Предлагаем рассмотреть некоторые распространенные мифы о Красной Армии во Второй мировой войне и то, как они соотносятся с современными научными исследованиями.
Миф 1: «Неограниченные людские ресурсы»
Начнем с мифа о том, что Советский Союз обладал неограниченными людскими ресурсами. Это понятие появилось еще до Второй мировой войны и по-прежнему использовалось и в годы холодной войны. И все же, если присмотреться более внимательно, то этот вопрос становится интересным. Некоторые из вас, наверное, знают, что на последних этапах войны существовали определенные проблемы. Но проблемы были уже в 1943 году, то есть через два года после начала войны: «Например, поскольку в 1943 году режим столкнулся с нехваткой личного состава, он начал специальный набор новобранцев из числа комсомольцев и поставил задачу — набрать 166 тысяч человек, которые будут распределены между десятью различными военными округами и фронтами». (Риз, Роджер Р.: «Почему воевали солдаты Сталина. Эффективность Красной армии во Второй мировой войне». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2011, стр. 241).
Как вы можете себе представить, в ходе войны ситуация не улучшилась: «Ко второму полугодию 1944 года Красная армия — и особенно пехота — испытывала острую нехватку живой силы. Те резервы, которые в 1941 году могли показаться практически бесконечными, оказались ограниченными во многом из-за оперативных и оперативно-стратегических ошибок и неудач Сталина и верховного командования в начале войны, и в частности в 1941-1942 годы». Чтобы решить эту проблему Красная армия прибегала к различным мерам, одной из которых было пополнение своих рядов людьми с недавно «освобожденных» территорий, в некоторых случаях имевших недостаточную подготовку или вообще не имевших подготовки. Кроме того, в октябре 1944 в некоторых регионах года для тех, кто не был занят на военном производстве, призывной возраст был повышен до 45 лет. Точно так же позже было мобилизовано больше женщин (хотя в 1941/1942 годах Красная армия уже проводила набор женщин). Правда, женщин не задействовали в пехоте, где были самые большие потери.
Еще одним способом решения проблемы нехватки личного состава было использование иностранных формирований: «Созданные и поддерживаемые Советами польские, чехословацкие и другие национальные формирования, в которых бок о бок с советскими солдатами успешно воевали, например, румыны и югославы. И в составе Красной Армии по понятным причинам (учитывая растущую проблему с людскими ресурсами в Советском Союзе) все они впоследствии участвовали в тяжелых боях».
Это явно указывает на то, что Советский Союз не обладал неограниченными людскими резервами, и скорее наоборот, уже в середине войны с этим возникли определенные проблемы. Мы все знаем о немецких подразделениях, воевавших в условиях значительной нехватки личного состава по сравнению с установленной численностью. И в конце войны это не было редкостью и в Красной армии, о чем говорится в следующей цитате: «В пехоте основной единицей был стрелковый полк, но к 1944 году численность его личного состава редко достигала установленной численности, которая должна была составлять около двух тысяч пехотинцев». (Дик, Си Джей: «От поражения к победе. Восточный Фронт, Лето 1944 Года». Университет штата Канзас: Канзас, США 2016, стр. 16).
Миф 2: «Курск — кладбище немецких танков»
Следующий миф возник — во всяком случае, отчасти — из мемуаров немецких ветеранов. Согласно этому мифу, в битве на Курской дуге Красная армия уничтожила немецкие танковые войска. Гудериан в своих воспоминаниях отмечал: «Танковые войска, укрепленные с таким трудом, долгое время нельзя было задействовать из-за больших потерь личного состава и техники. Их своевременное восстановление для обороны Восточного фронта, а тем более для обороны от неминуемой высадки союзников на Западном фронте следующей весной, было под вопросом».
Но, несмотря на то, что Гудериан в своих мемуарах заявляет об этом, довольно часто это не соответствует действительности. Доктор Роман Теппель в своей книге о Курске писал, что битва не оказала разрушительного воздействия на немецкую армию вопреки тому, что […] «утверждали в своих мемуарах после войны генералы [вроде] Хайнца Гудериана, Фридриха-Вильгельма фон Меллентина или Вальтера Варлимонта. Боевую мощь Германии значительно ослабила не сама операция „Цитадель", а скорее битва на Восточном фронте летом 1943 года в целом». (Теппель, Роман: «Курск 1943 года. Величайшее сражение Второй мировой войны». Гелион: Уорвик, Великобритания: 2018, стр. 164).
