Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Европа второго сорта

Нет уже сладкой Франции. Жизнь в Мадриде далека от идеала. Кризис коренным образом изменил условия жизни во всей Европе. Продукты, услуги, стандарты труда и жилья становятся все хуже. Прежние добрые времена уже не вернутся.

© AP Photo / Andres KudackiПрохожие на улице в Мадриде
Прохожие на улице в Мадриде
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Нет уже сладкой Франции. Жизнь в Мадриде далека от идеала. Кризис коренным образом изменил условия жизни во всей Европе. Продукты, услуги, стандарты труда и жилья становятся все хуже. Прежние добрые времена уже не вернутся. Падение уровня жизни в Европе происходит постепенно, на первый взгляд даже незаметно. Однако качество товаров и нашего образа жизни систематически движется по наклонной.

Испанцы любят хорошо поесть. Это основополагающий элемент их образа жизни, идентичности: пиршество всегда сопровождалось беседами в кругу друзей, развлечениями. Отказаться от этого решительно невозможно. Однако в выходящей из кризиса Испании тех, кто может позволить себе такое удовольствие, становится все меньше.

«Раньше столики у автостоянок на автострадах были пустыми, потому что люди предпочитали съесть что-нибудь вкусное в придорожных ресторанах. Сейчас — здесь нет места, людям приходится довольствоваться бутербродами», — рассказывает Кончита Фернандес (Conchita Fernandez) — моя знакомая испанка, которая, проведя несколько лет в далекой Бразилии, заново открывает свою родину.

Нравы изменились в лучших ресторанах Мадрида или Барселоны. Раньше здесь можно было сделать заказ только по меню. Сейчас повсюду, даже вечером или в выходные, появились «блюда дня». «Таким образом те, кому, на самом деле, уже не по карману обед в подобном месте, могут все же туда придти и почувствовать себя частью среднего класса», — добавляет Кончита.

Кулинарная революция пришла также в испанские школы. Все больше родителей предпочитает давать детям «сухой паек», чем платить несколько евро в день за обед в столовой. Дни рождения празднуют дома, а не где-нибудь в городе.

Испанцы стали иначе, чем до кризиса, проводить отпуск. Мадридский аэропорт Барахас сообщает сухие цифры: с начала кризиса число пассажиров уменьшилось на одну пятую; люди стали уезжать не на месяц, а на две недели; вместо Кении или Таиланда они выбирают испанские провинции (Андалузию или Астурию); а вместо гостиниц — агротуристические хозяйства или даже останавливаются у родственников в деревне. Рекорды популярности бьют порталы с путевками по выгодным ценам, как Letbonus или Groupon. Логика планирования отпуска стала обратной: место, где провести лето выбирают, руководствуясь ценой, а не мечтами.

Семь худых лет


Прошлые годы были для Испании невероятно тяжелыми. По данным Reuters, с 2008 года средняя зарплата в реальном исчислении уменьшилась на четверть. До сих пор почти каждый четвертый взрослый житель (среди молодежи — половина) страны вообще не имеет работы. Благодаря смелым реформам консервативного правительства Мариано Рахоя (Mariano Rajoy) страна избежала банкротства и вновь начала развиваться. Но сегодня это уже не то государство, что до кризиса: более бедное, более грустное и с гораздо более низким уровнем жизни.

«Прежние времена, прежний образ жизни уже не вернутся, потому что финансовый кризис наложился на наметившиеся гораздо раньше проблемы, из-за которых прежний уровень жизнь в Европе сохранить было невозможно, — объясняет профессор Брюссельского свободного университета Андре Сапир (André Sapir), который по заказу Европейской комиссии разработал "Концепцию возвращения роста в Европе". — Во-первых, благодаря экономическим и политическим реформам Китай, Индия и другие развивающиеся страны превратились в серьезных конкурентов ЕС. Во-вторых, технологические инновации радикальным образом изменили условия труда. В-третьих, старение европейских обществ привело к кризису системы социальных гарантий. Это три вызова, с которыми Европе пока не удается справиться».

