В России все начинается в Москве, в том числе и наше путешествие. Этот город отождествляется с властью и деньгами. С властью и деньгами отождествляется и Владимир Путин.
Тина Канделаки — типичная представительница Москвы, руководитель спортивного телеканала и телезвезда. Вот она поздравляет с днем рождения знаменитого фигуриста Евгения Плющенко. У Тины Канделаки — лучшие связи в городе. Эта грузинка по рождению принадлежит к элите и порой бывает в гостях в Кремле. «Россия сегодня — это страна неограниченных возможностей, особенно для молодых людей, — говорит она. — Это путинское поколение, как и моя дочь. Она в этом году пойдет на выборы в первый раз. Эта молодежь не видела ни нужды, ни голода, ни кризиса. И я вижу, что сейчас во всех городах России создаются экономические центры. Это здорово! Знаю, люди могут подумать, что мне велели расхваливать страну, но я говорю совершенно искренне».
Но Москва — большая, и Россия велика. И в ней есть как выигравшие, так и проигравшие. Десять лет назад мы узнали это, совершив поездку по России. А как страна выглядит теперь, перед президентскими выборами и Чемпионатом мира по футболу?
Мы снова отправляемся в путь.
Тина Канделаки олицетворяет спорт и бизнес. Сегодня спорт для России — еще важнее, чем раньше. Здоровые люди для здоровой страны. За это выступает и президент. Если Путин — в такой хорошей форме, то почему и я не могу так же, спрашивают себя многие. То, что может президент, должно быть по силам любому спортсмену.
На московском олимпийском стадионе этим летом откроется Чемпионат мира по футболу. Для Тины Канделаки это больше, чем просто крупнейшее спортивное событие после зимних Олимпийских игр в Сочи, ведь спорт сплачивает нацию и может улучшить имидж России в мире. «На Чемпионат мира приедет много людей, чтобы посмотреть на новую Россию. И мы должны произвести на них такое впечатление, чтобы они захотели увидеть не только игры ЧМ, но и саму страну. Это уникальный шанс для нас», — говорит Тина Канделаки.
Новую Россию хотим увидеть и мы. Для этого мы собираемся проехать 10 тысяч километров по стране по транссибирскому маршруту. Мы посетим Казань, столицу мусульманской республики Татарстан, уральский город Екатеринбург. Мы также заедем в небольшой город Ирбит, а затем — в нефтяную столицу Тюмень. Мы встретимся с российскими немцами под Омском и навестим музыкантов в Новосибирске.
Десять лет назад наш фильм начинался такими словами: невеселое это дело — заглядывать в ружейный ствол. Женя хорошо это знает. Тогда Женя Поляков был полицейским, а то, что он вез нас по стране, стало как бы дополнительным заработком. Его оружие и служебное удостоверение защищали нас в пути от его жадных до денег коллег. Сегодня Женя уже не работает в полиции. Он встречает нас в Москве без оружия и везет как профессиональный водитель. Женя объясняет, что теперь на транссибирской трассе стало меньше насилия и разбоя, зато больше коррупции. «Теперь бандиты — уже не на дороге, а во власти», — говорит он. Женя не поддерживает Путина. «После первого президентского срока Путина страна стала более коррумпированной, — говорит он. — К власти пришли люди, которые не хотят ничего делать без денег и взяток. Если ты с ними не согласен, то они просто съедят тебя». Поэтому Женя предпочел стать самостоятельным и теперь везет нас на восток мимо своих бывших коллег.
Прошло немало времени, пока пейзаж за окном не начал белеть. С первым снегом появились и первые придорожные торговцы. Тетя Нина, как она себя называет, торгует яблоками. Женя считает, что такие яблоки из сада гораздо лучше тех, что продаются в супермаркете. «Какие яблоки самые лучшие?» «Вот эти — они сладкие».
