Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Повесть, которую пересказал дурак

© РИА Новости Марина КатинаМитинг сторонников соглашения с кредиторами на площади Синтагма в Афинах, Греция
Митинг сторонников соглашения с кредиторами на площади Синтагма в Афинах, Греция
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
«Повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла». Антиевропейская «повесть» затягивает сейчас все больше радикальных левых и новых европейских националистов. СМИ Руперта Мердека тоже захлебываются от жалости к «отважной Греции, отданной на растерзание тевтонской спеси». Лишь потому, что Мердок, как и многие другие глобальные англосакские корпорации, хочет распада ЕС.

Развитие греческого кризиса пошло в худшую возможную сторону. Неизвестно, насколько, давая Греции шанс на выживание и восстановление своего общества и государства, мы одновременно ослабляем Европейский Союз, подрываем его легитимизацию в качестве демократического и реально наднационального института, способного защитить европейские государства и общества от худших патологических явлений рыночной глобализации. Я полагаю, что Евросоюз пока выполняет эту функцию, однако прекрасно осознаю, почему греческий кризис не подкрепляет эту убежденность, а резко ее ослабляет. Даже у меня лично, не говоря уже о людях правее и левее меня, которые не связывают с ЕС таких надежд, какие связывал я. Их реакции на греческий кризис показывают, что они не связывают с Европейским союзом никаких или почти никаких надежд. А, возможно, никогда их с ним не связывали: правые потому, что видят в ЕС творение неверующих в бога масонов и неверующих в рынок большевиков, а радикальные левые потому, что он для них – марионетка в руках большого капитала, а кроме того – один из институтов ненавистного центра, а не чавесовская или путинская гордая периферийная альтернатива. 

Греция, хотя она уже много лет находится на грани официального банкротства (или уже глубоко погрузилась в состояние банкротства фактического), не стала «местом, где бьется сердце левых», «альтернативой глобальному капитализму и либеральной демократии» и т.п. Обанкротившаяся какое-то время назад Аргентина тоже  не превратилась из-за своего банкротства в альтернативу глобальному капитализму или либеральной демократии, хотя, когда она разорялась, многие левые радикалы радовались этой «пощечине банкстерам». СИРИЗА же стала не рецептом на преодоление кризиса, а лишь одним из его самых острых симптомов. 

Она оказалась очередной партией популистов, которая пришла к власти, не имея никакой концепции управления, и раздавая обещания, которых она не могла выполнить, поскольку этого не позволяли ни ситуация, ни потенциал греческого государства. Она пришла к власти, делая ставку на национальную гордость, а не на способность эффективно собирать налоги, удерживать греческий капитал в Греции, сохранить деньги даже самых мелких вкладчиков в греческих банках и подобные скучные реалии. Конечно, бегство капитала из греческих банков можно пресечь, приостановив их деятельность, но тогда приостановится функционирование значительной части собственной экономики, что резким образом увеличит долг Греции и ее текущий дефицит. СИРИЗА оказалась очередной партией популистов, которая, столкнувшись с принципом реальности («желайте невозможного!»), может перейти только в фазу авторитарного управления национальной гордостью (национал-большевизм или фашизм в разных исторических версиях обеих этих «альтернатив») или распасться. Сейчас она распадается, но я не знаю, лучше ли будет грекам от другого варианта поведения популистских партий (авторитарное управление национальной гордостью).

