Роза Шанина, несомненно, была наиболее колоритной и наиболее выдающейся фигурой среди женщин-снайперов, однако все они были настроены решительно и хотели отомстить за убитых родителей, братьев и сестер, своих любимых, которые погибли от рук одетых в серые мундиры оккупантов. Когда красная волна катилась на запад через Белоруссию, Шанина и ее подруги по оружию были свидетелями многочисленных смертей и разрушений. Это было для них сильным стрессом. Еще больше их распаляли статьи Ильи Эренбурга — большевистского революционера, писателя и историка, а также других подобных авторов.
На четвертый год войны, советские и немецкие солдаты еще больше ожесточились и устали. Советские женщины-снайперы и их товарищи почти постоянно продвигались вперед, поскольку немцы отступали, надеясь занять более удобные для обороны позиции. Усталость, недосыпание, недостаток продуктов, а также почти постоянная сырость — все это оказывало влияние почти на всех участников войны. Даже лошади испытывали трудности: увязая в грязи и преодолевая другие препятствия на военных дорогах.
Юлия Жукова вспоминала о том, что многие советские женщины-снайперы иногда засыпали на марше, поскольку их «сознание просто отключалось». Снайпер Нина Лобковская вспоминает, «чтобы не заснуть и не упасть, мы держали друг друга за руки, а если кто-то засыпал, то этого человека поддерживали находившиеся рядом товарищи и подруги».
Все чаще женщины активнее стали принимать участие в непосредственных боях вместе с мужчинами, со своими товарищами. Лобковская вспоминает об одном сражении, когда ее подразделение отразило за один день 12 ожесточенных атак. В перерывах между боями она и другие женщины-снайперы выполняли функции медсестер — оказывали первую помощь и уносили раненых красноармейцев с поля боя.
Советские солдаты первыми из союзнических войск своими глазами увидели ужасы нацистских концентрационных лагерей, которые они освобождали, продвигаясь вперед по территории Германии. Молодая Лобковская увидела в то время группу изможденных французов, бывших узников концентрационного лагеря, которые брели в направлении своей родины. Когда они увидели женщину со снайперской винтовкой в руках, они стали аплодировать, посылали ей воздушные поцелуи и кричали: «Браво! Советская женщина!» (Brava! La femme sovietique!).
Все пережитое на фронте было настоящим ужасом для таких женщин, как Лобковская. Она спасала раненых советских танкистов, среди которых оказался и командир танка, подполковник Попов. Его осторожно положили на плащ-палатку и потащили к своим позициям, откуда его затем доставили в полевой госпиталь.
Нетрудно догадаться о том, что женщинам-снайперам приходилось защищаться от нежелательных предложений сексуального характера от товарищей по оружию — как от офицеров, так и от рядовых солдат. Офицеры часто имели преимущество, поскольку могли переводить женщин-снайперов на менее опасные участки за линией фронта. Некоторые женщины соглашались на перевод в более безопасное место, на выполнение второстепенных заданий и становились, как тогда говорили, «офицерскими женами», женами на время войны. После войны такие пары часто распадались. Ведь мужчины возвращались домой, где их ждали их настоящие жены и дети.
«Воробьиное перо»
Почтим все женщины, воевавшие на фронте, испытывали серьезные проблемы после войны. Было много слухов об их жизни в течение нескольких лет рядом с молодыми и озлобленными мужчинами в ситуации, когда все они подвергались постоянной опасности.
Вернувшиеся с войны женщины, как и мужчины, часто страдали от посттравматического стрессового расстройства (post-traumatic stress syndrome) — и это происходило как раз в тот момент, когда они пытались наладить свою жизнь и жизнь разрушенной войной страны.
Одна женщина-снайпер (известно только ее имя — Клавдия) была одной из 500 своих фронтовых подруг, которой удалось вернуться домой без физических травм или ранений после нескольких проведенных на фронте лет. Большую часть жизни она размышляла о своей судьбе.
«Пуля — дура, судьба индейка», — часто говорила она, вспоминая слова своей мамы. «Мы как перо, воробьиное перо. Никто не знает своего будущего. Это нам не дано», — добавляла Клавдия.
Она вернулась домой к своей матери и узнала, что два ее брата пропали без вести в самом начале войны, а ее отец погиб в Сталинграде. Поначалу Клавдии с матерью пришлось жить в убежище. Потом она вышла замуж за инженера, родила сына и дочь. У ее сына все сложилось удачно, он окончил институт и стал архитектором. А дочь была инвалидом: начала ходить только в пять лет, и только в семь произнесла свои первые слова.
Клавдия, бывший снайпер, награжденная Орденом Славы и четырьмя медалями, начала верить в то, что она наказана за убийство такого большого количества людей. Ее муж ушел от нее, а перед уходом он сказал: «Нормальная женщина пошла бы на войну? Стала бы учиться стрелять? Вот почему ты не способна родить нормального ребенка».
Значительное большинство других женщин-снайперов, включая Розу Шанину, не вернулись домой. Возьмем, к примеру, Нину Петрову, немолодого уже инструктора по снайперской стрельбе, которая до войны работала учителем по физвоспитанию. 14 марта 1945 года, всего за несколько месяцев до окончания войны, эта 52-летняя женщина стала Полным кавалером Ордена Славы и получила эту награду из рук командира 2-й ударной армии за то, что убила более 100 немцев. Она стала второй женщиной, получившей такую почетную награду. Через несколько месяцев в ее жизнь вмешалась судьба — грузовик, на котором она ехала, упал с моста, и она погибла. К этому времени она уже стала бабушкой, но так и не смогла увидеть свою внучку.
Но не всех советских женщин-снайперов ожидала такая судьба. Так, например, Нина Лобковская вернулась домой, окончила исторический факультет Московского университета, а затем работала более двадцати лет в Центральном музее имени Ленина в советской столице. Она выступала с рассказами о войне перед студентами университетов и военных академий и получила в 1974 году правительственные награды за свою работу.
Она с гордостью вспоминала то время, эти несколько военных лет, в тот момент, когда, открыв дверь своей квартиры, увидела на пороге полковника Попова, которого она спасла. Несмотря на сложности, он смог найти ее для того, чтобы лично подарить ей цветы и поблагодарить за то, что она спасла его жизнь на поле боя.
Снайпер Клавдия Григорьевна вспоминала. Она вернулась домой, когда ей был 21 год, но она уже была абсолютно седая. На войне она выросла на четыре дюйма. Дома ей пришлось заново учиться носить туфли и платья после четырех проведенных на фронте лет. Но она осталась жива, не получила никаких увечий и оказалась готова вернуться к нормальной жизни.