Такого же мнения придерживается и Грегори Лидтке, который отмечает: «Хотя нет никаких сомнений в том, что боевые действия под Курском имели негативные последствия для конечной стратегической ситуации Германии, на оперативном уровне немецкая армия оставалась чрезвычайно агрессивным и опасным противником до самого конца войны».
Кроме того, Цеттерлинг и Франксон отмечают, что слишком больших потерь в живой силе и технике не понесли ни Германия, ни Советский Союз, или, выражаясь еще яснее, «некоторые основные факты иногда могут продемонстрировать, что сражение привело к потерям или ситуации, после которой одна сторона не могла восстановиться. Это вряд ли можно отнести к Курску, поскольку ни Германия, ни Советский Союз не понесли особо больших потерь в людской силе и технике». (Цеттерлинг, Никлас, Франксон, Андерс: «Курск 1943 — Статистический анализ». Франк Касс: Лондон, Великобритания, 2000, стр. 145).
Таким образом, утверждение о том, что Курская битва была «гибелью для танковых войск Германии», звучит драматично, но, как это часто бывает, драма ближе к вымыслу и манипуляции, чем к реальности.
Миф 3: «Заградительные отряды»
Следующий миф — о так называемых «заградотрядах», получивших широкую известность благодаря фильму «Враг у ворот», в котором эти отряды расстреливали отступавших советских солдат-призывников. Такое представление является крайне искаженным, но предлагаем рассмотреть этот вопрос подробнее. Понятие «заградительный отряд» довольно непростое, так как существовали два типа заградотрядов: отряды в составе Красной Армии и отряды НКВД — предшественника КГБ.
«Так называемые заградительные отряды были сформированы НКВД (в основном они выполняли функции, которые в армиях других стран выполняет военная полиция, но с большим рвением), а также Красной армией для поддержания воинской дисциплины военнослужащих подразделений, воюющих на передовой». Кроме того, заградотряды задействовались уже в советско-финской войне (1939-1940). В вопросе, касающемся того, чем на самом деле занимались заградительные отряды, все не так просто. Например, Риз отмечает, что они обычно были плохо вооружены: «В заградительных отрядах было только стрелковое оружие — винтовки и пистолеты, и поэтому они не считались боевыми подразделениям. На самом деле, если во время атаки противник порывал линию фронта, заградительные отряды обычно двигались перед отступавшими войсками, а не расстреливали убегающих солдат, как следует из этого мифа». (Риз, Роджер Р.: «Почему воевали солдаты Сталина. Эффективность Красной армии во Второй мировой войне». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2011, стр. 164).
Но в определенной степени это несколько противоречит тому, что пишет Александр Хилл об использовании заградотрядов в качестве боевых подразделений: «В соответствующем документе НКВД с большим неодобрением подчеркивалось, что в ряде случаев заградительные отряды использовались фронтовыми командирами в качестве боевых подразделений. Соблазн, возникавший у командования задействовать заградотряды в бою в критических ситуациях вполне понятен, поскольку эти отряды предположительно формировались из лучших и наиболее надежных военнослужащих. Тем не менее, Красная армия была огромной, и, несомненно, в разное время были различные случаи действий заградотрядов.
В обязанности этих отрядов входило предотвращение бегства военнослужащих с поля боя, отступления или самовольного ухода из части. Поэтому их обязанности были аналогичны обязанностям военной полиции. В зависимости от обстоятельств солдат могли вернуть в часть, задержать или расстрелять. Риз пишет: «На самом деле, в зависимости от личностей военнослужащих, заградительные отряды иногда не задерживали их, а просто предупреждали, чтобы те во избежание неприятностей возвращались в расположение своих частей».
Хилл цитирует конкретное донесение, которое, по-видимому, больше соответствует общепринятым представлениям о заградотрядах и относится к первым дням битвы за Сталинград: «[…]14 сентября 1942 года войска […] стрелковых полков 399-й стрелковой дивизии 62-й армии, оборонявшие Сталинград, видимо, отступали «в панике» под натиском противника, покидая оборонительные позиции. В ответ: «начальник заградотряда (младший лейтенант госбезопасности Эльман) приказал своему отряду открыть огонь поверх голов отступающих. В результате личный состав этих полков был остановлен, и в течение двух часов полки заняли свои прежние оборонительные позиции». (Хилл, Александр: «Красная армия и Вторая Мировая война». Издательство Кембриджского университета: Кембридж, Великобритания, 2017, стр. 357).
