В прошлый понедельник Эммануэль Макрон принял на борту президентского самолета корреспондента JDD, чтобы в подробностях обсудить с ним дипломатические вопросы. Глава государства готовился в тот момент к недельному визиту в Австралию и Новую Каледонию. В течение часа он рассказывал, сидя за президентским столом, о своем видении международных отношений и роли Франции в мире. Он разобрал один за другим все ключевые актуальные вопросы, не забыв о Дональде Трампе и Владимире Путине.
Макрон о своей роли «главного дипломата»: «Безопасность — это жизнь нашей страны»
«Внешняя политика и политика безопасности отнимают время, но это нормально, поскольку безопасность — это жизнь нашей страны, и я серьезно отношусь к потенциальным последствиям нового террористического кризиса. Если бы генерал де Голль придерживался упадочной риторики, Франция не построила бы себе такую судьбу. Его можно поблагодарить. Нельзя быть великой державой при нейтралитете. Мы думаем о мире, потому что мир всегда заявлял о себе у нас. У нас есть средства для того, чтобы остаться державой с общечеловеческим посылом. С этим связаны наши интересы и безопасность. Это предмет гордости и даже движущая сила текущих преобразований. Когда я езжу по регионам, то вижу вновь обретенную гордость».
Его общая философия: «Кризис вынуждает нас определить четыре приоритета»
«Последние десять лет мы во Франции смотрели на все через призму, искажающую ситуацию, и опирались при этом на наше место в Совете безопасности и на ощущение, что мы является неотъемлемой частью стабильного международного порядка. Когда Дональд Трамп приходит в Белый дом и говорит нам, что Америка слишком много платила за нас, и что Европа выделяла недостаточно средств на собственную оборону, эта риторика некоторым образом продолжает курс Барака Обамы, который отказался от военных операций на Ближнем Востоке».
«Однако за десять лет все изменилось. Дональд Трамп больше не хочет автоматически придерживаться игры альянсов. Заявивший о себе Китай стремится к биполярной системе с США. Россия сразу же пользуется слабостями Запада, как только мы оказываемся не в состоянии обеспечить уважение к красным линиям. Иран продолжает борьбу за Средиземноморье с осью суннитских держав и Израилем, что, кстати, стало совершенно новым явлением. Наконец, стоит отметить стратегию Турции. Все это создает кризис, который вынуждает нас искать новые мосты и грамотно определять стратегические приоритеты».
«Этих приоритетов четыре: прежде всего, безопасность, затем ценности, общие блага, начиная с климата, и экономическая стабильность ради наших торговых интересов. Чтобы добиться этого, нужно ускорить процесс европейского строительства и вернуть ему автономию. В некотором роде этому способствует европейская оборонительная система с июня 2017 года. Это самая большая подвижка со времен Европейского оборонительного сообщества 1954 года, пусть даже конкретная реализация займет немало времени».
О многостороннем подходе: «Говорить со всеми или оказаться на обочине»
«Если руководствоваться логикой сильного, это станет настоящим злом. Если не вести диалог, мир раздробится на части, а целые регионы могут стать жертвой губительной гегемонии. В этом заключается главный смысл нашей борьбы, поскольку Франция как великая держава должна обеспечить такое восприятие событий в Совете безопасности и одновременно говорить со всеми. В противном случае через 20 лет региональные гегемонистские державы и два полюса в лице США и Китая сформируют мир, в котором мы окажемся на обочине».
«Личные отношения на службе стратегии» с Дональдом Трампом
«Сейчас я хорошо знаю Дональда Трампа. Личные отношения с моими партнерами требуют постоянной адаптации и стоят усилий лишь в том случае, если стоят на службе стратегии. То же самое касается и других руководителей, например, президента Эрдогана».
«На уровне трансатлантической оси нужно перестроить стратегию с Дональдом Трампом, сосредоточившись на военно-политической составляющей и борьбе с терроризмом. Мы выстраиваем партнерские отношения, в которых мы, Франция, являемся лидерами в Сахеле с группой G5. Эта стратегия включает в себя страны Сахеля, африканские организации, Европейский союз и страны Персидского залива».
«Когда я вновь увидел его 14 июля в Париже, то сказал ему: «Ты нужен мне на Ближнем Востоке. Я — достойный доверия партнер». Я сказал это, несмотря на то, что его стратегия все еще не определена, поскольку он разрывался между стремлением уйти и антииранскими взглядами. Я говорю с президентом США, прекрасно понимая, что его внешняя политика всегда отвечает интересам внутренней».
«8 апреля он не определился с реакцией на химические атаки, и я сказал ему, что Башар Асад испытывает нас этим новым шагом, что о войне с Сирией речи не идет, но что с учетом имеющихся у нас доказательств наш совместный удар исключительно по химическим объектам играет решающую роль для укрепления доверия к нам и сдерживания вредоносных поползновений режима».
О договоре по ядерной программе, которому угрожает Трамп: «Если дестабилизировать весь регион…»
«В сентябре прошлого года я впервые упомянул понятие трех столпов, которые необходимо обсудить, чтобы дополнить венские соглашения. Впоследствии я говорил о них с Дональдом Трампом и Хасаном Роухани в Нью-Йорке. Как бы то ни было, Дональд Трамп высказал с трибуны жесткую позицию против соглашения и по иранскому руководству».