Тетя Нина получает пенсию — в месяц 110 евро. «Раньше к нам приезжали закупщики яблок, теперь на мелких поставщиков нет спроса, — рассказывает она. — Раньше мы выращивали огурцы в больших теплицах, а теперь я выращиваю огурчики только для себя». За ведерко яблок Женя платит примерно два евро. Тетя Нина надеется, что мы сегодня не окажемся единственными покупателями.
Мы приехали в Казань, столицу мусульманской республики Татарстан в составе Российской Федерации. Десять лет назад мы встретились здесь с молодым имамом Ильнаром Хасратом Зиннатуллиным, и он показал нам свою школу Корана. Тогда мы рассказывали в нашем фильме: «Несколько лет школы Корана финансировались арабскими странами, но после терактов 11 сентября 2001 года Кремль перекрыл этот канал. Теперь средства на эти школы поступают из Турции». Сегодня Кремль сам финансирует школы Корана. Образование мусульман стало для государства слишком важным делом, чтобы допускать к нему другие страны. Также имам сообщил, что мусульман становится все больше: «У русских обычно один ребенок или вообще нет детей. У нас по-другому: чем больше детей, тем лучше. Так мы можем спокойно развиваться. Чем больше будет мусульман, тем сильнее будет наше влияние».
У имама Хасрата Зиннутуллина сегодня есть собственная мечеть — в деревянном доме в парке отдыха. В Казани не хватает мечетей, так как число верующих растет. В Татарстане религии мирно уживаются — мечети и церкви стоят в городе бок о бок. Но в других местах России отношение к мусульманам стало хуже, говорит имам. «Люди просто не знают ислам, и когда человек идет в мечеть, то остальные пугаются, словно он делает что-то плохое». На наш вопрос о том, что должно сделать в этой связи российское правительство, что должен сделать Путин, имам отвечает: «Во-первых, надо сократить пропаганду. Люди боятся, когда так много говорится о террористах и экстремистах». Однако имам считает, что все же религии не должны слишком сближаться и смешанные браки неэффективны.
Именно поэтому Игорь Ащеулов вбивает в стену гвоздь, чтобы повесить на стену благодарственное письмо от президента Татарстана за то, что он, христианин, женился на татарке и растит с ней шестерых сыновей. Игорь учит своих детей, что бог один, вот только пути к нему разные. Их брак удался. «Лет 20-30 назад создавали семьи в своем кругу», — рассказывает его жена. Больше ли стало сегодня смешанных браков, чем десять лет назад, интересуемся мы. «Это часть глобализации, — отвечает Игорь. — Мы все больше сближаемся. Генетика подтверждает старую пословицу: «Поскреби русского — найдешь татарина». Игорь Ащеулов приехал в Казань пять лет назад, чтобы открыть здесь школу дзюдо. От желающих заниматься в ней нет отбоя.
Эльвира Козидова тоже приводит сюда своего мальчика и объясняет, почему этот вид спорта так популярен: «По телевидению показывают, как Путин занимается дзюдо. И дети восхищаются им, будто киноартистом или спортсменом. Они хотят быть похожими на него. Кто из мальчишек не хочет стать президентом или генералом». Спорт и политика связаны друг с другом, считает Игорь. «И вполне логично, что государство выделяет больше денег на спорт, — говорит он. — Силовым структурам требуются здоровые кадры с боевым духом. Есть такой определенный заказ. Государство хочет, чтобы его граждане были здоровы и в хорошей форме». Кстати, о допинге мы с ним не говорили.
По дороге в Екатеринбург бы подъезжаем к Уральским горам — границе между Европой и Азией. Здесь находится деревня Катавка. Как живется между двумя мирами? Похоже, так же, как и раньше. Во всяком случае, к большинству домов воду так и не подвели. Павел всегда жил здесь и, конечно, смотрит на это иначе. Пенсия, конечно, маленькая, зато выплачивается в срок. Он считает, что ему живется лучше, чем раньше, а вот его деревне — хуже. «Теперь здесь стало меньше людей. Молодые уезжают, потому что здесь есть только случайная работа». Да, поэтому молодые едут в город. А горожане иногда покупают дома в деревне для отдыха в выходные дни. Их спутниковые тарелки обращены на запад.