Профессор принадлежит к бельгийской элите и, как он сам говорит, не бывает в таких местах, как Шарлеруа, который был когда-то большим промышленным центром северной Бельгии, а сейчас стал символом нищеты и упадка. Однако и Сапир замечает, что стиль жизни его знакомых меняется. «Люди стали делать покупки не в сетях Carrefour и Delhaize, а в магазинах Lidl, Aldi, Colruyt, — отмечает ученый. — Все гораздо осторожнее тратят деньги, боятся потерять работу, не хотят брать кредиты».

Каждый день Европейский союз импортирует из Китая товаров на сумму примерно в миллиард долларов: в два раза больше, чем сам поставляет в Китай. На Старый континент широким потоком плывут товары неплохого, но чаще — низкого качества. Именно они преимущественно заполняют полки дешевых магазинов. Брюссель предостерегает, что две трети подделок фирменных товаров, задержанных на европейских границах, производится в Китае. Между тем продукты made in China играют фундаментальную роль: они позволяют растущей группе европейцев, которым грозит пауперизация, чувствовать, будто они могут сохранять прежний уровень жизни, что они могут позволить себе больше.

Некачественными могут быть как дешевые, так и дорогие приборы. Когда-то телефон Nokia работал много лет, а батарея держала заряд две недели. Сейчас смартфоны через год зачастую годятся только на помойку. Известная своими надежными, хотя и одноразовыми, ручками французская марка перенесла производство за границу Европы. Сейчас, используя ее продукты, мы рискуем: не прольются ли чернила в кармане, не перестанет ли ручка писать, хотя мы только что ее купили. В царство халтуры превратились магазины одежды: многие брюки садятся после первой стирки так, что их невозможно больше носить, ткань рубашек протирается за год, ботинки расклеиваются. При производстве обуви основным материалом вместо кожи становится пластмасса.

В своем недавнем репортаже журналисты программы Envoye Special канала France 2 показали, что стиральные и посудомоечные машины производятся сейчас из таких материалов, которые физически не могут выдержать больше пары лет. С одной стороны, речь идет о том, чтобы склонить людей к новой покупке и стимулировать рынок, а с другой — о снижении цены, чтобы даже в условиях посткризисной Европы простой Смит, Гонзалес или Дюпон мог себе ее позволить. Логотип известной марки, сохранившей остатки репутации, усыпляет бдительность покупателя.

«Рынок отчетливо делится на качественные товары, которые в основном производятся в Германии или скандинавских странах, и импортные эрзацы, преимущественно из Азии. Это яркий символ расслоения европейских обществ», — говорит глава Ассоциации польских экономистов Рышард Петру (Ryszard Petru).

Слишком сочная рыба


Такие ухищрения можно использовать даже в случае товаров, которые на первый взгляд, изменить невозможно. Например, норвежского лосося. Для некоторых несколько кусочков этой рыбы на завтрак служит символом статуса, каплей роскоши в будничной жизни. Зная эту слабость менее обеспеченных покупателей, производители придумали не очень честный трюк: они пропитывают рыбу большим количеством воды. Теоретически все в порядке: цену продукта можно снизить, выглядит он по-прежнему и остается доступным для клиентов с не слишком толстым кошельком. И только дома выясняется, что при нарезании лосось рассыпается, не имеет вкуса, а из него течет странная жидкость. Он уже не напоминает рыбы прежних времен.

В некоторых магазинах эконом-класса решили привести свое предложение в соответствие с новыми временами. Систему заказов вывернули наизнанку: сначала торговая сеть устанавливает, сколько должен стоить килограмм колбасы, а потом колбасный завод подбирает ингредиенты, чтобы счет сошелся. Именно поэтому помидоры все чаще не имеют вкуса помидоров, шоколад — шоколада, а хлеб — хлеба. «Натуральные» ингредиенты быстрорастворимых супов, соусов, готовых блюд сменила «химия», дополненная длинным списком консервантов.

Падение уровня жизни в Европе происходит постепенно, на первый взгляд даже незаметно. Однако качество товаров и нашего образа жизни систематически движется по наклонной. «Европа могла бы вернуть себе прежнее благосостояние, но это бы потребовало жестких реформ. А их не так легко провести при стареющем населении, которое консервативно по своей природе, оно хочет в первую очередь сохранить свои социальные привилегии», — указывает Андре Сапир.

