Когда многие полагали, что Россия находится на пути к демократии, Светлана Алексиевич тоже хотела в это верить. После агрессии на Украине и в Сирии этот лауреат Нобелевской премии по литературе уже более трезво смотрит на вещи. По ее мнению, имперская мечта живет в каждом русском.

Сначала Россия в нарушении международного права аннексировала украинский полуостров Крым, затем начала агрессию против Донбасса, а теперь она наносит удары с воздуха в Сирии. Возможна ли вообще совместная мирная жизнь с Россией? Ответ Светланы Алексиевич:

Светлана Алексиевич: Никто не ожидал того, что Путин теперь делает в Сирии, и что он спровоцирует этот конфликт. Однако не следует терять бдительность — хотя на Украине стало тихо, война там еще не закончилась и может в любое время вернуться. Все это означает, что мир оказался в очень сложной ситуации.

Neue Zuercher Zeitung: Почему в таком случае в России почти нет никакого сопротивления?

— Интеллигенция находится в состоянии шока, она ничего не понимает. А народ, к сожалению, действительно поддерживает Путина. Недавно я была в Сибири. Меня поразило то, что я там увидела. В городах там встречаешь людей, которые испытывают страх перед войной, но как только оказываешься на окраине бывшего Советского Союза, то там уже никто не боится войны. Все просто счастливы от того, что мы вновь являемся большой империей, которую Запад должен бояться.

— Не возникает ли сегодня новая спираль насилия?

— Боюсь, что это так. Как раз недавно я была на Украине и говорила там с беженцами, которые были вынуждены оставить свои дома и уехать. Теперь они хотят вернуться в Донбасс для того, чтобы там воевать против русских. И это можно понять, но для меня насилие — темная сила. Никто не может сказать, чем все закончится.

— Что Запад может сделать? Считаете ли вы правильным введение санкций?

— Отвечать с помощью санкций — довольно своеобразное решение. Но я не думаю, что есть какой-то иной вариант. Кроме санкций я не вижу другой возможности, а если Запад будет вовлечен в военные действия, то мы получим третью мировую войну.

— Однако история показывает, что русские ради победы своей идеи готовы голодать и погибать. Что в таком случае могут сделать санкции?

— Это верно, и поэтому так сложно обстоит дело с санкциями. Недавно на вопрос, готовы ли они за путинскую идею великой России умереть сами или пожертвовать жизнью жены, детей и родственников, 35% россиян ответили «Да, готовы!» Это результат идеологического промывания мозгов.

— В течение многих лет вы занимаетесь «красным человеком». С помощью этой метафоры вы описываете все еще распространенную ментальность, сформированную под влиянием советской идеологии. Виновен ли культ «красного человека» в нынешних событиях? Или же все это идет намного глубже — вплоть до российского империализма в царское время?

— Имперская мечта живет в каждом русском. Решающим фактором здесь, на самом деле, является «красный человек». В 1990-е годы мы, демократические активисты, полагали, что коммунизма больше нет, что он преодолен. Мы думали, что он никогда больше не возродится. Однако подобный вывод оказался неверным. Почему? «Красный человек» верил в большие идеалы и в новую жизнь. Для нового, демократического времени не существовало никакой интеллектуальной надстройки. У Путина она вновь появилась. Кроме того, Путин часто появляется на телевидении, и с его помощью можно увидеть, что он делает, и почему он это делает. Путин предлагает людям объяснение, перерабатывает его, излагает им свое мировоззрение. Мы, демократы, в этом отношении ничего не делали.

— В вашей последней книге «Время секонд-хэнд» вы описываете, как стремительно обрушились на граждан СССР перемены, и какие травмы образовались у них в результате.

— Народ был ограблен. Он чувствует себя униженным и обманутым. Люди стали агрессивными. Я смогла понять это во время своих путешествий, которые я проделала ради этой книги. Тогда я думала, что все, несомненно, закончится плохо. Однако друзья мне говорили: «Нет, мы находимся на демократическом пути, и все будет хорошо». Но получилось иначе.

— Причина этой агрессии коренится в «красном человеке»?

— Несомненно. Все мне рассказывали о том, что раньше, при социализме, их уважали. На работе и везде их пичкали рассказами о том, что «красный человек» — очень важный человек в социалистическом государстве.

— Вы вкладываете в понятие «красный человек» такой же смысл, как российский диссидент Александр Зиновьев, который говорил о гомо советикусе?

— Да, именно. Но мне не нравится выражение гомо советикус. Мой отец был убежденным коммунистом, и все мои родственники жили в мире «красных людей». Выражение «гомо советикус» звучит холодно, и поэтому я не могу их так называть. Ведь они все потеряли, поскольку все они в своей жизни вынуждены были пройти через многие трагические события. За каждым «красным человеком» стояла красивая «красная идея», его идеал. Я в течение четырех десятилетий пишу об этих людях — о том, как они жили, как страдали, о чем они думали, и как все обрушилось.

— Таким образом, можно считать, что «красный человек» в России не умер. Можно ли сказать то же самое в отношении Украины после революции на Майдане?

— «Красный люди» населяют все постсоветское пространство. И за один день ситуация не может измениться. Сегодня ты коммунист, а завтра ты от всего этого отказываешься — так не бывает. Эти люди были воспитаны в советской системе. Все они читали одни и те же книги, усваивали их содержание и росли с этими идеалами.