Поэтому понятно, что некоторые военнослужащие считали заградительные отряды «вторым фронтом или врагом»: «Рядовой Дубовик говорил своим однополчанам: „Организация заградительных отрядов — это второй фронт. В лицо нас будут расстреливать немцы, а в спину — заградотряды"». (Риз, Роджер Р.: «Почему воевали солдаты Сталина. Эффективность Красной армии во Второй мировой войне». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2011, стр. 163).
Но если посмотреть на цифры, кажется, что расстрел своих военнослужащих заградотрядами был скорее исключением, чем нормой. Риз приводит данные по Сталинграду и Кавказу за период с 1 августа по 15 октября 1942 года: «Подавляющее большинство [140755] солдат задержаны, 131 094, были возвращены в свои части или переведены в другие части. Командование арестовало менее 3% (3980) задержанных. Впоследствии из числа арестованных 2776 сержантов и солдат были направлены в штрафные роты, а 185 офицеров — в штрафные батальоны. В итоге по постановлению военных трибуналов 1189 военнослужащих были расстреляны расстрельными отрядами». (Риз, Роджер Р.: «Почему воевали солдаты Сталина. Эффективность Красной армии во Второй мировой войне». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2011, стр. 165).
Хилл приводит цифры за 1941 год: «[…] К 10 октября 1941 года заместитель начальника аппарата Особого отдела НКВД мог заявить в докладе народному комиссару государственной безопасности Берии, что специальными отделами и заградительными отрядами НКВД были перехвачены 657364 военнослужащих, „покинувших расположение своих частей и бежавших с фронта". Из 25878 арестованных за различные преступления, включая „предателей", „трусов", „паникеров" и „дезертиров", 10201 были зарегистрированы как расстрелянные». (Хилл, Александр: «Красная армия и Вторая Мировая война». Издательство Кембриджского университета: Кембридж, Великобритания, 2017, стр. 356). А это значит, что в 1941 году было расстреляно около 1,6%.
Но здесь следует проанализировать проблему более масштабно. По словам Моудсли: «Во время войны — согласно опубликованным статистическим данным — военными трибуналами были приговорены к наказанию (осуждены) в общей сложности 990 тысяч советских солдат. Из них около 420 тысяч были отправлены в штрафные роты и батальоны и 440 тысячи — в тюрьмы. Не менее 158 тысяч были приговорены к расстрелу. В армии Германии число расстрелянных военнослужащих (от 13 до 15 тысяч) было значительно меньше». (Модсли, Эван: «Гром на востоке. Война Советского Союза с нацистами, 1941-1945 годы. Второе издание. Блумсбери: Лондон, 2016, стр. 211).
Благодарю своего коллегу Эндрю за уточнение — фраза «приговорены к расстрелу» необязательно означает, что люди были расстреляны.
Поэтому я обратился к другому авторитетному немецкому источнику, в котором приведено число казненных военнослужащих Вермахта — от 15 до 20 тысяч. В СССР расстреляно 175 тысяч. Для сравнения: французы казнили 102 своих военнослужащих, англичане — 40, а и США — 146. Отметим, что, по крайней мере, в США пять военнослужащих были казнены после войны. Короче говоря, хотя Советы действительно казнили больше своих солдат, чем другие страны, заградительные отряды для расстрела советских военнослужащих использовались редко, на самом деле они обычно возвращали военнослужащих в их части и/или на фронт.
Миф 4: «Психическая атака»
Следующий миф, наверное, самый противоречивый и сложный. Речь идет о мифе, согласно которому Красная армия часто прибегала к так называемым «психическим атакам» или к «тактике психической атаки».
В чем здесь сложность? Если посмотреть литературные источники, можно найти много свидетельств того, что Красная армия на тактическом уровне прибегала к довольно грубому, незатейливому методу. Например, Дэвид Гланц отмечает: «Худшей из этих плохих привычек была склонность некоторых командиров, особенно в Ставке и командующих фронтами и армиями, без надобности „растрачивать" ценный личный состав и технику. Особенно при планировании и проведении дорогостоящих фронтальных наступлений в ходе операций, порой неоднократных, с целью прорыва, после того, как становится очевидным, что прорыв не может быть осуществлен, и когда можно было бы с успехом использовать другие, менее дорогостоящие методы прорыва обороны противника». (Гланц, Дэвид, M.: «Возродившийся колосс. Красная Армия на войне, 1941-1943 годы. Издательство Университета штата Канзас: Канзас, США, 2005, стр. 123).
