Эти диссиденты используют псевдонимы и выключают свои видео, когда общаются с помощью тайных звонков в сети Zoom. Обычно они координируют между собой футбольные тренировки и использование парковок, но теперь собираются вместе, чтобы выработать стратегию. Они говорят, что могут столкнуться с серьезными последствиями, если кто-нибудь узнает о том, что они говорят.
Но в последнее время ситуация стала слишком вопиющей, чтобы успокаиваться только на электронных письмах или обменах жалобами в конференц-связи. Поэтому в один из недавних выходных на зеленой улице в западном Лос-Анджелесе они собрались лично и пригласили меня присоединиться.
На заднем дворе дома с четырьмя спальнями десять человек сидели в круге из пластиковых стульев Adirondack и поглощали целые пакеты кукурузы Skinny Pop. Это повстанцы: состоятельные родители из Лос-Анджелеса, которые отправляют своих детей в Гарвард-Вестлейк, самую престижную частную школу в городе.
По обычным американским меркам они довольно богаты. По меркам Гарвард-Вестлейка они средние. Это работающие пары с двумя профессиями, которые обязаны в своем успехе не семейным связям или богатому наследству, а своему собственному образованию. Поэтому им кажется более чем смешным, что школа, которая стоит более 40 000 долларов в год — школа с Чарли Мангером, правой рукой Уоррена Баффета, и Сарой Мердок, женой Лахлана и невесткой Руперта, в ее правлении — учит школьников, что капитализм — это зло.
Для большинства родителей демонизация капитализма — это еще самое меньшее зло. Они рассказывают, что их дети говорят им, что боятся честно высказываться в классе. Больше всего их беспокоит то, что новый план школы по превращению в «антирасистское учреждение», обнародованный в июле этого года в 20-страничном документе, заставляет их детей «зацикливаться» на расовой проблеме и придавать ей чуть ли не гротесковое значение.
«Я вырос в Лос-Анджелесе, и Гарвардская школа определенно испытывала сложности с проблемами разнообразия. Истории, которые рассказывают, начиная с этого лета, представляются мне совершенно оправданными», — говорит один из отцов. Он говорит, что у него нет проблем с тем, что школа прилагает больше усилий для исправления прошлых ошибок, в том числе путем включения в учебную программу большего количества темы различных меньшинств. А вот проблемы у него есть с теми движениями, которые говорят его детям, что Америка — плохая страна и что все они несут коллективную вину за расовые преступления.
«Они заставляют моего сына чувствовать себя расистом только из-за цвета его кожи», — говорит одна мать. Другая задает вопрос группе: «Как сосредоточение внимания на расовой проблеме помогает детям разговаривать друг с другом? Почему они все просто не могут быть „росомахами" („росомаха", известный также как Логан, является героем комиксов издательства Marvel Comics. Он обладает сверхчеловеческими способностями). (Гарвард-Вестлейк отказался от комментариев.)
Эта группа родителей из Гарвард-Вестлейка — одна из многих, которые незаметно организуются по всей стране для борьбы с тем, что они описывают как идеологическое движение, захватившее их школы. Эта история основана на интервью с более чем двумя десятками несогласных — учителями, родителями и детьми — в элитных подготовительных школах двух самых демократических "синих" штатов страны: Нью-Йорка и Калифорнии.
Родители на заднем дворе говорят, что за каждым из них стоит гораздо больше людей, которые боятся говорить об этом. «Я говорила как минимум с пятью парами, — рассказывала мне одна мать. — Они сказали мне: "Мы поняли. Мы думаем так же, как вы". Все они хотят, чтобы их история была рассказана, но ни один из них не позволил бы мне назвать свое имя. Они опасаются потерять работу или причинить вред своим детям, если об их противодействии этой идеологии станет известно".
«Школа может попросить вас уйти из нее по любой причине, — сказала одна мать из другой подготовительной школы Лос-Анджелеса, Брентвуда. — Тогда вас занесут в черный список всех частных школ, и назовут расистом, что хуже, чем быть заклейменным как убийца».
Один родитель из частной школы, родившийся в коммунистической стране, сказал мне: «Я приехал в эту страну, спасаясь от того же страха репрессий, который сейчас испытывает мой собственный ребенок». Другой пошутил: «Нам нужно кормить свои семьи. Да, и платить 50 000 долларов в год, чтобы наши дети учились здесь». Один из учителей из Нью-Йорка сформулировал все очень кратко: «Выступать против этого — значит подвергать риску весь свой моральный авторитет».