Мы прибыли в Екатеринбург. За десять лет город еще больше вырос. Женя живет здесь. Он — постоянный клиент на этой автомойке. Моют только вручную. Российскую дорожную грязь по-другому не отмоешь. У Жени есть и другие автобусы. Одному из них требуется небольшой ремонт, и Жене приходится самому браться за инструменты. С этим он справляется легко. Гораздо больше его беспокоит, выживет ли его небольшая транспортная фирма. «Мы платим большие налоги за аренду офисов. Цены выросли в семь раз. В Екатеринбурге был случай, когда цена выросла даже в 27 раз. Многие мелкие предприятия вынуждены закрываться. Остаются лишь крупные». Женя считает, что государству это в какой-то степени выгодно: ведь легче работать с несколькими крупными компаниями, чем с большим количеством самостоятельных мелких фирм.
В Екатеринбурге государственные учреждения можно узнать по зданиям, построенным с размахом. Здесь есть даже президентский дворец. В этот день город выглядит сверкающим и чистым. И здесь же мы смогли увидеть и другую Россию — в суде.
Эти осужденные поступят в екатеринбургскую тюрьму — недалеко от стадиона, на котором летом будут проходить матчи ЧМ.
Мы отклоняемся от нашего основного маршрута и едем в город Ирбит, чтобы посмотреть, как живут люди в стороне от главной трансконтинентальной трассы. И здесь мы встречаем потомка немецких инженеров.
Мотоциклы «Урал», которые с грохотом проезжают по городу, попали в Россию из вермахта. Красная Армия решила выпускать эту сильную и маневренную машину завода BMW здесь, в Ирбите. Ничто не смогло защитить нас от дорожного патруля. Наш оператор Марко во время съемок был без шлема, за что полагается штраф — в пересчете 15 евро. Не помогло даже то, что Женя предъявил свое старое удостоверение. «Пассажир в коляске был без шлема, когда мотоцикл проезжал по Пролетарской улице, поэтому мы его задержали», — объясняет полицейский. Наш водитель «Урала» Сергей оштрафован на тысячу рублей. Сергей работает на Ирбитском мотоциклетном заводе. Он только что проводил в Монголии испытания на прочность. Испытания прошли успешно, рассказывает директор по развитию завода Виктор Узинцев. У российского мотоцикла с немецкими предками теперь американский владелец. Завод существует в основном за счет экспорта. «Название Ирбит никому ничего не говорит. Но когда мы говорим „Урал“, то все сразу понимают, о чем идет речь», — говорит Узинцев. При этом сегодняшний завод — лишь жалкое подобие прежнего предприятия. Если в советские времена здесь на конвейере работали до 10 тысяч человек, то теперь 150 человек вручную собирают шесть машин в день. Многие детали поступают из-за рубежа.
«Мне по-человечески жаль, что так вышло. А как инженер я считаю, что это хорошо, я — за качество. А детали поступают хорошие», — говорит Узинцев. На наш вопрос, важно ли для него, откуда эти детали, Узинцев отвечает: «Конечно, мы должны сами делать детали, когда научимся. Но пока до этого не дошло».
Раньше в России можно было увидеть множество мотоциклов «Урал». Сегодня это скорее забава для богатых. И это заметно в городе.
Но ощущается также желание вернуться к прежним хорошим временам. Вот отреставрирован старый городской дом — но, пожалуй, лишь снаружи, а не внутри, о чем свидетельствует туалет во дворе. Вера Петровна живет здесь с собачкой Бетти. С конца советских времен ей принадлежит однокомнатная квартира. На подведение воды денег хватило, на канализацию — нет, поэтому и туалет во дворе. «Но мы привыкли. Наш район такой старинный. Этот дом был построен в 1827 году», — рассказывает Вера Петровна. Она гордится своим городом, красивым, но запущенным. Однако когда я спрашиваю ее, что делают городские власти для поддержания в порядке старинных домов, она вдруг спрашивает, есть ли у меня разрешение. Какое разрешение, удивляюсь я. «Есть ли у вас разрешение снимать здесь все и задавать мне такие вопросы? А то, знаете, власти могут спросить меня потом, что я там наговорила».