Точно так же другой автор отмечает: «Только быстрое реагирование могло бы привести к упреждению развертывания противника и захвату инициативы. Этим и объясняется то, что Советы на тактическом уровне отдают предпочтение простым, понятным и быстро реализуемым боевым учениям». (Дик, Си. Джей.: «От поражения к победе. Восточный Фронт, Лето 1944 Года». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2016, стр. 251).
Это было связано и с тем, что Красная армия тратила на подготовку мало времени, поскольку первостепенной задачей был призыв и пополнение личного состава, а обучение для некоторых подразделений было делом второстепенным. Поэтому нам нужно представить более широкую картину, то есть, понять основную разницу между тактикой, операциями и стратегией. Проще говоря, если уровни пространства/времени и силы ниже, это ближе к тактике, если они выше, это ближе к стратегии.
Дело в том, что Советы больше действовали на оперативном и стратегическом уровне, поскольку они были готовы пожертвовать тактическим уровнем не только в обучении, но в том, что касалось боевых потерь. Основной упор делался на осуществлении скорейшего прорыва, что позволяло обеспечить развитие прорыва и тем самым избежать войны на истощение. Не исключено, что это позволяло сократить потери в долгосрочной перспективе, но наступления силами первого эшелона приводили к значительным потерям.
Это, конечно, резко отличалось от тактики, которую применяли западные союзники, как отмечал немецкий ветеран, воевавший в Нормандии: «Они [немцы] были удивлены, что за артиллерийскими обстрелами не проводились решительные наступления пехоты. Опытный ефрейтор из немецкой 275-й пехотной дивизии выразил мнение немцев: „Американцы используют пехоту осторожно. Если бы они действовали так, как это делают русские, они уже были бы в Париже"».
Хотя западные союзники в первую очередь старались не допустить увеличения потерь и больше полагались на огневую мощь, Красная Армия делала упор на скорость, чтобы сокрушить Вермахт: «И главным для успешного наступления была скорость. Если бы они не набирали темп с самого начала, дестабилизировать немцев было бы невозможно, и тем пришлось бы занимать позицию все более запоздалого ответного реагирования, а сражение превратилось бы в изнурительную кампанию наподобие операции предыдущего года под Орлом. Потери были бы огромными, а результат неубедительным. Лучше, чтобы большие потери понес первый эшелон, что обеспечило бы стремительный прорыв, после чего второй эшелон мог бы уничтожить противника, совершив быстрый, менее дорогостоящий и решительный маневр». (Дик, Си. Джей.: «От поражения к победе. Восточный Фронт, Лето 1944 Года». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2016, стр. 253).
Разумеется, со стороны Германии — особенно кадровых военнослужащих — эти нападения зачастую выглядели как незамысловатые и несовершенные «психологические атаки». Но совершенство обычно становится очевидным только при взгляде на оперативную карту в конце войны, и согласно следующему высказыванию на тактическом уровне оно не было очевидным: «Красная Армия летом 1944 года продемонстрировала растущее умение в проведении операций, даже при том, что тактика оставалась в высшей степени грубой». (Дик, Си. Джей.: «От поражения к победе. Восточный Фронт, Лето 1944 Года». Университет штата Канзас: Канзас, США, 2016, стр. 262).
Со временем Советы, особенно мобильные соединения, также значительно повысили боеспособность на тактическом уровне, но это было в конце войны, и основные удары — особенно в прорывах на начальном этапе — наносились силами пехоты.
В связи с этим я бы сказал, что этот миф не совсем безоснователен, но его смысл, согласно которому Красная армия воевала подобно примитивной грубой мясорубке, явно ошибочен. На тактическом уровне Красная Армия на протяжении большей части войны имела ограниченные возможности для пехоты. Кроме того, не на пользу было и то, что некоторых генералов не слишком заботила проблема потерь.
«Поэтому неудивительно, что многие русские сегодня по-прежнему называют некоторых маршалов и генералов Красной армии „мясниками", а других — „человечными". Однако оперативный и стратегический уровень Красной Армии в конце войны был весьма высок. Как это часто бывает, при более близком рассмотрении все становится еще сложнее». (Гланц, Дэвид, M.: «Возродившийся колосс. Красная Армия на войне, 1941-1943 годы. Издательство Университета штата Канзас: Канзас, США, 2005, стр. 123).