Родители, которые высказывались против этой идеологии, даже в частном порядке, говорят, что все это не прошло для них успешно. «У меня был разговор с другом, и я спросил его: „А может, нам поставить кое-какие вопросы к этому движению?", — сказал отец с детьми в двух подготовительных школах на Манхэттене. — И он ответил: „Чудак, это очень опасная тема в нашей дружбе. С меня уже вполне хватило таких разговоров, чтобы понять, что происходит"».
Этот страх всеми фибрами души разделяют дети. Для них это не просто страх получить плохую оценку или не получить рекомендацию в колледж, хотя этот страх и очень силен. Но сильнее него страх социального позора. «Если вы опубликуете мое имя, это разрушит мою жизнь. Люди набросятся на меня даже просто за то, что я подвергаю сомнению эту идеологию. Я даже не хочу, чтобы люди знали, что я капиталист», — сказал мне школьник из Филдстонской школы в Нью-Йорке в комментарии, поддержанном другими учениками, с которыми я разговаривал. (Филдстон отказался комментировать эту статью.) «Дети боятся других детей», — говорит одна мать из Гарвард-Вестлейка.
Такая атмосфера порождает у детей тревожные состояния, вселяет им параноидальные мысли, делает неуверенными в себе и закрытыми даже от своих близких друзей. «Мой сын знал, что я буду говорить с вами, и он умолял меня ничего вам не рассказывать, — сказала мне другая мать из Гарвард-Вестлейка. — Он хочет поступить в первоклассный университет, и сказал мне, что одно плохое заявление от вас погубит нас. Это Соединенные Штаты Америки. Вы что, издеваетесь надо мной?».
Это американская элита — семьи, которые могут позволить себе платить около 50 000 долларов в год за то, чтобы их дети были приучены к кулинарным клубам Принстона и тайным обществам Йельского университета, — путь к тому, чтобы стать хозяевами — извините, «мастерами» — вселенной. Прививаемые им идеи и ценности влияют на всех нас.
Это не единственная причина, по которой эта история имеет значение. Эти школы называются подготовительными, потому что они готовят американских принцев занять свое место в том, что, как нам говорят, является нашей меритократией. В лучшей подготовительной школе никогда не происходит ничего такого, что не являлось бы зеркалом того, что происходит в элитном колледже.
Что же тогда есть такого в нашей нынешней меритократии (меритократия — букв. «власть достойных» — принцип управления, согласно которому руководящие посты должны занимать наиболее способные люди, независимо от их социального происхождения и финансового достатка — прим ред.), что заставляет наших детей свободно владеть критической теорией рас и «уязвимостью белых», даже если такие знания даются благодаря Шекспиру? «Колледжам нужны дети — клиенты, — которые будут заранее ориентированы на определенные идеологии, которые изначально исходили бы от этих колледжей», — говорит учитель STEM (термин, обозначающий естественные академические дисциплины — науку, технологию, инжиниринг и математику — прим. ред.) в одной из престижных подготовительных школ Нью-Йорка. «И это именно такой продукт, который предлагают такие школы, как моя».
Родители, с которыми я говорил для этой истории, умны и сообразительны: они понимают, что это в лучшем случае странно для такой школы, как Гарвард-Вестлейк — постоянно твердить о социальной справедливости, когда она тратит более 40 миллионов долларов на новый открытый спортивный комплекс за пределами кампуса. Это школа, которая рассылает ежегодный отчет каждой семье Гарвард-Вестлейка со списком пожертвований родителей. В прошлом году в группу «Heritage Circle» с пожертвованиями в 100 000 долларов и более — входили Вивека Полин-Феррелл и Уилл Феррелл. Красная лапка рядом с именами Жанны и Тони Прицкеров указывает на более чем десятилетнюю историю таких пожертвований.
Родители говорят, что это школа, где отдав больше, вы и получите больше. Крупные жертвователи получают приглашения на специальные обеды и, самое главное, время внимание со стороны ответственных руководителей. Между тем, их детей учат радикальной элитарной политике, которая, конечно, не предполагает чего-либо действительно радикального, например, перераспределения благотворительных фондов.