— Не является ли конец «красного человека» вопросом поколений?

— Молодые украинцы, конечно же, хотят новой жизни. Они хотят преодолеть период «красных людей», особенно после всех рассказов об их друзьях, погибших на Майдане. Однако государство еще не побеждает олигархов, эту настоящую напасть. Президент Украины Петр Порошенко сегодня пытается это делать. Однако это очень трудная и очень сложная задача. Майдан многое изменил. На Аллею Героев в Киеве, названную так в честь погибших на Майдане, приходят различные люди — люди всех возрастов, в том числе коммунисты, и они с гордостью говорят: «Да, мы готовы за это умереть, мы умирали за это, мы хотим другую жизнь, мы ходим жить в условиях свободы!»

— Вы настроены оптимистично и считаете, что Украина сможет это сделать?

— Воля присутствует, однако международное сообщество государств должно оказать помощь Украине в этом деле — насколько возможно. Украина тогда победит в этой войне, когда она начнет лучше жить. Это намного важнее военной победы над русскими.

— Когда вы сами преодолели в себе «красного человека»? Каким образом вы освободились?

— Во мне это произошло во время афганской войны (с 1979 года по 1989 год — прим. редакции Neue Zuercher Zeitung). Для меня идея социализма умерла именно там. Мой отец был директором школы, учителем. Он очень сильно верил во все идеалы и воспитал меня в соответствующем духе. Он и его друзья были хорошие люди, простые люди. Им можно было верить. Для меня расставание с этими идеалами оказалось сложным и очень длинным процессом.

— А было ли какое-то решающее событие?

— Когда я работала над книгой «Цинковые мальчики» о войне в Афганистане, я поехала туда сама и видела там собственными глазами, какие ужасные вещи творили русские солдаты. В одной больнице я видела детей и женщин без ног. Одной женщине я дала игрушку — у нее на груди был ребенок. И в этот момент я заметила, что у него нет ни ручек, ни ножек. Я была шокирована! Она мне сказала: «Это сделали русские! Советские гитлеровские фашисты!» Это один из эпизодов, способствовавших моему самоосвобождению. Когда я закончила работу над этой книгой, я уже была полностью свободной.

— Героями ваших книг чаще бывают женщины, а не мужчины. И нередко ваши героини - очень жизнестойкие женщины. Почему женщины на постсоветском пространстве такие сильные?

— Мужчины способны только воевать. Всю страну всегда несли на себе женщины, а детей они в большинстве случаев воспитывали в одиночку. После развала Советского Союза мужчины оказались не у дел и жаловались на то, что они потеряли работу. Тогда как женщины стали учиться чему-то новому и поддерживали семьи. Со своими цветными сумками они объездили весь мир, они обменивали товары, продавали их и таким образом зарабатывали деньги.

— Не сделал ли культ «красного человека» женщин в России такими сильными?

— Нет, женщины всегда были сильнее. Я поняла это, когда писала книгу «У войны не женское лицо», книгу о советских женщинах во Второй мировой войне. Миллионы женщин у нас участвовали в той войне и погибли. Миллионы! Такого в мировой истории еще не было. Да, русская женщина — это очень сильный человек!

— В вашей новой книге речь идет о любви. На постсоветском пространстве она чем-то отличается от того, что происходит у нас, на Западе?

— Я не знаю, я еще этого не обнаружила, я ведь не так долго у вас живу (смеется). Я больше 30 лет занималась «красным человеком» и написала об этом энциклопедию из пяти книг. Теперь я решила обратиться к экзистенциальным темам, то есть к любви и к смерти. Однако очень сложно добраться до чего-то существенного. У вас другая жизнь. Конечно, есть нечто общее: везде женщины плачут, когда их обманывают и бросают.

— Что мы узнаем из вашей новой книги о русских, украинцах и белорусах?

— Я пока не знаю. В настоящее время я еще собираю материал, и могу лишь сказать, что мне очень сложно работать над этой книгой.

— Может ли Нобелевская премия еще больше осложнить вашу работу? Вы теперь получили большую известность, но не исчезнет ли при этом непосредственность в контактах с людьми?

— Я очень надеюсь, что этого не случится. Я и раньше получала немало значимых международных наград. Когда я иду к людям, я делаю это не как великий писатель, а всегда как простой человек, который хочет пообщаться и что-то узнать, и не только о войне, а прежде всего о жизни.

— Недавно вы вернулись в Минск.

— Как только это стало возможным, я вернулась из эмиграции. Александр Лукашенко стал вновь играть с Западом. В результате в Белоруссии стало немного легче.

— Вам не надоела свобода? Может быть, вам не хватало диктатуры? Не является ли авторитаризм в том виде, в каком его реализует Лукашенко, косвенным образом полезным для вашей литературной работы?

— Нет, мне не нужна никакая диктатура. Но я всегда скучала по дому, я никогда не хотела остаться в Западной Европе. И мой литературный жанр требует, чтобы я жила вместе с людьми, чтобы я каждый день с ними разговаривала, чтобы я с ними праздновала и танцевала.

— Какую цель вы преследуете с помощью ваших книг? Вы хотите что-то изменить?

— Я хочу писать о том, кем мы были, и о том, что с нами произошло. Я хочу рассказать об этом ужасном опыте. Ведь идея коммунизма не умерла. Она продолжает жить. И я хочу показать, как эта идея теперь реализуется в России, и к чему это приводит.