Миф 5: «Теория превентивной войны»
Далее следует миф о том, что операция «Барбаросса» была упреждающим ударом с целью защиты от предстоящего нападения СССР. Эта тема была бы интересной, но из-за того, что ею занимается множество людей, преследующих свои политические цели, анализировать ее всесторонне — занятие не из приятных. И все же в этой сложной ситуации следует разобраться. Одна из первоначальных проблем заключается в том, что книга и автор, которые обычно привлекают внимание, довольно спорны и сомнительны, но есть и другие, которые имеют сходные взгляды и заслуживают большего доверия: «Наиболее решительным сторонником теории упреждающего нападения является автор, пишущий под псевдонимом Виктор Суворов (В. Б. Резун). […] Однако из-за резкого тона автора и нелепых домыслов („признанные виновными армии"), а также из-за его привычки нагромождать одни обстоятельства на другие этот аргумент становится гораздо менее убедительным. […] Более традиционным в своем подходе, но не менее твердым в своих убеждениях является Михаил Мельтюхов, книга которого „Упущенный шанс Сталина" является прекрасным и хорошо проработанным исследованием событий 1939-1941 годов, заслуживающим перевода на английский язык». (Харрисон, Ричард: «Планирование войны Советским Союзом: 1936-1941. Теория превентивного нападения в историческом контексте. Военно-исторический журнал, том 83, июль 2019. Военно-историческое общество, Виргиния, США, 2019, стр. 770).
Предполагаю, что эта дискуссия, скорее всего, никогда не закончится, поэтому давайте выделим некоторые ключевые моменты, которым довольно часто не придают значения. Во-первых, в каждой армии очень часто разрабатываются планы на случай непредвиденных обстоятельств. Поэтому существование одного или даже нескольких планов не является доказательством того, что Советы собирались напасть на Германию.
Во-вторых, для осуществления упреждающего нападения необходимо, чтобы Германия знала, что Советы нападут. Но нам известно, что один из разработчиков плана операции «Барбаросса» в августе 1940 года однозначно отметил: «Русские не окажут нам любезность в виде нападения».
Кроме того, мы знаем, что немецкая военная разведка была не самой лучшей, а именно, в отделе Генштаба сухопутных войск «Иностранные армии Востока» (который занимался сбором разведывательной информации) было очень мало информации даже об основной структуре Красной армии. «Самую неотложную задачу — определение дислокации Красной армии в приграничном районе — решало подразделение разведки „Абвер 1". С другой стороны, почти ничего не было известно о ситуации во внутренних районах Советского Союза, поскольку советская контрразведка работала очень эффективно, русское население весьма сдержанно относилось к иностранцам, а языковые трудности не позволяли массово забрасывать через границу агентов». (Пал, Магнус: «Гитлеровская военная разведка. Немецкая военная разведка на Восточном фронте 1942-1945 гг. Гелион & Ко: Солихалл, Великобритания, 2016, стр. 79).
В-третьих, для осуществления наступления Красная армия должна была бы находиться в гораздо лучшем оперативном состоянии, чем на самом деле. Танковые силы Красной армии были не в лучшей форме: «В западных военных округах находились 12 782 [танка], якобы готовых вступить в бой с противником. Считалось, что из танков, находившихся на Западе, 10540 были в исправном состоянии и могли оставаться в составе фронтовых частей, даже при том, что 8383 танка требовали небольшого ремонта или технического обслуживания, которое должно было проведено силами этих полевых частей. Только 2157 танков считались абсолютно боеспособными. Но даже с учетом того, что в некоторых случаях небольшой ремонт был достаточно серьезным, и поэтому эксплуатация, по крайней мере, некоторых из этих танков была невозможна, а другие выходили из строя по мере продвижения советских частей, Красная армия все равно представляла угрозу». (Хилл, Александр: «Красная армия и Вторая Мировая война». Издательство Кембриджского университета: Кембридж, Великобритания, 2017, стр. 199-200).