«Эти школы — привилегии привилегированных и для привилегированных. Но они без перерыва говорят о том, что все они выступают за полную инклюзивность. Их нклюзивность фальшива. Эти школы предназначены для самых высших слоев общества», — говорит мне молодая мать с Манхэттена.
Власть в Америке теперь говорит на языке «пробуждения», очень сложном и постоянно развивающемся языке. Например, церковная школа Грейс в Бруклине предлагает 12-страничное руководство по «инклюзивному языку», которое побуждает учеников использовать не слово «родители», а слово «предки» или не задавать такие вопросы, как «какую религию вы исповедуете?» (На вопрос о комментариях преподобный Роберт М. Пеннойер II, помощник директора школы, ответил: «Школа Грейс — это епископальная школа. В рамках нашей епископальной идентичности мы признаем достоинство и ценности, общие для всего человечества». Он добавил, что руководство исходит «из нашего желания способствовать чувству единения у всех наших учащихся»). Учитель английского языка Гарвард-Вестлейка приветствует школьников, вернувшихся после лета, словами: «Я — странная белая тетка европейского происхождения. Я использую местоимения „она — ее", но чувствую себя вполне комфортно, используя местоимения „они-их"». Она приложила «письмо о любви к самой себе» со словами Одре Лорд: «Забота о себе — это не потакание своим слабостям, это самосохранение, и это акт политической войны».
Горе ребенку из рабочего класса, который поступает в колледж и использует слово Latino вместо искаженного словечка Latinx, или который запинается в спряжениях, потому что его одноклассники предпочитают использовать местоимения «они — их». Владение языком «пробуждения» является эффективным классовым маркером и ключом для этих «принцев» к сохранению своего статуса в университетах и за их пределами. Родители знают об этом, и поэтому язык «пробуждения» теперь является lingua franca (смешанным языком — языком или диалектом, систематически используемый для коммуникации между людьми, родными языками которых являются другие языки — прим. ред.) в лучших подготовительных школах страны. Как сказала одна мать из Лос-Анджелеса: «Этим занимаются все колледжи, поэтому должны это делать и мы. Мысль такова: если Гарвард делает это, то это, должно быть, хорошо».
«Я в этом культе. Хотя это и не совсем правильно. Дело в том, что этот культ уже меня окружает меня повсюду, и я пытаюсь спасти детей, чтобы они не становились его адептами». Похоже, этот человек является перебежчиком из сайентологии, но он учитель математики в одной из самых элитных средних школ Нью-Йорка. Он политически не консервативен. «Я изучал критическую расовую теорию. Когда я учился в колледже, я слышал, как выступал Деррида (Жак Деррида́ — французский философ и теоретик литературы, создатель концепции деконструкции — прим.ред.), — говорит он, — поэтому, когда эта идеология пришла в нашу школу в последние несколько лет, я сразу узнал этот язык и знал, что это такое. Но он возник уже в мутировавшей форме».
Этот учитель разговаривает со мной, потому что встревожен тем ущербом, который эта идеология наносит его ученикам. «Я начал видеть, что происходит с детьми. И этого я вынести не мог. Их воспитывают в негодовании и страхе. Это очень опасно».
В трех тысячах миль отсюда, в Лос-Анджелесе, другой учитель подготовительной школы говорит нечто подобное. «Это учит ребят, которые многим обладают, видеть себя исключительно жертвами. Они думают, что страдают от притеснений в одной из самых привилегированных школ страны».
Кажется, это и вправду действует. Одна мать из Лос-Анджелеса рассказала мне, что ее сыну его черный друг недавно сказал, что он «внутренне угнетен». Она не поверила своим ушам. «Этот ребенок — мультимиллионер», — сказала она. — Мой сын спросил его: "Объясни мне, почему ты чувствуешь себя угнетенным? Что кто-то сделал тебе такого плохого, чтобы ты чувствовал себя так ужасно?"». И друг сына сказал: «Цвет моей кожи».
Научная программа в Филдстоне заставит любого родителя упасть в обморок. Согласно веб-сайту школы, факультативы для 11-12-х классов включают иммунологию, астрономию, нейробиологию и фармакологию.
