Демократия как часть культуры

Антидемократические страны мира сейчас переживают переломный момент. Куба и Иран недавно сделали серьезные шаги к тому, чтобы наладить отношения с демократическим миром. Это потребовало от них принести в жертву то, чем они еще недавно очень дорожили. Тем не менее, эти шаги не приблизили их к демократии.

Эти процессы можно рассматривать с двух разных точек зрения: как победу диктаторов, которые теперь получили международное признание и источник глобального финансирования, или как признак сближения с более однородным, более либеральным миром. Чтобы понять разницу, стоит обратить внимание не на то, что мы дали этим странам, а на то, что они сами ради этого сделали.

Куба пыталась наладить нормальные отношения с демократическим миром в течение четверти века после того, как падение коммунистического режима положило конец закрытости ее торговых и политических связей. Чтобы добиться этого — на прошлой неделе США возобновили торговые и дипломатические отношения с Кубой — она пожертвовала многим из того, что делало ее особенной: теперь гражданам Кубы разрешено свободно путешествовать и менять место жительства, а также владеть частной собственностью, международные компании получили возможность вести там дела и торговлю, а оппозиционные взгляды больше не караются тюремным сроком. В целом на Кубе был принят ряд законов и норм, которые делают ее очень похожей на другие либеральные страны.

У теократического режима Ирана не было никаких причин — если руководствоваться логикой государственного переворота 1979 года — подписывать ядерное соглашение с четырьмя западными демократиями, Евросоюзом, Китаем и Россией, которое заставляет их отказаться от большей части их ядерных ресурсов, разрешить регулярные инспекции и подвергнуть себя тщательной проверке со стороны иностранных государств в течение следующих 15 лет. Он мог остаться за рамками Договора о нераспространении ядерного оружия (как это сделали Индия, Пакистан и Израиль) и стать закрытым государством (как Северная Корея или Афганистан эпохи Талибана). Но с экономической и политической точки зрения это было невозможно: режим Тегерана опирается на устойчивую торговлю и финансовые отношения, а также общественную веру в то, что он имеет общие с либерально-демократическим миром институты и нормы — все это помогает режиму сохранять видимость легитимности своей власти. Если бы он попытался стать другой страной, его ждал бы неминуемый крах.

Четверть века назад имя Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama) стало синонимом демократического триумфализма, когда он заявил, что «конечной точкой идеологической эволюции человечества» станет «универсализация западной либеральной демократии в финальную форму человеческого правления». В более поздних версиях того эссе под названием «Конец истории?» (The End of History?) он вычеркнул слово «западной» (а также вопросительный знак), но было уже поздно: он вместе с множеством других мыслителей, политических лидеров и журналистов назвали либеральную демократию продуктом Запада.

Именно эта идея была использована многими правительствами для того, чтобы сохранить их автократические режимы: от Пекина до Саудовской Аравии, от Москвы до Тегерана, автократические лидеры могут (и зачастую это делают) заявить, что демократия — это чуждый им западный продукт и попытка потеснить их культурные традиции (несмотря на то, что демократические институты являются ядром всех этих культурных традиций). В этот антидемократический блок входят более 70 из 195 стран мира, и он не уменьшается.

Но если не принимать во внимание выборы, он становится все более похожим на демократический мир. Основные институты демократии — диктатура закона, внимание государства к отдельному человеку, средний класс, частная собственность, ощущение удовлетворения и справедливости, свободное перемещение людей и товаров — стали гораздо более распространенными, хотя они до сих пор несовершенны.

В этом доктор Фукуяма оказался прав: больше не существует никакой жизнеспособной альтернативы либеральному государству и рыночной экономике. Не существует такой объединяющей идеологии, какими были коммунизм или фашизм, которая позволяла бы управлять целым народом и сохранять его в дееспособном состоянии. Попытки таких группировок, как ИГИЛ или «Боко харам», создать альтернативу, а также попытки Северной Кореи и Белоруссии сохранить прежний порядок только подтверждают давно известную истину: такие попытки заключают в себе массу сложностей, несут жестокость и нередко приводят к обнищанию.

С точки зрения доктора Фукуямы, исчезновение серьезных альтернатив либеральному государству, сосредоточенному на благосостоянии каждого отдельного гражданина и на рыночной экономике, приводимой в движение международной торговлей, стало нормой после окончания холодной войны. В своих последующих работах он отошел от идеи о том, что демократия становится непосредственным следствием этих двух изменений (и эти его книги стали чрезвычайно популярными в Китае).

То, что мы называем демократию «западной», а также требования и применение военной силы с целью установить демократию не привели к закреплению свободных выборов в странах с автократическими режимами. Это произойдет только тогда, когда народы этих стран воспримут демократию как продукт их собственной культуры. И они приблизятся к достижению этой цели, когда почувствуют желание сблизиться с нашим миром.