Заодно дальнейшему распаду подверглось греческое государство. Можно обвинять в этом немцев, партию СИРИЗА, можно размышлять о Греции, изображая идейного человека (от левых или правых) или им будучи, но это не меняет факта, что катастрофа греческого государства и общества стала сейчас глубже, чем пару месяцев назад. Перед Грецией стоит сегодня выбор, который не нравится никому. Этот выбор выглядит все отчетливее по мере углубления кризиса, по мере испытания новых форм помощи, которые на самом деле не выступают исключительно столкновением сильного немецкого национализма со слабым национализмом греческим. Ведь если бы европейского буфера между слабыми и сильными национализмами не существовало, то не существовало бы и Греции (и не ее одной), так, как не было ее (и не только ее), скажем, в 1943 году. Постепенно становится очевидно, что если Греция останется в еврозоне, невозможно будет провести очередное заметное списание ее долга, потому что многие страны еврозоны на такой шаг не согласятся. Хотя бы потому, что сами они таким масштабным списанием долгов не пользовались, не будучи сами слишком богатыми (страны Балтии, Словакия, Испания, Ирландия, перечислять можно долго). Электораты стран Северной Европы (не только христианско-демократические и консервативные, но и социал-демократические и даже избиратели немецких «Зеленых», что объясняет почему эта партия воздержалась, когда Бундестаг голосовал за решение по поводу начала новых переговоров с Афинами на выработанных условиях) накажут каждую силу, которая согласится на очередное значительное списание долга Греции, остающейся в зоне общей валюты. А эти электораты составляют в Северной Европе 70, 80, 90% всех избирателей.

Таким образом, если Грецию удастся удержать в еврозоне, останется реструктуризация ее долга, снижение процентов, продление сроков выплат, новые переходные кредиты, увеличение поддержки греческих банков Европейским центробанком, чтобы они не пали жертвой паники своих клиентов. Остаются попытки найти какие-нибудь финансовые резервы Греции. Не только посредством продажи активов, с которыми греческое государство при любой власти не умело обращаться, что показывает отсутствие бюджетных поступлений от этих активов, но также посредством повышения налогов и эффективности их сбора. Поскольку у греческой администрации уже давно нет таких возможностей, все могло бы (хотя не обязательно) получиться при введении элементов внешнего контроля со стороны европейской администрации («внешнее управление»). Шансы на то, что Греция в экономическом и политическом плане выдержит такую процедуру, есть, но они не слишком велики.

В свою очередь, частичное или значительное списание долга (не реструктуризация) может произойти только путем банкротства Греции и ее выхода из еврозоны. Тоже, впрочем, «может», но вовсе не обязательно. Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble) (и другие сторонники СИРИЗА из правоцентристов) обещают сейчас, правда, что если Греция выйдет, то она получит огромную помощь. Но если Шойбле удастся избавиться от греческого балласта в еврозоне, возможно, он предложит грекам лишь «гуманитарную помощь». А «списание долга» (вполне вероятное) путем банкротства и возвращения к драхме будет означать для греков утрату значительной части роста уровня жизни, который они получили сначала благодаря вступлению в ЕС, а потом – в еврозону (и, к сожалению, также кредитам в евро).

Максимально округляя, можно сказать, что если долговой кризис «съел» 30% роста уровня жизни греков, полученного благодаря ЕС и еврозоне, то лечение банкротством и драхмой лишит их 70%, прежде чем Греция начнет развиваться вновь или наступит продолжительная стагнация, как было с Аргентиной после ее банкротства.

А это новое развитие Греции, если после банкротства оно произойдет, тоже случится исключительно благодаря туристам с Севера, охотящимся за самым дешевым отдыхом «all inclusive» в стране, где нет исламских террористов. Кремниевая долина в Греции под управлением СИРИЗА скоро не появится, так, как не появится она в Польше под руководством Качиньского (Jarosław Kaczyński), Кукиза (Paweł Kukiz) или остатков их сторонников. Напомню, что в Венгрии с Орбаном, в спину которому дышит «Йоббик», вместо Кремниевой долины появились только немецкие заводы по сборке автомобилей, освобожденные от значительной части налогов.

