Najwyższy czas: Какую позицию в отношении России следует занять? В последнем интервью нашему изданию Вальдемар Лысяк (Waldemar Łysiak) заявил, что установка Януша Корвин-Микке (Janusz Korwin-Mikke), за которую его критикуют, называя пророссийским политиком, — это реальная политика.

Рафал Земкевич (Rafał Ziemkiewicz): Я не хочу разбирать различные высказывания Корвин-Микке, я слышал разные вещи. Такие, которые я считаю разумными, и такие, которые, как мне кажется, исходят из ложных посылок.

— Но ведь когда кто-то произносит слово «Россия» начинается паника?

— Как писал Роман Дмовский (Roman Dmowski) (польский политический деятель и публицист (1864-1939), — прим.пер.) бывают патриоты, которые больше ненавидят Россию, чем любят Польшу. Это эффект разных исторических событий. Нечто такое не заслуживает культивирования и уважения. Нельзя надеяться и на то, что агентуры влияния остаются пассивными: россияне платят, чтобы заграницей в интернете озвучивали пропутинские мнения. Они могут делать это и у нас. Однако предположим, что те, кто называют свою позицию в отношении России рациональной, реалистичной и опирающейся на трезвый расчет, искренни. Они очень часто ведут себя истерично. В них бурлят антиамериканские или антиеврейские эмоции, они часто ссылаются на традиции националистического движения, а одновременно на некую славянскую общность. Сложно найти что-то более чуждое Дмовскому, чем бредни о славянском единстве крови, которая должна удерживать нас в общности с россиянами. Между русофобией и русофилией следовало бы вставить какую-нибудь русотрезвость.

— Но как?

— Это узкое поле, действовать на котором нужно аккуратно. Мне очень близко высказывание профессора Ежи Помяновского (Jerzy Pomianowski). Он говорил, что если бы в Польше было российское лобби, он бы первым туда записался. Но в Польше существует лишь советское лобби. Можно даже назвать его имперским. Традиция сталинизма слилась с традицией путинизма, создав дискурс, в котором Советский Союз был не родиной пролетариата, а просто российской империей с несколько иной символикой и несколько иными наименованиями. Это противоречит истории, но так думают сейчас россияне. Сталин считается хорошим царем, который победил немцев и распространил русское влияние на огромную территорию. Такой вариант идентичности не оставляет нам выбора: он направлен против нас, и не оставляет Польше никакого партнерского места. Пока Путин или кто-то того же покроя управляет российской политикой, мы обречены на политическую оборону от России. Однако реализм подсказывает: «дольше живет монастырь, чем его настоятель». Путин не вечен, в России может появиться центр силы, у которого будет для нас какое-то разумное предложение.

— Что вы имеете в виду?

— Если размышлять в чисто теоретических категориях: хорошие польско-российские отношения, усиливающие нашу позицию в игре с западной Европой, в особенности с Германией. Нам не следует упускать из поля зрения такие возможности и впадать в истерику, как это случается со многими людьми на правом фланге. Там превалирует принцип, что лучше сжать в кулаке раскаленное железо, чем пожать руку русскому.

— В каком русле следует сейчас вести реальную политику в отношении России?

— У нас есть три подхода. Наивный дискурс «салона» — дискурс «друзей-москалей», который полностью себя скомпрометировал. Есть повстанческий дискурс, в котором больше ненавидят Россию, чем любят Польшу. Если националистический дискурс, который по эмоциональным причинам подвергается резкой критике, как делает это Вальдемар Лысяк. Дмовский ни в малейшей степени не был русофилом. Он просто произвел логичный анализ, в котором объяснял, почему для Польши Германия опаснее России. Он объяснял, почему, сидя между двумя врагами, лучше стараться придти с одним из них к соглашению, и обрисовывал соглашение с Россией, как более выгодное в обстановке тех лет. Этот анализ остается в значительной мере актуальным. Следует его усвоить и постараться не руководствоваться в этой сфере эмоциями. Если слушать эмоции, нам придется одновременно объявить войну и Германии, и России, а потом в очередной раз геройски в ней погибнуть, что у нас всегда получалось лучше всего.