Atlantico: С чем связано решение Брюсселя начать против Газпрома процедуру по обвинению в злоупотреблении доминирующим положением на рынке?

Флоран Пармантье: На первый взгляд, в таком решении европейских институтов нет ничего удивительного с точки зрения присутствия Газпрома на рынках Европы. Если точнее, здесь сталкиваются две точки зрения. Первое — это представления о большом свободном рынке европейских институтов, которые выступают гарантами нормальной работы рынков. Вторая — это позиция Газпрома, российской экспортной (но не производственной) монополии, которая воплощает в себе энергетический национализм Москвы.

Расхождения между двумя этими позициями объясняются не какой-то свойственной отношениям европейцев и россиян враждебностью, а их положением в энергетической цепочке: первые являются главным образом потребителями, а вторые — производителями.

У них разные интересы, хотя обе стороны заинтересованы в том, чтобы прийти к соглашению, так как обратное может быть чревато серьезным экономическим ущербом для тех и других.

— Это чисто экономическое решение для защиты единого рынка вроде процедуры против Google или же своего рода новые санкции против России?

— Во взаимоотношениях с Россией нам следует различать действия европейцев и Европейского Союза. В первом случае мы видим классическое межгосударственное взаимодействие, позволяющее той или иной стране действовать посредством запретов, бойкота и политической поддержки украинцев. ЕС же не может действовать на таком уровне. В европейской системе любое решение должно опираться на право: Европейский Союз как нормативная держава вправе продвигать свою точку зрения путем распространения предлагаемых норм. Он может сделать это благодаря огромным размерам своего внутреннего рынка в 500 миллионов человек с высокой покупательной способностью: отсутствие на этом рынке может стать серьезным ударом даже для крупнейших игроков в мировой экономике.

Предпринятые действия против Google и Газпрома представляют собой квинтэссенцию мощи Европы как нормативной системы. Решение носит в своей основе экономический характер, пусть даже нынешняя обстановка и в частности санкции против России ведут к политизации экономических вопросов. К тому же, в процедуре против Google не видно и намека на похолодание отношений с Америкой...

— Европейская комиссия и Москва уже не первый год ведут войну вокруг российских газопроводов. Почему в среду Европейский Союз все же решил перейти в наступление? В чем его стратегия?

— В газовых отношениях России и Европы существует настоящий парадокс: казалось бы, что взаимозависимость должна стать залогом спокойных, устойчивых и взаимовыгодных связей. Тем не менее вопрос снабжения ЕС не раз политизировался, причем как одной, так и другой стороной.

Прекрасным тому примером может стать многолетнее противостояние газопроводов «Набукко» и «Южный поток». Продвигаемый ЕС «Набукко» должен был обеспечить для Европы альтернативные источники снабжения, в частности из Ирана и постсоветских государств вроде Азербайджана и Туркменистана. Некоторые напирали на политическую сторону газопровода, то есть хотели отдалиться от России, что вряд ли могло быть положительно воспринято Москвой, раз большая часть прибыли Газпрома идет с европейского рынка.

В то же время в 2008 году бывший директор Международного энергетического агентства Клод Мандиль предлагал использовать для наполнения «Набукко» и российский газ, чтобы тем самым убрать из проекта политическую составляющую. Российские власти в свою очередь многое сделали с 2007 года для реализации «Южного потока» совместно с Италией. В маршруте обоих газопроводов предусматривались общие государства, вроде Венгрии и Австрии, в ход шло политическое давление. В любом случае, оба проекта сегодня обернулись провалом. Принятое в декабре прошлого года решение отказаться от «Южного потока» в первую очередь выгодно Турции, которая получает ведущую роль среди стран-транзитеров.

Решение ЕС может показаться реакцией на украинский кризис, однако на самом деле в 2014 году Еврокомиссия уже откладывала процедуру против Газпрома как раз, чтобы это не перекликалось с конфликтом на Украине.

— Как подобного рода решение может отразиться на российском газе?

— В любом случае, российский газ будет поступать на европейские рынки еще многие годы. Может, его объемы и будут меньше, чем раньше, но все равно останутся очень значительными. На коммерческую переориентацию потребуется время, тем более что у российского газа есть лишь немного привлекательных в экономическом плане инициатив. Европейская сторона предприняла усилия по диверсификации, но спрос на российский газ определяется множеством параметров, которые не зависят от политических факторов, например, потребление в Европе. Немало времени потребуется и на переориентацию Газпрома в сторону Азии...

Вполне вероятно, что нынешнее решение создаст условия для кардинального пересмотра газовых отношений, как в одном, так и в другом направлении. Тут либо будут найдены новые правила, либо оба партнера могут окончательно разойтись.

— Из России поступает почти 30% потребляемого в Европейском Союзе газа. В некоторых восточноевропейских государствах доля российского газа достигает 100%. Чем может быть чреват для Европы конфликт с российской компанией?

— Лучшей гарантией безопасности на случай энергетических рисков является европейская солидарность. Она напрямую прописана в Лиссабонском договоре, в статье 122 которого говорится о «духе солидарности».

Если конкретнее, солидарность тут носит автоматический характер и объясняется системой взаимосвязей, которую установили европейские институты за последние годы. При нормальной работе газового рынка прекращение поставок в одно из государств-членов может быть скомпенсировано другими государствами-членами.

Флоран Пармантье, преподаватель парижского Института политических исследований.