В новых странах-членах ЕС, таких, как Польша, эффекты кризиса заметны меньше. Проблемы с глобализацией, технологическими изменениями и демографией, разъедающие Европу, у нас частично нейтрализуются готовностью наверстывать цивилизационное отставание от наших западных соседей. Поэтому мы сохраняем 3-4% (хотя не 5-6%, как в лучшие годы трансформации) темпа экономического роста. Но и на Висле то, что Американцы называют «fake», подделка, завоевывает все новые сферы.

Открытка из Города хомячков


Возможно, самым ярким примером служит здесь Городок Вилянув, знаменитый Город хомячков: расположенный на южной окраине Варшавы жилой комплекс, который символизирует успех поколения молодых яппи. До кризиса метр жилья стоил здесь больше 10 000 злотых (около 2500 евро, — прим.пер.). Сейчас, когда банки уже не хотят раздавать кредиты так щедро, как прежде, стоимость покупки собственного угла упала почти на 50%. Но здания, называемые девелоперами «резиденциями» и «комплексами апартаментов», все чаще напоминают коробки соседнего района, построенного во времена Герека (Edward Gierek): три комнаты помещаются часто на 50-60 метрах, дома строят не из кирпича, а из бетона, каменная отделка была сокращена до минимума.

Если бы цена кризиса и структурных проблем равномерно распределилась на все общество, она не ощущалась бы так болезненно. «Но этого не произошло, потому что привилегированный класс сопротивляется тому, чтобы поступиться хоть частью своего благосостояния. Те, кто не вписываются в систему, теряют чрезвычайно много», — говорит экономист из Института мировой экономики Петерсона в Вашингтоне Николя Верон (Nicolas Véron).

За кризис больше всех заплатила молодежь, то есть потенциальные клиенты таких комплексов, как Городок Вилянув. Когда экономика перестает расти, для них не появляется новых мест труда, или им предлагают только гражданско-правовые договоры, на основании которых банки не выдают кредиты. В итоге на покупку квартиры средств не остается.

По тем же причинам не остается денег и на мебель, по крайней мере на хорошую. Польша превратилась в крупного экспортера мебели, но это в основном одноразовые шкафы, кровати и столики, которые разваливаются при первом переезде. Массив дерева заменили древесно-стружечные плиты, шпон — пленка. Это уже не мебель, а гора простых (и если бы простых!) досок, которые специалисты по маркетингу стараются продать нам как «современный стиль».

Удручающее качество строительства не ограничивается, впрочем, жилыми домами. Текущие краны в туалетах, незакрывающиеся двери, отваливающаяся от стен штукатурка в совершенно новых зданиях класса «А» знакомы миллионам офисных работников по всей Европе. После года использования они выглядят хуже, чем 60-летний Дворец культуры в Варшаве, в самой старой части которого, зале конгрессов, генеральный ремонт понадобился лишь сейчас.

Падение качества затронуло даже самую сильную в экономическом плане страну Европы — Германию. Многолетняя экономия на инфраструктуре болезненно напомнила о себе сейчас. В стране есть прекрасная сесть автострад, но все более длинные их отрезки закрываются на ремонт: мчаться по ним можно только теоретически.

«Государства Западной Европы выходят из кризиса с долгом, примерно на 30% превышающим прежний. В случае Испании это даже 60%, а Ирландии — 70%! Это обязательства, по которым придется расплачиваться молодому поколению, и которые сильно ограничивают поле маневра власти», — подчеркивает Андре Сапир. Мир халтуры, заурядности, временщичества проник также в сектор услуг.

«Spiegel? Это такой автор? Название книги?» — расспрашивал меня без комплексов молодой работник одного из салонов книжного магазина Empik в Варшаве. Он не слышал об одном из крупнейших еженедельников Германии и Европы, но совершенно этого не стыдился. Это типичное явление, которое пришло на наш континент из Америки: огромная ротация низкооплачиваемых работников, которых никто особенно не обучает, и которые сами не хотят учиться, потому что сегодня они продают книги и газеты, а через месяц будут продавать кебаб и дезодоранты.