Честно говоря, история вообще не знает примеров успешного перемещения из периферии в центр на одних только вложениях в национальную гордость. Германия, конечно, перешла после 1945 года в самый центр глобализации (в третий, пожалуй, раз, так как эффекты предыдущих «перемещений» полностью нивелировали 1914 год, а потом 1939) благодаря собственному труду, ордолиберализму, общественной рыночной экономике и т.п. Сложно, однако, говорить об уникальности и полном суверенитете в случае страны, перепаханной ковровыми бомбардировками, спонсируемой Планом Маршалла и находящейся даже не под «внешним управлением», а под руководством оккупационных американо-британо-французских властей. Я говорю о более свободной части Германии, которая смогла пройти этот путь, поскольку ГДР было тогда тюрьмой, что подтвердил даже старый добрый Бертольд Брехт (смотри стихотворение 1953 года «Решение»). Организованную политическую ностальгию по этой тюрьме демонстрирует лишь Левая партия Германии (надежда альтернативных европейских левых сил?). 

Япония после 1945 года (который уничтожил все результаты предыдущей попытки имитационной модернизации Мэйдзи) тоже прошла путь в сторону центра благодаря своей работе и специфическому соединению корпоративных принципов с мафиозной семьей. Сложно, однако, говорить об уникальности и полном суверенитете в случае страны, на которую сбрасывали ядерные бомбы и которой управляли даже не чиновники из ЕС, а американские оккупационные власти, утверждавшие не только решения независимых судов, но даже сценарии фильмов, впрочем, для исключения оттуда героических элементов и внедрения равноправных женских ролей (правда, забавно? Даже права женщин, не говоря уже о правах разных других общественных групп, лучше соблюдаются под надзором либерального Запада, чем под надзором самураев или талибов).

Китай движется сейчас с периферии в направлении к центру, но сложно говорить об уникальности в случае страны, остающейся благодаря все еще довольно дешевой рабочей силе монтажной линией для немецких и английских корпораций; страны, технологическая оригинальность, не говоря уже об оригинальности модели потребления или образования (британские университеты и средние школы живут сейчас в основном благодаря китайцам),  которой находится на нуле. Китай, скорее, повторяет имитационную японскую модернизацию Мэйдзи, парадоксальный лозунг которой гласил: «научиться у варваров (речь шла, конечно, о Западе) таким методам обогащения и создания оружия, которые позволят этих варваров победить». Я еще раз напомню, что цикл этой парадоксальной модернизации завершился сбросом на Японию ядерных бомб. Но если бы националистическая и модернизировавшаяся Япония перепахала ядерными бомбами Запад, это тоже сложно было бы назвать хэппи-эндом.

Южная Корея благодаря протекционизму, который на данном этапе сложно скопировать, смогла найти свое место в глобальном разделении труда, которое устанавливает центр. Однако знаменем этой культурной уникальности выступает сейчас рэпер PSY. Для меня этого уже достаточно, потому что рэпер PSY – отличный гротеск, а гротеск – это не только реальность польской периферии, но и периферии вообще. Даже Юкио Мисима, хотя сам того не осознавая (в собственном представлении он был воплощением героического пафоса), на самом деле был совмещением гротеска и кэмпа. Он был воплощением гротеска и кэмпа, когда публиковал старый самурайский кодекс с собственным предисловием (им зачитывались даже дружащие с Мисимой министры японского правительства), и когда совершил самоубийство после провалившейся попытки разжечь антиамериканский бунт в рядах японских сил самообороны, предводительствуя небольшим отрядом очарованных им в эротическом плане юношей. Эти юноши Мисимы вспоминались мне всякий раз, когда я смотрел на группы молодых людей с горящими щеками и увлажненными глазами, носящих портфели за Ярославом Качиньским или Мареком Юреком (Marek Jurek) (консервативный политик, спикер польского Сейма в 2005-2007 годах, – прим.пер.). Такие у нас периферийные мужские харизмы.