Она спешит заверить, что очень довольна свои домом и тем, как по старинке отапливает его. «Мы не жалуемся. Что имеем, то имеем».
В тот же день мы возвращаемся на наш главный маршрут. Кое-что все-таки изменилось: дороги стали лучше и движение — оживленнее.
За пять тысяч километров мы увидели одно-единственное ДТП.
Женя говорит, что здесь лучше взять шашлык, сразу видно, свежий ли он. К тому же, всегда что-то остается для собак, которых он так любит.
Некоторые вещи мы понимаем лишь после его объяснений. Вот, например, так называемые обменные заправочные станции. Водители грузовиков сливают горючее и продают его. Получается заработок, так сказать, в обход работодателя. Или вот эти размахивающие руками люди: им не холодно, они что-то продают.
«Они продают гостиничные квитанции для командировочных. Можно переночевать в более дешевой гостинице, а работодателю предъявить квитанцию из более дорогой. Так можно заработать немного денег. Продавцы получают где-то 10%». Женя считает, что это происходит потому, что люди слишком мало зарабатывают. «Это менталитет советских времен. Тогда все принадлежало государству, оно отобрало у людей все. Вот они и пытаются таким образом кое-что вернуть».
Изменились и автозаправочные станции: они стали современнее, надежнее и дороже — конечно, с точки зрения Жени. Бензин стоит до 35 рублей за литр, говорит он. «Для нас это дорого. На мировом рынке нефть подешевела, а государству нужны деньги. Вот оно и продает нам горючее так дорого».
Насколько важна нефть для России, мы поняли во время нашей следующей остановки в Тюмени. Самый старый город Сибири буквально напичкан башнями нефтяных предприятий. Российская нефтяная столица привлекает молодежь, которая живет за счет нефти, добываемой еще севернее. Десять лет назад мы еще имели право снимать здесь на совместном предприятии с британским ВР. Тогда, десять лет назад, мы рассказывали в нашем фильме: «То, что одна западная фирма имеет право участвовать в самом дорогом для России бизнесе, является весьма примечательным фактом, так как Россия хочет самостоятельно контролировать свой самый доходный бизнес». Сегодня Россия уже делает это. Скважины принадлежат государственному концерну Роснефть, который не дал нам разрешения на съемки.
Мы утешились тем, что посетили самый популярный ночной клуб Тюмени «Максимилианс». Пятница, вечер, время для отдыха после тяжелой рабочей недели. «Максимилианс» предлагает посетителям то, что в Сибири понимают под «отдыхом по-баварски».
«Какая эйфория! Словами не выразить!»
«Такое наслаждение, лучше, чем от алкоголя!»
«Мои старые суставы болят, а горячая вода помогает. Мы приходим сюда раз в неделю».
Когда Дмитрий Гурский пару лет назад стал исполнительным директором, он дал этому источнику название «Советский». Дмитрий говорит, что ничего не имеет против постсоветского времени, но ведь и знакомое старое — это тоже хорошо. «Советский Союз — это было единство народов и доступность. Вот и у нас и сервис на хорошем уровне, и доступность: 140 рублей для пенсионеров, где-то два евро, это доступно».
Действительно, 140 рублей за посещение горячего источника — это дешево.
Простое привлекает.
Пикник на снегу — почему бы и нет? Тем более что снаружи гораздо лучше, чем внутри.
Дорога уже немного наскучила, но постоянно встречается что-нибудь неожиданное. Верблюды в Сибири удивляют не только нас. Они — из стада Табриса Аллахярова. Он говорит, что эти верблюды — из Монголии и привычны к засухе и холоду.