«До кризиса я зарабатывала 900 евро, сейчас — всего 600. Повару снизили зарплату вполовину, так что он переехал в Лондон», — услышал я в феврале от официантки в одной из гостиниц кипрского Пафоса. Теоретически четырехзвездочном, но безвкусные блюда, которые там подавали (пусть в неограниченном количестве) подходили больше для заведения с тремя, если не двумя звездами.

Похожая вещь случилась с путешествиями на самолете. Лоукостеры сыграли огромную роль, сделав перелеты доступными для миллионов европейцев. Но одновременно они навязали гораздо более низкие нормы прежним флагманским перевозчикам. Чтобы выжить они тоже начали на всем экономить. Долгие очереди на регистрацию (из-за недостатка работников), уменьшенное расстояние между креслами, утомленный персонал, которому приходится совершать в день больше рейсов, чем раньше, «вечный бутерброд», жирной в котором выглядит лишь цена, или стакан воды вместо обеда: все это приводит к тому, что для человека, у которого нет денег на бизнес-класс, даже короткое путешествие может стать неприятным опытом.

Очередь в школе и поликлинике


Снижение качества добралось даже до основ того, что называют европейским социальным государством: школы и системы медицинского обслуживания.

В школе на улице Фагон в 13-м округе Парижа Александрин вот уже два года приходится одновременно учить два класса: CE1 и CE2, аналоги польских второго и третьего. «Когда одни делают домашнее задание, я занимаюсь с другими. Но в таких условиях невозможно обеспечить нормальный уровень обучения, всеобщая и светская школа теряет роль ценности и оплота Республики», — говорит она.

Франция, страна с увеличивающимся долгом и топчущейся на одном месте экономикой, уже не может позволить себе содержать армию из пяти миллионов пожизненно трудоустроенных госслужащих. Поскольку тех, у кого уже есть эта привилегия, очень сложно уволить (тем более что они составляют фундамент правящей Социалистической партии), был придуман другой метод экономии. Начиная с президентства Николя Саркози, не всех уходящих на пенсию работников, в том числе учителей, заменяют новыми. В итоге ставки сокращаются случайно, совсем не там, где они были лишними. А тот, кто хочет обеспечить своим детям по-настоящему хорошее образование, все чаще оказывается вынужден отдавать их в частные школы.

По аналогичным поводам трудности переживает британская национальная служба здравоохранения. Из-за недостатка средств серьезных операций приходится ждать месяцами, если не годами, консультации длятся зачастую несколько минут, врачей стало слишком мало. Нишу нашли для себя польские медики, которые стали открывать в Лондоне частные кабинеты. Приходится платить, зато услуги можно получить быстро и на хорошем уровне, поэтому там много клиентов.

Все хуже работает, впрочем, вся система социальной защиты, которая была некогда гордостью и отличительным знаком Европы в мире. По данным благотворительного фонда Abbé Pierre, на улицах французских городов каждую ночь спит 140 000 бездомных (в том числе 30 000 детей), это на 50% больше, чем в 2011 году. В значительной мере это последствие доказанного известным французским экономистом Тома Пикетти (Thomas Piketty) явления концентрации богатств современной Европы в руках узкой привилегированной группы. Остальные обречены пользоваться все менее качественными продуктами и услугами, а, в крайних случаях, лишиться всего.

Западноевропейский кризис положил конец мечтаниям поляков о лучшем качестве жизни. Раньше мы знали, что на строительство социального государства, такого, как в странах старой Европы (с прекрасной инфраструктурой, социальным обеспечением и огромным количеством свободного времени) нужно одно, максимум, два поколения. Сейчас эта перспектива пропала, потому что растаяла в воздухе сама модель.

«Я все же вижу в этих переменах хорошие стороны. Люди не тратят деньги, как сумасшедшие, ценят мелкие радости, они стали более солидарными, семья обрела для них прежнее значение, они поняли, что материальная составляющая — это еще не все, — говорит мне Кончита Фернандес. — Испанцы чаще ездят на велосипеде, занимаются спортом, хотя и не ходят в спортзал: ведь за это нужно платить...»