Но в наши дни физика выглядит иначе. «Мы больше не называем их законами Ньютона, — сообщает мне одна старшеклассница. — Мы называем их тремя фундаментальными законами физики. Они говорят, что нам нужно „децентризовать белизну", и мы должны признать, что в физике есть нечто большее, чем просто Ньютон».
Один из его одноклассников говорит, что он пытается «учиться на фактах, а не вопросах идентичности». Но различать их становится все труднее. «Когда я изучал историю США то подумал, что для ее постижения вам, возможно, нужно структурировать ее по временным периодам или по тому, что происходило при каждом президентстве. А мы изучали ее по каким-то маргинальным группам. Так этот предмет был устроен. На уроках истории я слышал лишь несколько имен президентов».
Брентвуд, школа, которая стоит 45 630 долларов в год, несколько недель назад попала в заголовки газет, когда проводила разделенные по расовому признаку «уроки диалога и построения сообщества». Но когда я разговариваю с одним из родителей ученика средней школы, он хочет поговорить об учебной программе своего ребенка по английскому языку. «Они заменили все книги, ничего не сказав и даже не проинформировав родителей». В учебной программе больше нет таких классических произведений, как «Алая буква», «Маленькие женщины», «Убить пересмешника» и «Повелитель мух». Среди новых книг: «Штампованный», «Дорогой Мартин», «Дорогой судья» и «Яки Дельгадо, желающий надрать тебе задницу».
«Завуч сказал мне, что важно меняться в соответствии со временем», — сказал мне этот родитель из Брентвуда. В своем заявлении заместитель директора по связям с общественностью этой школы говорит: «Разнообразие, равенство и инклюзивность — этот важнейшие компоненты нашего образования и нашего сообщества в школе Брентвуд. События прошлого лета послужили призывом к действию для всех нас, в нашем школьном сообществе и за его пределами». Брентвуд объявил 10 марта о позднем начале школьного дня для младших классов, «из-за того, что наши преподаватели изучают тему „уязвимость белых"».
В Филдстоне ученикам старших и последних классов средней школы предлагается факультатив, под названием «историзация белизны». В церковной школе Грейс учащиеся последнего класса могут пройти курс под названием «Союзы: почему? кто? и как?» Учебная программа включает материал под названием «Сообщники, а не союзники», в котором говорится, что «деятельность сообщника в антиколониальной борьбе заключалась в нападении на колониальные структуры и идеи», а также проводятся фотографии горящей полицейской машины. Гарвард-Вестлейк в своей обширной антирасистской программе, обнародованной этим летом, включил в нее «переработку курса истории США для 11-го класса с точки зрения критической расовой теории».
По словам родителей, ставить под сомнение любые подобные изменения в учебной программе — значит навлекать на себя подозрения: «В каждом групповом чате, в котором я участвую со школьными родителями, за исключением группы „обеспокоенных родителей", есть обычай стыдить любого, кто делится чем-либо хотя бы отдаленно политическим или высказывает несогласие с групповым настроем, — написала мне одна мать из Брентвуда. — Как только кто-то пристыживает одного человека, многие соглашаются. Когда я защищаю тех, кого они стыдят, они пытаются стыдить меня».
В этом мировоззрении сложность сама по себе является разновидностью расизма, нюансы — фобией, а скептицизм — просто разновидностью неправильного сознания. Ибрам Кенди, автор книги «Как быть антирасистом», недавно ясно изложил эту логику в Twitter: «Сердцевина расизма — это отрицание. И часто бывает так, что чем сильнее расизм, тем сильнее отрицание».
Один учитель сказал мне, что его попросили преподавать антирасистскую программу, включающую в себя «пирамиду» превосходства белых. Наверху был геноцид. Внизу были «две стороны для каждой истории».
«У каждой истории две стороны», — сказал он. «Это было в расистской пирамиде».
Но самое важное последствие идеологии «пробуждения» — это не меньшая учебная программа по английскому языку. Такое последствие заключается в том, что идеология, которая, кажется, сейчас затрагивает все аспекты школьного образования, изменила собственную самооценку школьников.