«Если дестабилизировать весь регион из-за Ирана, это вскормит новые террористические движения, которые появятся в регионе, потому что питаются подспудным конфликтом шиитов и суннитов. Нужно четко представлять себе ситуацию. При отсутствии переговорной стратегии может произойти подъем радикальных настроений в общественном мнении мусульманских стран, тогда как сейчас суннитские и шиитские державы могут, наконец, встать на борьбу с терроризмом».
Об израильском премьере Нетаньяху: «Я сказал ему по телефону [в понедельник], что Иран — это держава, поведение которой вызывает беспокойство, но в то же время это и великий народ, с которым нужно говорить. У него могут быть сомнения насчет моей стратегии расширения договора с Ираном. Тем не менее наши американские партнеры внимательно рассматривают это предложение. Мы не должны пытаться разжечь огонь и превратить события в новую войну между шиитами и суннитами».
Об ударах по Сирии: «Три участника придали этой операции больше легитимности»
«Моей целью было нанести удары по целям без сопутствующего ущерба, в том числе для режима как такового. Если бы мы не поразили все цели или если бы наши действия привели к потерям с нашей или сирийской стороны, я понял бы сомнения насчет результата. Как бы то ни было, мы поразили все обозначенные цели. Это касается как наших собственных средств, так и совместных действий. Это была сложная, но очень успешная операция, которая была выдающимся образом скоординирована между тремя союзниками с применением воздушных и морских средств».
«Как я уже говорил, у Франции имеются возможности для самостоятельных действий с июня 2017 года. Как бы то ни было, тот факт, что участников было трое, что США и Великобритания присоединились к операции, придало операции больше легитимности. Тереза Мэй присоединилась к нам в отличие от предшественника и заработала тем самым большое уважение. То, что Россия оказалась в меньшинстве во время голосования по ее собственной резолюции в ООН после ударов, говорит, что они обладали легитимностью».
«Если Франция хочет уважения к себе в регионе, нужно говорить со всеми, но в то же время действовать при нарушении красных линий. Это важнейший элемент доверия. Лето 2013 года было воспринято как трагедия, потому что американцы ничего не предприняли. В результате мы все коллективно были обречены на бессилие. В том числе и в рамках многостороннего подхода в ООН, где возникла вера в слабость тех, кто уважают его».
Об отношениях с Владимиром Путиным: «Я хочу привести Россию в Европу и не дать ей замкнуться в себе»
«В день ударов я позвонил ему и сказал, что у нас есть доказательства химической атаки и что мы можем назвать виновного. Он не услышал меня и заявил о необходимости инспекции ОЗХО, но я напомнил ему, что работе контрольного механизма ОЗХО и ООН воспрепятствовало российское вето. Я сказал ему, что я знаю, а он в курсе этого, что нет никаких сомнений относительно результата, и что я выполню свой долг. Разговор был спокойным. Думаю, он осознал нашу решимость и то, что мне хотелось избежать эскалации. Я напомнил ему то, что он сказал мне в мае 2017 года в Версале, когда я обозначил любое применение химического оружия в качестве красной линии, и он сам признал это необходимым».
«Владимир Путин понял, что я — вовсе не неоконсерватор. Мне чужд интервенционизм, я не хочу воевать с сирийским режимом, я никогда не вмешался бы в Ираке и даже Ливии, если бы в этом случае у меня предварительно не было дипломатической дорожной карты и политического плана выхода из кризиса. Я хочу вести стратегический и исторический диалог с Владимиром Путиным, привести Россию в Европу и не дать ей замкнуться в себе».
О Европе: «Польша и Венгрия уходят в себя»
«Происходящее в Восточной Европе отличается от происходящего в России. Антилиберальные тенденции в этих странах связаны со страхом и горечью. Это явно относится к Венгрии и Польше. Помнится, Геремек сказал, что Европа бросила поляков в 1947 году. Сейчас мы наверстываем упущенное, однако эти страны уходят в себя без гарантий защиты в военном плане и в миграционном вопросе. Несмотря на все это я говорю им: «Будьте осторожны, если не собираетесь соблюдать правила!»
В Азии Макрон верит в «новую ось Париж-Дели-Канберра»
«Юго-Восточная Азия превращается в запасной фронт терроризма, что просматривается уже сейчас. Сформированный альянс США, Индии, Японии и Австралии был плохо воспринят Китаем, что отталкивает от него страны вроде Сингапура. Наше предложение отличается от других, поскольку мы обладаем географической легитимностью, которая идет от Новой Каледонии до Джибути через Южно-Китайское море, где наша миссия «Жанна д'Арк» с каждым годом все больше ценится нашими союзниками в регионе. Мы понимаем и поддерживаем нашего американского союзника в его естественной зоне влияния в Тихом океане. Для Франции же это — Индийско-Тихоокеанский регион. У меня большая вера в силу новой оси «Париж-Дели Канберра».