Кроме того, было много других проблем: «Горючее и боеприпасы были в дефиците, многие танковые орудия не были пристреляны и не могли стрелять, а большинство механиков-водителей танков мехкорпуса прошли лишь минимальную подготовку, а то и вообще не имели никакой подготовки. В результате через два дня после начала войны батальон танков КВ, приписанный к 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса, вступил в бой против немецкой 6-й танковой дивизии под литовским городом Расейняй, получив приказ таранить танки противника, поскольку его 30 танков КВ еще не были пристреляны и не могли стрелять». (Гланц, Дэвид, M.: «Возродившийся колосс. Красная Армия на войне, 1941-1943 годы. Издательство Университета штата Канзас: Канзас, США, 2005, стр. 242).
Если говорить немного конкретнее, у нас есть данные об обеспеченности горючим двух танковых дивизий: в 33-й танковой дивизии (Западный особый военный округ) она составляла 15% бензина 1-го сорта, 4% автомобильного горючего и 0% — дизельного.
Ситуация с горючим в 31-й танковой дивизии (Прибалтийский военный округ) была еще хуже: автомобильным горючим она была обеспечена на 2%, а дизельного не было вообще.
Другими словами, Красная армия была в плохом состоянии даже для того, чтобы держать оборону, а вести наступление она была не в состоянии. Вермахт же, напротив, находился в состоянии очень высокой боевой готовности и боеспособности. Несмотря на то, что у Красной армии вполне могли быть различные планы наступления, Красная Армия, по всей имеющейся у нас информации, явно не была подготовлена. Конечно, пока мы не получим полный доступ к российским архивам, мы не можем знать этого наверняка.
Но основываясь на современных данных, представляется весьма маловероятным, что операция «Барбаросса» была упреждающим ударом, поскольку немцы не предполагали о нападении СССР, да и у Красной Армии не было для этого ни достаточного снабжения, ни оснащения.
№ 6: «Немцев остановила зима»
Перейдем к следующему мифу, согласно которому зимой 1941 года силы Вермахта остановила не Красная Армия, а скорее «генерал Зима».
Он появился в основном в мемуарах немецких ветеранов и поначалу может показаться довольно интересным, но при ближайшем рассмотрении он оказался лишь жалкой отговоркой. Следует признать, что немцы достаточно хорошо знали, какой климат в Советском Союзе, ведь эта страна находится не уж и так далеко, кроме того, у немцев был опыт ведения боевых действий против императорской русской армии в Первой мировой войне.
Во-вторых, немцы несли большие потери с самого начала. Это еще более важно, если учесть, что Вермахт летом 1941 года был, по всей вероятности, на пике своих возможностей. У них был очень высокий боевой дух, укрепившийся благодаря различным победам, одержанным до начала операции «Барбаросса». А также огромный опыт, хорошее состояние техники и различные другие факторы.
Однако немцы очень скоро поняли, что воевать против Красной Армии — это совсем другое дело: «Несмотря на внезапность, достигнутую немцами по всей линии фронта, и огромное количество захваченных ими пленных, советские войска упорно сопротивлялись на всех участках фронта, и потери немецких частей, участвовавших в первых боях, были одними из самых значительных за всю войну». (Веттштайн, Адриан, Резерфорд, Джефф: «Армия Германии на Восточном фронте. Издательство Pen and Sword Military, 2018, стр. 3).
Хотя Вермахт значительно продвинулся вглубь советской территории, это обошлось ему немалой ценой: «Операция „Барбаросса" нанесла огромный урон немецкой армии, в июле 1941 года [второй месяц „Барбароссы"] погибло больше немецких солдат, чем в любой другой месяц войны до декабря 1942 года [Сталинград]». (Стэхел, Дэвид: «Операция „Барбаросса" и поражение Германии на Востоке», стр. 34).
И здесь очень важно помнить, что на тот момент немецкие войска были в самой лучшей форме в том, что касается подготовки, морального духа и опыта. Это означало, что потери обычно несли лучшие немецкие боевые части, и потери были среди тех, кто воевал, а не среди тех, кто оставался в стороне.
Так что вполне очевидно, что к моменту появления «генерала Зимы» Вермахт уже понес значительные потери под ударами Красной Армии.
Поэтому утверждение, что войска Вермахта остановил «генерал Зима», не соответствует действительности. В нем не учитывается, что немецкое руководство недооценило силу и стойкость Красной армии и решило, что оно сможет разгромить Красную Армию до наступления зимы. Повлияла ли зима на Вермахт отрицательно? Да, но к тому времени, когда наступила зима, Вермахт уже понес большие потери. Так что Вермахт остановила не зима. Она просто стала еще одним гвоздем, забитым в крышку гроба операции «Барбаросса».
