, что иностранцы будут и впредь финансировать наше мотовство. Мы забываем о том, что происходит с аргентинами и венгриями нашего времени, когда иностранцы прекращают оплачивать их сумасбродные траты. Так, вместо того, чтобы составить реалистичный план увеличения наших национальных сбережений, мы предпочли спрятать голову в песок и не смотреть на надвигающиеся кризисы в системе социального обеспечения и здравоохранения. Вместо этого мы начали реализацию масштабных программ расходования денежных средств, хотя - несмотря на все их достоинства в плане перспективы - мы просто не можем себе позволить такие траты.
Пережив целый ряд кризисов формирующихся рынков, я чувствую, что снова и снова смотрю один и тот же фильм. Трагическая канва фильма состоит в том, что политические руководители этих стран просто не слышат громкие крики канареек в угольной шахте. Может быть, прежде чем и дальше накапливать огромный дефицит бюджета, нам следует прислушаться к тем рынкам, которые с десятипроцентной вероятностью прогнозируют, что американское правительство через пять лет окажется банкротом и будет не в состоянии погасить свой суверенный долг? Может быть, нам следует обратить пристальное внимание на мысли вслух главы китайского Центробанка? Он говорит, что чувствует себя не очень комфортно с тем триллионом долларов американского государственного долга, который сегодня накопил его банк. А ведь эта задолженность растет и дальше.
На закате своей карьеры, став (я надеюсь) мудрее, чем раньше, я начинаю сожалеть о том, что МВФ и американское министерство финансов слишком часто читало лекции руководителям стран с зарождающимися рынками о том, как им "навести у себя дома порядок" - совершенно не думая при этом, что сами Соединенные Штаты, столкнувшись с крупным экономическим кризисом, поведут себя ничуть не лучше. Боюсь, у наших руководителей почти не осталось в запасе времени, чтобы изменить свое поведение и стать настоящими лидерами, способными вытащить Соединенные Штаты Америки из самого страшного экономического бедствия с 30-х годов. Если мы и дальше будем упорно импровизировать, не занимаясь решением наших реальных проблем, то вскоре можем утратить свой статус страны, с которой надо брать пример, и окажемся в рядах тех государств, к которым мы столь долго относились свысока.
Десмонд Лахман - научный сотрудник Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute). До этого он занимал должности главного стратега по зарождающимся рынкам в компании Salomon Smith Barney и заместителя директора департамента политики и анализа Международного валютного фонда.