«Я держу их для души, за красоту, — говорит он. — Ведь я — животновод».
«А приносят ли они какой-то доход?»
«Нет. Держу их просто для души!»
Он приглашает нас к себе домой. В деревне он — последний фермер. И сам он не местный. Табрис рассказывает, что остался здесь из-за жены Ольги. Она — российская немка, он — из Азербайджана. «Мульти-культи» в Сибири. За 20 лет он стал настоящим сибиряком, уверяет Табрис и показывает медвежью шкуру. Но он — по-прежнему мусульманин. По его словам, сегодня это никому не мешает.
«Благодаря президенту Путину нет никаких проблем».
«Как ему удалось этого достичь?»
«Потому что он действовал хитро и умно. Раньше, лет 15 назад, люди могли сказать, что ты, мол, не русский и давай уезжай из нашей страны! Сегодня все иначе».
У животновода Аллахярова дела идут отлично. Государство поддерживает его с финансированием в почти 40 тысяч евро. Вдобавок помогает потепление климата. «Если раньше мы загоняли овец домой уже после 10 октября и кормили их, что очень дорого, то теперь они еще целый месяц могут оставаться на пастбище. Нам потепление климата помогает», — говорит Аллахяров. И шутит: если дело пойдет так и дальше, то скоро буду выращивать бананы и абрикосы.
Пожалуй, и без бананов Аллахяров вполне независим и в отличном настроении. Его животноводство востребовано, так как Россия не получает теперь продукты с Запада. Поэтому сельское хозяйство — и в Сибири хороший бизнес.
Недалеко от города-миллионника Омска есть город Азово, который приветствует нас на знакомом языке. С 1992 года Азово является официальным местом проживания российских немцев. Из Германии поступала сюда помощь для строительства дорог и домов. Раньше почти у половины местных жителей были немецкие предки. Теперь многие уехали. Около школы с углубленным изучением немецкого языка мы встретили Никиту. Он — русский, но любит немецкий язык. С ним мы говорим по-немецки.
«Почти все уехали, к сожалению».
«Но ведь кое-кто вернулся?»
«Да, но это те, кто не выучил язык или не нашел работу…»
Денис Козлов — один из тех, кто вернулся. У него другая история. Он десять лет прожил в Германии, говорит по-немецки и зарабатывал как дальнобойщик 2 000 евро в месяц. Сейчас он зарабатывает 100 евро. И все же они с женой Ольгой решили вернуться — из-за сыновей. По их словам, в Германии детей воспитывали не так, как они это себе представляли.
«У меня два сына, и я хотела, чтобы они выросли мужчинами, — объясняет Ольга. — А в Германии это довольно сложно. Там мужчины сидят дома, ничего не делают».
Полтора года назад Козловы вернулись, и политика здесь не при чем.
«Здесь школа лучше, — говорит Ольга. — Ведь ученики должны слушаться учителей. А в Германии этого нет. Я сама видела, как учительница ждала, когда дети сами успокоятся, но ничего не делала».
«Они меня все время дразнили, говорили, что я не такой, как они, что я русский. Они били меня, а я бил их», — рассказывает Эрик.
Конечно, и в Германии можно хорошо жить, и в России есть свои проблемы, считает Ольга. Но здесь у них с мужем больше свободы и независимости, чем в Германии.
«В шесть утра он встает, в шесть вечера возвращается домой, а в девять ему надо ложиться спать. Свободного времени у него нет».
А как теперь, спрашиваю я. «А теперь есть», — отвечает Ольга и смеется.
Что мужчины в России делают в свободное время, мы увидели немного дальше. Подледный лов — дело мужское. Толгаку Макусютову безразлично, что ловить. Для него главное удовольствие — посидеть здесь. «Я прихожу сюда не только по выходным дням. Мне 60 лет, я — пенсионер».