Миф 7: «Помощь по ленд-лизу была ничтожна»/«Ленд-лиз помог победить в войне»
Наконец, нам необходимо кратко обсудить внешнеэкономическую помощь, которую оказывали Советскому Союзу США и Великобритания, более известную как ленд-лиз.
В зависимости от того, кого вы спросите, вам ответят, что ленд-лиз вообще ничем не помог или что он предотвратил распад Советского Союза. И по этому вопросу даже ученые расходятся во мнениях.
Во-первых, военный историк Гланц отмечает: «Если бы западные союзники не предоставили технику и не вошли в Северо-Западную Европу, Сталину и его командирам потребовалось бы на год-полтора больше времени, чтобы покончить с Вермахтом». (Гланц, Дэвид, M.: «Возродившийся колосс. Красная Армия на войне, 1941-1943 годы. Издательство Университета штата Канзас: Канзас, США, 2005, стр. 358).
Это кардинально отличается от взглядов российского историка Бориса Соколова, который пишет: «В целом можно сделать вывод, что без западных поставок Советский Союз не только не смог бы выиграть Великую Отечественную войну, но даже не смог бы противостоять германскому вторжению, не будучи в состоянии произвести достаточное количество вооружения и боевой техники и обеспечивать ее горючим и боеприпасами».
При оценке значения ленд-лиза возникает много проблем, даже если оставить в стороне политические взгляды. Поскольку западные союзники предоставили много качественных ресурсов и оборудования «труднее определить значение и средств связи, и еще труднее оценить важность взрывчатых веществ, высокооктанового горючего или алюминия. Но труднее всего учесть значение помощи советскому тылу, которая способствовала тому, что советское производстве удержалось на плаву, и позволила решить вопрос набора кадров». (Модсли, Эван: «Гром на востоке. Война Советского Союза с нацистами, 1941-1945 годы. Второе издание. Блумсбери: Лондон, 2016, стр. 188).
Еще одна серьезная проблема заключается в оценке роли ленд-лиза в поддержании морального духа и стабилизации обстановки в Советском Союзе: «Первая поставка в Советский Союз в 1942 году (хотя и небольшая по более современным меркам) в рамках помощи союзников в годы войны, составила около 5% советского ВНП в том году. […] Другими словами, ленд-лиз служил стабилизирующим фактором. Мы не можем измерить, насколько далека была советская экономика в 1942 году от краха, но кажется несомненным, что крах был близок, и без ленд-лиза он был бы еще ближе». (Харрисон, Марк: «СССР и тотальная война: Почему в 1942 году советская экономика не рухнула? стр. 13).
Другим важным аспектом является то, что благодаря ленд-лизу Советский Союз смог сосредоточиться на производстве оружия, такого как танки и артиллерия, пока западные державы поставляли специальное оборудование, такое как радиоприемники и грузовики, которые были более высокого качества. Это позволяло обеспечить экономию за счет роста производства, так как Советы смогли производить больше продукции в более короткие сроки. Поэтому я считаю, что ленд-лиз оказал большое влияние на успехи Красной Армии во Второй мировой войне, особенно в сочетании с психологическим воздействием, стабилизацией экономики, решением вопроса пополнения личного состава. Без ленд-лиза Красной Армии было бы сложнее победить, поскольку недостаточное количество танков и другого вооружения пришлось бы восполнять за счет мобилизации большего количества людей. Кроме того, при наличии меньшего количества радиоприемников или при наличии приемников более низкого качества боевые возможности советских войск были бы более ограничены. Так же как с горючим более низкого качества снизилось бы и качество самолетов.
И, скорее всего, с учетом всего этого, Вермахт имел бы возможность чаще «переводить дух» и, таким образом, наносить более серьезный урон Красной Армии и еще больше затягивать войну.
Поэтому я пришел к выводу, что ленд-лиз был важен для победы Красной армии в войне. Она могла бы победить и без ленд-лиза, но гипотетически послевоенный Советский Союз перенес бы больше страданий и подвергся бы более серьезным разрушениям, чем это произошло в реальной истории.
В заключение следует отметить, что во многих мифах о Красной Армии есть доля истины, однако довольно часто они представляют собой слишком упрощенные клише, лишенные тонкостей и важных подробностей. Возможно, этого и достаточно — для посредственных и ничем не примечательных документальных фильмов, провокационно-сенсационной журналистики и подростков, любящих крайности.