Елена Костюченко вот уже десять лет описывает российскую реальность таким способом, который может и даже должен вызвать чувство шока. Россия предстает у нее жестокой страной, человеческая жизнь в которой не стоит и копейки. Однако острие этой критики проникает очень глубоко и добирается до таких проблем, которые выходят за границы областей и государств.
«Россия — это состояние ума», — скажет потенциальный покупатель и, испугавшись, отложит книгу «Нам здесь жить» обратно на полку. Недостаточно вдумчивого читателя репортажи Костюченко могут лишь утвердить в этом мнении. Каждый из собранных под одной обложкой текстов иллюстрирует как минимум одну вопиющую конкретную проблему. Читая рассказы журналистки, внедрившейся в отделы ОВД и ДПС, мы видим коррупцию и кумовство, сразу же после мы переносимся в притон, где употребляют «крокодил» — наркотик кустарного производства, от которого человек начинает гнить заживо. Находясь среди проституток где-то в глубокой провинции, журналистка описывает алкоголизм и насилие. Читатель будто бы движется по очередным кругам ада, в какую сторону ни повернешь голову — везде ужас. Ощущения усиливает сухой, буквально стерильный язык автора. На моральные оценки места не остается, жаль занимать ими место, ведь нужно спуститься еще глубже, в самую бездну.
Все страшно
Составить мнение о том, как появляются очередные круги ада, можно очень легко, достаточно прислушаться к некоторым героям. «Россия — это всегда трудно», — говорит одна чиновница, заламывая руки по поводу отчаянного положения жителей Чуприяновки — поселка в Тверской области. Другая героиня Костюченко, молодая женщина, недавно окончившая вуз, делится своими скромными мечтами: дом с солнечными батареями и приличной канализацией, может, еще машина. Судьба привела ее на кассу железнодорожной станции. «Я знаю, что нужно много работать. Я много работаю. Мне 26, и я все время работаю, но, наверное, чтобы сбылось, надо жить в другой стране», — печально заключает она.
Следует однако заглянуть за завесу локального фатализма, который в данном случае произрастает из сложности «русской души». Именно при помощи этого загадочного понятия принято традиционно объяснять специфику как лицевой, так и изнаночной стороны реалий самого большого государства мира. Книга «Нам здесь жить» посвящена, несомненно, его мрачной стороне, однако, читать репортажи, пользуясь для их понимания русским ключом, было бы неверно.
Во вступлении к сборнику переводчица Катажина Квятковска-Москалевич (Katarzyna Kwiatkowska-Moskalewicz) формулирует тезис, что тексты Костюченко не только повествуют о России, но и вскрывают нарывы «плохо функционирующего мира».
Это недалеко от истины. В разделе, посвященном жизни в отрезанных от внешнего мира деревнях Центральной России, мы видим распространенную проблему транспортной дискриминации. В репортаже о праздновании Дня Победы, представляющего собой центральный пункт исторической политики Путина, — инструментальное отношение к ветеранам: государство обрекло этих стариков на бедность и вспоминает о них только по случаю праздника. В истории трагического убийства, которое совершили люди, страдающие олигофренией, автор проливает свет на проблему отсутствия эффективных механизмов помощи больным с психическими расстройствами и программ их адаптации к обществу. Рассказ об угольных шахтах в южной части России, где шахтеры годами не могут добиться выплаты задолженности по зарплате и с трудом сводят концы с концами, демонстрирует столкновение трудящихся с деспотизмом владельцев предприятий, которые пользуются негласной поддержкой властей. Такие проблемы можно обнаружить в любом уголке мира.
Беспристрастный автор
Универсальность текстов Костюченко видна также с другой перспективы. В отличие от Анны Политковской, пример которой подтолкнул юную Елену к выбору жизненного пути, у автора «Нам здесь жить» политическая тема звучит лишь в подтексте. Политковская на страницах той же самой «Новой газеты», в которой работает Костюченко, открыто критиковала раннего Путина. Ее статьи, а позднее издаваемые на Западе книги изобличали путинский режим и демонстрировали зловещее срастание политики и криминального мира.
Молодая коллега Политковской пользуется другими приемами. Политическая тема звучит у нее подспудно. Читатель, правда, встречает в ее текстах насквозь коррумпированных чиновников или полицейских, которые наживаются на незаконных схемах, однако, политика федерального уровня появляется там редко. Свое жестокое обличье та демонстрирует тогда, когда Костюченко попадает в охваченный войной Донбасс, но и в этом случае репортер не воспаряет в эмпиреи. Напротив, она находится под землей, в подвале, где прячутся при обстреле мирные жители.
Журналистка не изображает звенья причинно-следственных связей, позволяющие проследить, как сложилась та или иная ситуация. Герои, которым она дает высказаться, задают вопросы, на которые невозможно ответить коротко. «Ты объясни, в Москве у всех высшее образование, а мусор с балконов кидают. Зачем?» — упрямо вопрошает киргизка, занимающаяся уборкой московских улиц. Место работы превращает ее в помеху для прохожих, обесчеловечивает, а, казалось бы, Москва считается в России бастионом европейских ценностей.