На вопрос о том, что, на его взгляд, изменилось за последнее время, Толгак отвечает, что в его деревне мало что изменилось. Сейчас стало больше информации по радио и телевидению. А что слышно о Германии, спрашиваю я. «Я беспокоюсь о немцах. Эти беженцы из Африки и других стран: ведь их миллионы. Не знаю, хорошо ли это закончится… Но ведь это проблема не только Германии». Так что же делать, спрашиваю я. «Не знаю. Я ведь не политик».
Здесь тихо, как всегда. Но и сюда доходят вести об изменениях в мире.
Мы приближаемся к нашей цели, Новосибирску, и обсуждаем впечатления. Большинство людей, с кем мы беседовали, были довольны. Но только не Женя. Конечно, говорит он, дороги, машины и жизнь стали лучше, но ведь все это — за счет нефти.
«Людям кажется, что они живут хорошо, но они не понимают, что у них нет никаких перспектив. Боюсь, что экономически будет только хуже. А в политическом плане ожидаю больше давления сверху, будет меньше свободы», — считает он.
Десять лет назад мост через Обь только строился, а теперь без него уже никак не обойтись. Новосибирск с тех пор разросся. Люди приезжают сюда, чтобы учиться и работать. Так было и десять лет назад. Тогда мы познакомились с Алексеем Легковым, который учился в консерватории игре на скрипке и жил со своей семьей в общежитии. Его мать Лена оставила работу преподавателя музыки и посвятила себя карьере сына.
Кадры из нашего фильма десятилетней давности: «Я мечтаю жить в другой стране, хорошей, теплой. Я хочу большего, чем мне предлагают здесь», — говорил тогда Алексей.
Тогда, десять лет назад, Лена открыто показывала нам скромное жилье, особенно ванную с плесенью, сыростью и подтеками. Они приехали сюда 12 лет назад из провинции. Как рассказывала Лена, хотя ее муж Костя и старался делать какой-то ремонт, но младший сын Даня от сырости все равно заболел астмой.
Прошло десять лет. Взрослый Даня живет теперь с Леной, которая стала вдовой, в собственной квартире. Старший сын Алексей — за границей.
По ее словам, в судьбе сына не последнюю роль сыграл наш фильм, снятый в 2007 году. Одна немецкая семья, посмотрев этот фильм, пригласила к себе Лену с сыновьями. «Они решили помочь нам и помогают до сих пор. Мы так близки. Они для меня как папа и мама», — говорит Лена.
Алексея застали во время перерыва на репетиции в Дортмунде. На вопрос о том, что изменилось в его жизни за прошедшие десять лет, он рассказывает, как мечтал тогда жить и работать в Германии. И что судьба сложилась так, что мечта сбылась. Но он все равно скучает по родине. Хотя, говорит он, профессия музыканта предполагает частые поездки. Но на родину он хотел бы приехать как гость.
Второй сын, Даниэль, учится в консерватории скрипке и преподает в музыкальной школе. В обветшалое общежитие он приходит только в гости к подруге. Даня охотно показывает нам отремонтированную ванную комнату. Правда, когда мы уходим, то видим, что на других этажах по-прежнему есть и плесень, и сырость. Наверное, выделенные на ремонт деньги куда-то делись. Но об этом нам никто не рассказывал.
Подруга Дани Женя тоже учится в консерватории. Женя — пианистка, Даниэль — скрипач. Они мечтают сделать карьеру в России. Возможно ли это? Даня считает, что возможно, но так думают лишь немногие. Сколько же зарабатывают музыканты в России? Немного, говорит Даня, но на жизнь хватает.
В Новосибирске музыка всегда была в большом почете. В музыкальной школе, где преподают Лена и ее сын, — вечерний концерт. Зал полон зрителей. Жизнь Лены стала легче. Что будет через десять лет?
«Конечно, хотелось бы, чтобы стало лучше. Но ведь жизнь состоит из светлых и темных полос. Надо стараться сделать жизнь лучше и надо верить в хорошее, доброе», — отвечает она.
Хорошее нам в России показывали охотно. Плохое чаще скрывали. В России много разных мнений, но люди все реже открыто говорят об этом.