Взгляните на эту историю из Чапина, модной школы для девочек в Верхнем Ист-Сайде, в которой фигурирует белая девочка из младших классов, которая однажды пришла домой и сказала своему отцу: «Все люди с более светлой кожей не любят темнокожих людей и злятся на них». Он был в ужасе, когда она объяснила, что это то, чему ее учили ее учителя. «Я сказал ей: "Мы не так себя ведем в нашей семье"». Стоит взглянуть на различные группы по интересам школы Чапина, которые стали обязательными во всех этих школах. (Школа Чапин не ответила на запрос о комментарии.)
Для старшеклассников месседж вообще более открытый. Школьник из Филдстона рассказывает, что им часто говорят: «Если ты белый и мальчик, то должен говорить только вторым по очереди». Это считается нормальным и необходимым перераспределением «власти».
В Гарвард-Вестлейке школа недавно провела тест для десятиклассников с заранее скрытым подтекстом. Впоследствии он был аннулирован. Технически он был необязательным, но несколько родителей, с которыми я разговаривал, сказали, что их дети чувствовали себя обязанными выполнить его. Одна мать призналась, что ее сын сказал ей: «Мама, я только что узнал, что я расист и предпочитаю белых европейцев». Ее ребенок принадлежит к смешанной расе. «Я была просто ошеломлена тем, что в школе моему ребенку сказали, что он расист! Я была вне себя от злости».
Одна из родительниц Брентвуда говорит, что она пыталась хоть как-то противостоять этому. «Мне говорят, что я ничего не понимаю, потому что у меня белая кожа». Детей, подобных ее ребенку, учат отказываться от амбиций и уступать позиции, которые они зарабатывают упорным трудом, другим, более маргинализованным. «Мой ребенок задает мне очевидные вопросы, например: „Если я очень много работаю, разве меня не наградят?"».
Все это «заставило меня больше задуматься о расовых вопросах», сказал один мальчик-подросток из Манхэттена. Учебная программа, объяснил он, пыталась научить его чувствовать гордость своей белизной, в отличие от того, чему его учили родители. По его словам, разделение школьников на группы по интересам по расовому признаку само по себе является расистским. «MLK (Мартин Лютер Кинг — прим. ред.) осудил бы мою школу».
Некоторые школьники восстают, что в данном случае выглядит как превращение в республиканца. Но другие идут ва-банк с идеологией, что создает конфликты с родителями, которые этого не делают. «Школа взяла на себя роль морального ориентира, а я — раздражающий человек на заднем плане, который на самом деле этого не понимает», — говорит одна мать из Гарвард-Вестлейка.
Так дети узнают, как работают новые правила «пробуждения». Идея о том, чтобы лгать только для того, чтобы доставить удовольствие учителю, кажется явлением из бывшего Советского Союза. Но старшеклассники, с которыми я разговаривал, говорят, что они делают нечто подобное, в том числе повторяют чьи-то взгляды при выполнении заданий, чтобы их оценки не пострадали.
В Бруклине учитель STEM, известный своим дружелюбием даже по отношению к скептически настроенным учащимся, рассмеялся, когда рассказал мне последний абсурдный эпизод: школьники сказали ему, что на уроках истории у них было задание по певице Бейонсе, и они почувствовали себя вынужденными сказать, что им нравится ее музыка, даже если на самом деле это было не так. «И я подумал: „Они даже не имеют права на выражение собственных музыкальных предпочтения. Что это значит, когда ты даже не можешь сказать правду о том, как музыка влияет на тебя?"» Одна учительница английского языка в Лос-Анджелесе молчаливо признает проблему: она приказывает классу выключить свои видео в сети Zoom и просит каждого ученика анонимно называть себя, чтобы они могли свободно общаться.
Не существует надежных данных опросов о свободе слова среди старшеклассников, но на прошлой неделе Академия Heterodox опубликовала свой ежегодный отчет об исследовании вопросов самовыражения в кампусе, который показал, что в 2020 году 62% опрошенных студентов колледжей «согласились с тем, что атмосфера в их кампусе не позволяет студентам говорить то, во что они верят».
Полагаясь на молву, родители пытаются выяснить, какие из частных школ в их городе избегают этой идеологии. Они спрашивают меня, что я знаю. «Я не знаю, куда его перевести. Я дергаю его, и везде оказывается одно и то же. Но я боюсь отправить его обратно в третий класс», — говорит мне мать из дневной школы Ривердейл в Бронксе. Многие другие родители из этой школы обеспокоены тем же. (Ривердейл отказался от комментариев.)