Если у кого-то из героев есть, в свою очередь, ответ на какие-то мучающие читателя вопросы, то он сразу же помещается в контекст других точек зрения. В разделе, который рассказывает о жизни в сибирском удельном княжестве одного из крупнейших российских предприятий добывающей промышленности, читатели становятся свидетелями страданий коренного населения. С одной стороны, правда на его стороне, ведь добыча нефти — это надругательство над природой и его святыми родными местами. С другой — добывающая промышленность обеспечивает рабочими местами людей, которых «пережевал и выплюнул» рынок труда в Центральной России. Кто более прав, читателю остается решать самому.
«Нам здесь жить» — это тем не менее не беспристрастная фиксация реалий. Острие критики вроде бы скрывается за стерильной беспристрастностью, но проникает оно очень глубоко. За каждым героем можно увидеть разваливающееся неработоспособное государство, в котором бастионами квазинормальной жизни выступают острова, созданные топливными магнатами. Отсутствие четких правил и каких-либо механизмов поддержки приводит к алкоголизму, коррупции, поражению отдельных людей в правах. Этот список можно продолжать еще долго.
Политика, как бумеранг
В этом можно усмотреть лейтмотив репортажей Костюченко. Когда началась эпидемия коронавируса, она вместе со своим коллегой по редакции Юрием Козыревым написала для «Новой газеты» длинный текст о героической работе медиков в одной московской больнице. Основная часть материала — это отрывки из диалогов врачей, медсестер и пациентов. Все вместе они складываются в буквально военный репортаж из «красной зоны». Здесь тоже нет ни политики, ни прямых оценок. Выводы напрашиваются сами. Кто-то может сказать, что к борьбе с пандемией не был готов никто. С другой стороны, эти врачи работают на пределе своих сил. Неужели это нормально? Не следует ли привлечь кого-нибудь к ответственности за то, что в течение многих лет система здравоохранения не получала достаточного финансирования и подвергалась «оптимизации»? А если да, то кого?
Самое страшное в книге «Нам здесь жить» — это как раз отсутствие такой инстанции, к которой изломанные, отвергнутые, оказавшиеся на грани нищеты или давно ее переступившие герои текстов могли бы обратиться. Взять хотя бы заглавный репортаж из станицы Кущевской, которую в 1990-е годы подчинила себе бандитская группировка. На улицах вплоть до второго десятилетия XXI века царил настоящий террор, люди стакивались с вымогательствами, избиениями, изнасилованиями. Лишь массовое убийство 2010 года привлекло к станице внимание честных и неравнодушных следователей, которым в какой-то мере удалось пресечь преступную деятельность.
Удивляет то, что сами напуганные местные жители не верят в эффективность каких-либо институтов. Они считают, что все продались: «Кущевцы не хотят следствия. Они хотят Жириновского. Тот пообещал повесить цапков, и мэра, и начальника милиции на главной площади». В таких фразах слышатся отголоски всех провалившихся кампаний по борьбе с коррупцией, которые привели к распространению убежденности в том, что в России «крадут все». Никто уже даже не питает на этот счет иллюзий.
Политика таким образом пробирается в текст «с черного хода», в данном случае в виде спроса на фигуру «сильного человека», потребность в котором растет пропорционально росту коррупции и произвола властей. Упоминавшаяся выше аполитичность репортажей Костюченко на самом деле насквозь политична, поскольку она отражает российские реалии, в которых правящая элита осознанно сделала управление государством чисто техническим процессом, отказавшись от какой-либо социальной ответственности. Государство отворачивается от проблем тех, кому «там еще жить».
Конечно, могут возникнуть вопросы по поводу журналисткой этики автора: ее внедрение в ДПС или ОВД имеет черты журналистской провокации. Однако польский читатель, привыкший к нашей «школе выдумывания», свободно обращающейся с фактическим материалом, не обратит на это особого внимания.
В вошедших в сборник историях нет никакого приукрашивания, а личность автора в них остается практически незаметной. Российская журналистка в первую очередь дает читателям возможность заглянуть туда, куда им никто не позволял заглянуть, а одновременно послушать тех, кому никто и никогда не предоставлял права голоса.
Россия, конечно, ужасает, но несмотря на это Костюченко погружается в ее чрево, стремясь показать, что на самом деле существующие там патологии — это не порождение мистических особенностей необъятных российских просторов, а распространенное явление. Свою роль играет великолепный перевод Квятковской-Москалевич, благодаря которому не теряется колорит речи наркоманов или полицейских.
«Нам здесь жить» — это, конечно, книга о России, однако, рассматривая под увеличительным стеклом эту страну и ее отдельные общественные группы, она расширяет перспективу и оказывается чем-то большим, чем просто сборник репортажей. Это социальная критика, становящаяся без прямых обвинений еще более жесткой; текст, обнажающий губительные эффекты отказа от солидарности под лозунгом «каждый сам за себя»; диктофон, поднесенный к губам неудачников, указывающих, что государство в течение многих лет пренебрегало своими обязанностями. А одновременно, о чем никак нельзя забыть, это образец отличной журналистской работы.