Святой Мандела. Франция в Африке. Ливийский лидер в Париже

Как некогда сказал Генрих III по поводу герцога де Гиз, после смерти он стал еще более великим человеком, чем при жизни. Но с чем связано это величие? И что вообще представляет собой эта мировая икона, которую оплакивает вся планета, и чье неоценимое наследие уже оспаривают самые разные силы? Смесь стиля и убеждений. Доза мученичества и надежды. Решение простить, а не упорно цепляться за не имеющие срока давности преступления. Выдающаяся сила духа и нравственность. Умение сделать красивый жест и символ, как это было, например, на его последнем процессе, где он появился в леопардовой накидке царей народа коса.

Стремление ни от чего не отказываться: ни от церемонии коса, ни от методистского христианства, ни даже от светской религии, которой, по сути, является марксизм (он на протяжении всей своей жизни сохранил определенное влечение к нему). А также вина. Наша с вами. Запада. Из-за того, что мы слишком долго мирились с апартеидом, хотя сегодня и делаем вид, что всегда его ненавидели. И наша ответственность перед всеми возможными Манделами, перед всеми мертворожденными Манделами, которые сгинули в пучине колониального насилия и так и не смогли выйти на свободу из застенков. И, наконец, великая борьба, опирающаяся на великую идею, которая направляла его жизнь и вместе с ним жизни еще миллионов людей. Что такое идея фикс? Это не простая идея. Как в свое время писал Валери, это запутанная идея. Эта идея обрела не плоть, но мир: нужны века, чтобы стать святым. А биение человеческих сердец станет залогом канонизации Нельсона Манделы.

Франсуа Олланд идет на войну. Причем опять-таки в строгом соблюдении норм международного права и заложенных Фомой Аквинским принципов справедливой войны. Очередная победа долга вмешаться. Новая иллюстрация ответственности по защите мирного населения: наша страна первой предложила ее миру и до сих пор продолжает высоко нести над головой ее знамя. Наконец, что бы там ни бормотали некоторые, это прекрасное освободительное решение, которое вовсе не закрепляет колониальные рефлексы, а наоборот помогает избавиться от последних их пережитков. 30 лет спустя после Бокассы, который был настоящим символом присутствия Франции в Африке, Париж продолжает платить по счетам. Будь то Мали, выступление в Бамако, переговоры с Ираном, проигранное (пусть и далеко не позорно) противостояние по Сирии и, конечно же, Ливия, где собирался пролить реки крови безумный диктатор, — везде Франция неизменно удивляет мир, оставаясь верна себе.

Я сам нахожусь в США в эти первые часы операции, которая по определению связана с опасностью и неопределенным исходом. Если рассмотреть ситуацию с точки зрения нового изоляционизма Америки, которая все чаще пытается ускользнуть от выполнения своего демократического долга, Франция, эта держава средней руки, ставшая с течением лет великой державой в сфере идей, представляет собой весьма необычный случай. От политического истеблишмента до интеллектуалов, от друзей сенатора Маккейна до левых либералов — все они стоя аплодируют Франции, которая при виде угрозы или уже начавшегося кровопролития бросается на помощь обреченным на смерть мирным жителям.

Волею случая сейчас в Париже находится Али Зейдан. Он приехал во Францию, чтобы повидать нескольких старых друзей во главе с Николя Саркози, которые были вместе с ним на пути от Бенгази до Триполи, из оппозиции во власть. Я говорил с ним о произошедшем 10 октября похищении в отеле Corinthia в Триполи. И узнал, что когда похитители ворвались в его номер, он приказал телохранителям убрать оружие. Он остался верным себе, веселым, но в то же время решительным человеком, который к тому же обладает поразительным хладнокровием. Как я сам был тому свидетелем, оно не покидает его даже в самых критических ситуациях, в которые мы попадали за десять месяцев в окопах в Аджабии, на развалинах Мисраты, в горах Джебель Нафуса и на Зеленой площади в Триполи, откуда еще не ушли последние снайперы.

А что же со страной, дорогой Али? Как обстоят дела в стране? Что насчет мрачной картины, которую рисуют тут и там на Западе? Все не так уж и плохо. Шаг за шагом, камень за камнем в пустыне после 40 лет диктатуры Каддафи поднимаются гражданское общество и правовое государство. Кроме того, именно женщины выходят в Бенгази на улицы с требованием разоружить банды убийц. И да. История вновь возвращается на землю, которая, казалось, выпала из нее. Здесь разворачивается жесткая борьба между радикалами и умеренными, террористами и просвещенными мусульманами. Кроме того, в стране есть премьер, который (уникальный случай для стран арабской весны) много лет возглавлял представительство Международной федерации за права человека и точно знает, что представляет собой демократия. По этой самой причине, среди всех арабских государств, которым удалось свергнуть диктаторов, Ливия в первую очередь заслуживает нашей помощи и симпатии.