Когда я начала работать над этой историей, я не испытывала особой симпатии к этим родителям. Около 18 миллионов детей государственных школ не посещали школу в прошлом году. Исследование, опубликованное в начале декабря консалтинговой компанией McKinsey and Co., показало, что виртуальное обучение вредит всем учащимся, но больше всего учащимся с не белым цветом кожи: например, удаленная школа отбрасывает их на 3-5 месяцев по математике. Такие цифры еще не отражают тех пагубных последствий, включая суицидальные мысли, которые прошлый год оказал на то сообщество молодежи, которое эксперты уже называют «потерянным поколением».
Родители в этой истории — это не те родители, у которых нет другого выбора. У большинства есть капитал — социальный и материальный — чтобы «вытащить» своих детей и нанять частных репетиторов. То, что они молчат, кажется мне трусостью, если не больше того.
Циничный ответ на их молчание — два слова: «Лига плюща» (ассоциация восьми престижных частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США — прим. ред.). «Ходят слухи, что в школе есть, скажем, три вакансии для университета Дьюка, и что если вы выступите против всей этой идеологии, ваш ребенок попадет в черный список», — говорит одна мать.
Другое объяснение — групповое мышление и социальное давление. «Иногда самых умных людей легче всего обмануть, — говорит отец, который недавно перевел сына из одной школы в другую, что, по его мнению, немного лучше. — Если вы приняли решение войти в правление Далтона, навсегда приняв все эти левые взгляды, и хотите, чтобы ваш ребенок поступил в Гарвард, вы не должны вставать и говорить: „Подождите секунду, ребята, я не собираюсь этого делать". Большинство людей хотят быть членами этого клуба».
Я думаю, это правда, что многие люди скорее пожертвуют заявленными ими принципами, чем будут исключены из своих социальных окружений. Это та ситуация, которая явно выходит за рамки того, что вас просто посадили за плохой столик на гала-концерте в честь Робин Гуда. Противостоять этой идеологии — значит идти против всего устоявшегося мира.
Речь идет не только о школе Далтона, которая взяла на себя обязательство быть «явно, громко и структурно антирасистской». Bain & Company пишет в Твиттере о «Месяце истории женщины». Cartoon Network умоляет детей «увидеть цвет». Сотрудников Coca-Cola недавно попросили «быть менее белыми». Вы не можете покупать или продавать недавно появившиеся проблемные книги доктора Сьюза на eBay. Эта идеология не говорит правду власти. Она сама по себе власть.
Самое тревожное в том, что эта идеология становится все более распространенной в местных государственных школах. Новый директор департамента образования Нью-Йорка — активный сторонник критической расовой теории. В Бёрбанке школьный округ только что приказал учителям средних и старших классов прекратить преподавать «Убить пересмешника» и «О мышах и людях». Школьный округ Сакраменто продвигает расовую сегрегацию посредством «групп расового сходства», в которых учащиеся могут «развивать расовую солидарность и сострадание и поддерживать друг друга, преодолевая дискомфорт и замешательство, которые часто сопровождают пробуждение белой расы». Школьный округ Сан-Диего недавно провел тренинг, на котором белым учителям сказали, что они «духовно убивают» чернокожих детей.
«Я не хочу эмоций, я просто чувствую себя беспомощной», — сказала одна мать сквозь слезы. «Я смотрю на государственную школу, и я не менее огорчен. Я не могу поверить в то, что они делают со всеми. Я слишком боюсь. Я боюсь говорить слишком громко. Я чувствую себя трусом. Я в тревоге», — говорит другой родитель. Еще один родитель говорит мне: «Это страх возмездия. Станет ли наша дочь изгоем? Подвергнут ли остракизму нас? Это уже есть».
У меня есть подруга в Нью-Йорке, мать четырехлетнего ребенка. Похоже, она именно из тех родителей, которых хотели бы привлечь эти школы: успешный предприниматель, феминистка и стойкая жительница Манхэттена. Она мечтает отдать дочь в такую школу, как Далтон. Однажды дома, в разгар процесса оформления заявки, она рисовала со своей дочерью, которая небрежно сказала: «Мне нужно нарисовать свой цвет кожи». Она сказала матери, что цвет кожи «очень важен». И пояснила, что этому ее научили в школе.