Возвращаясь к современной Европе, тоже разделенной на центр и периферию, по мере продолжения греческого кризиса можно все отчетливее заметить основы реальности, которая воцарится на нашем континенте, когда Евросоюз прекратит существование. У государств и обществ этой будущей Европы выбор будет стоять не между Порту-Алегри и Давосом, а между Берлином и Лондоном / Нью-Йорком. Или даже, скорее, между Берлином и лондонским Сити с нью-йоркским финансовым кварталом. Центральная Европа дополнительно сможет выбрать Третий Рим Владимира Путина, который потянется к такой разбитой и выпотрошенной Европе через уничтоженную к тому моменту Украину при помощи пропаганды, политической коррупции, агентуры и открытого насилия. Часть левых сил (немецкая Левая партия, СИРИЗА, «Подемос» и их практически пока несуществующие аналоги в Восточной Европе) примет этот Третий Рим, потому что он будет «антизападным». Часть правых тоже примет его, потому что он будет антилиберальным в моральной сфере и выступит под знаменем «защиты религии и настоящей семьи» от «Запада с гей-браками и Кончитой Вурст». Если Путин  заодно истребит еще «бандеровцев», то к этому антизападному походу присоединятся и Кукиз, и ксендз Исакович-Залесский (Tadeusz Isakowicz-Zaleski) и Кристина Павлович (Krystyna Pawłowicz). Большинство представителей партии «Право и Справедливость» (PiS) выберет, однако, Лондон и Нью-Йорк, конечно, не в качестве источника либеральных норм, а в качестве родины глобальных корпораций, которые поделят между собой Польшу и Европу после распада ЕС. В дело пойдет программа «солидарной Польши», которую подготовят Говин (Jarosław Gowin), Шаламаха (Paweł Szałamacha) и «Институт Собеского»: без помех и «социалистического регулирования» Евросоюза.

Помимо всего этого останутся лишь политические бредни: «повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла». Антиевропейская «повесть» затягивает сейчас все больше радикальных левых, а также новых европейских националистов. СМИ Руперта Мердека (Rupert Murdoch) в Великобритании тоже захлебываются сегодня в жалости к «отважной Греции, отданной на растерзание тевтонской спеси». Лишь потому, что возглавляющий глобальную корпорацию Мердок, как и многие другие глобальные корпорации в англосакском стиле, хочет распада ЕС, чтобы он был брошен на съедение чисто рыночной глобализации, лишенной даже остатков того регулирования, за которые героически сражается Евросоюз и представителем которых выступает Брюссель.

Можно, разделяя радикально-левые взгляды, присоединиться к Мердоку. Можно вместе с ним нападать на «тевтонскую империю» Евросоюза. Но он выступает представителем силы, а радикальные левые в Европе слабы, так что, присоединяясь к атаке на ЕС, они могут выступить исключительно в роли попутчика и полезного идиота сил рыночной глобализации. Конечно, радикально-левые круги (кроме них в Европе до сих пор существуют социал-демократы и даже остатки «реалистов» в рядах «Зеленых») рассчитывают, что на трупе Евросоюза расцветет какое-нибудь новое светлое будущее. Но на трупе ЕС расцветет лишь Европа под управлением Партии независимости Соединенного Королевства, «Альтернативы для Германии», «Национального фронта», «Венгерского гражданского союза», партий «За лучшую Венгрию», «Подемос», СИРИЗА (ее остатков), «Право и Справедливость» и Павла Кукиза. Я слышал мнения, что там, где есть СИРИЗА, по крайней мере нет «Национального фронта», но я не вижу настолько большой разницы между национал-большевизмом и фашизмом.

Эта новая Европа, мрачная тень которой встает по мере того, как длится и углубляется греческий кризис, тем не менее будет континентом таких же надежд, как Европа конца 30-х прошлого века. Разрываемая национализмом и национал-большевизмом разных мастей, находящаяся под управлением коммунистических партий в сталинском духе, фашистов или фашиствующих националистов. 

Пока игра разворачивается вокруг неизменных принципов. Защита Европейского союза (мой выбор) все больше сводится к сохранению статус-кво. А защита СИРИЗА все больше – к позволению на популистскую ложь даже после того, как она была брошена на лопатки реальностью.

Согласитесь, это невероятно похоже на противоборство наших «Гражданской платформы» (PO) и «Права и Справедливости» и заодно на множество аналогичных противоборств во всей современной Европе, а, возможно, даже во всем современном мире, стоящем на пороге «нового средневековья».