Андрей Звягинцев снимает тяжелые политические драмы, которые отлично смотрятся, сильно ранят, задевая за живое, и оставляют неизгладимые яркие и болезненные впечатления. Его тема — разрушенная система, страна, в которой не действуют законы. И поэтому в его сюжетах — сплошь и рядом политики-интриганы и раздавленные жизнью жертвы. Автобусные остановки обклеены объявлениями о пропавших без вести людях, в ветвях чахлого городского дерева висит мертвая собака, а судебные чиновники зачитывают приговоры таким монотонным голосом и с такой бешеной скоростью, что слова теряют весь свой смысл. Его фильмы говорят нам, что ад существует и что имя этому аду — современная Россия.
На его родине, как и следовало ожидать, власти очень обижаются на него за это. Раньше они оказывали Звягинцеву горячую поддержку, а теперь, похоже, испытывают раскаяние, считая, что совершили ошибку. Они отвергли его фильм «Левиафан» 2014 года — сразу же после того, как номинировали его на премию «Оскар» от России. Его последний фильм «Нелюбовь» был снят без государственного финансирования при поддержке европейских компаний и представляет собой мрачный портрет представителей московского среднего класса. «Я — вне системы. Деньги находит мой продюсер, — объясняет Звягинцев. — Поэтому я — очень счастливый режиссер».
Мы встретились во время премьерного показа фильма в Каннах. Для встречи мы выбрали расположенный в стороне от дороги и скрытый от толпы за коваными воротами ветхий панельный дом, который используется еще и как бутик. Внутри помещения было не очень светло, но во время интервью Звягинцев — довольно хмурый человек средних лет с коротко стрижеными с проседью волосами — не захотел снимать солнечные очки. Он видит мир в мрачном свете. Это понятно по его фильмам.
«Нелюбовь» — фильм мрачный, но и прекрасный. Аудитория фильма, своего рода полицейского детектива, ширится, и вот он уже захватил всю страну — от богатых, раскрашенных див, делающих селфи в ресторанах, до огромного заброшенного спортивного центра на окраине города. Алексей Розин и Марьана Спивак играют Бориса и Женю, ненавидящих друг друга супругов-москвичей, находящихся на грани развода. Они настолько поглощены отношениями со своими новыми любовниками, что лишь через два дня обнаруживают исчезновение своего сына. Родители доведены до крайности, раздражены и, как положено, пытаются найти и вернуть ребенка. Но в глубине души, они, наверное, отчасти чувствуют облегчение после его исчезновения. «Я никогда никого не любил, — в какой-то момент объясняет Борис.- Только маму, когда маленький был. А она — злая одинокая стерва».
Проведя два часа в компании озлобленных Бориса и Жени, я вышел из кинотеатра, испытывая сильное желание принять душ. Бог знает, как Звягинцев выдерживал все это, снимая фильм неделями, месяцами. Он, должно быть, чувствовал, как гнетущая атмосфера фильма пронизывает его насквозь.
В детстве, живя в Сибири, он боготворил Аль Пачино и мечтал стать актером. Приехав в Москву, он жил случайными заработками. Убирал в домах, работал дворником — подметал опавшие листья, убирал снег во дворах. Последняя работа была самой плохой, говорит он. «Зимы в России очень суровые, очень длинные. Снега было много, и мне приходилось сгребать его лопатой и убирать из одного места в другое. Но это было еще ничего, убирать снег не так сложно. Самое тяжелое — это лед. Мне приходилось долбить его лопатой часами, просто чтобы расколоть. Так что видеть его теперь не могу. Этот лед меня чуть не угробил».
Потом он снимался в телесериалах и в рекламе мебели. И сейчас его не очень тянет сниматься, он говорит, что отошел от актерской работы с тех пор, как снял свой первый фильм. «Те времена, когда я играл в кино, давно в прошлом. Есть люди, которые умеют это делать гораздо лучше меня».
Его первой режиссерской работой стал фильм «Возвращение», вышедший в 2003 году — рассказ о взрослении и новом этапе жизни молодого героя. Картина была удостоена главного приза Венецианского кинофестиваля «Золотой лев». В 2007 году его фильм «Изгнание» был номинирован на «Золотую пальмовую ветвь» на кинофестивале в Каннах. Затем, начиная с фильма 2011-го года «Елена», Звягинцев стал делать акцент на особенностях российского общества, сопоставляя жизнь обитателей роскошного московского жилого комплекса с существованием жителей убогого поселка на городской промышленной окраине. Примерно тогда представители политического истеблишмента начали «охладевать» к нему, терять интерес. Но почему отчуждение? Может, он изменился? Или они?
Он отвечает не сразу. «Непростой вопрос. Я думаю, что мои первые фильмы на самом деле не касались современных реалий, поэтому Министерству культуры было легче их любить и финансировать. Начиная с фильма «Елена», я стал снимать в современной Москве, в современном политическом ландшафте. Проблема — в зеркале. Люди, облеченные властью, смотрят в зеркало, и им не нравится то, что они видят. Но это только моя точка зрения, мое восприятие реальности. Я могу ошибаться».
Полное отчуждение произошло с появлением фильма «Левиафан». На первый взгляд фильм представляет собой рассказ о провинциальном автомеханике, раздавленном бюрократической машиной, но его кульминацией стало торжество своеобразной российской разновидности зла в сочетании с фашистской риторикой представителей православной церкви и портретом Путина кабинете коррумпированного мэра. После того, как «Левиафан» был утвержден в качестве официального претендента на премию «Оскар» от России, власти внезапно решили, что этот фильм им не нужен. Ультраправый политик Владимир Жириновский осудил фильм, назвав его «заразой», а видная церковная группа заявила, что он является «гнусной клеветой». После выхода фильма на экраны министр культуры Владимир Мединский разработал новый набор руководящих принципов и норм, явно выбирая объектом своей критики фильмы, которые «оскверняют» Россию. Одним махом Звягинцев был переведен в разряд неугодных.
Я спрашиваю, считает ли он сейчас себя диссидентом, и вопрос ставит его в неловкое положение. Это слишком громкое слово; с ним нужно обращаться осторожно. «Да, господин Мединский был разочарован "Левиафаном″. Ему показалось, что Россия в нем показана в неблаговидном свете. Но я был искренен. Если я показываю мэра-коррупционера, то потому, что такие люди существуют. Это не потому, что я хочу быть диссидентом, и даже не потому, что я хочу критиковать Россию. Я просто рассказываю о том, что вижу вокруг. Так что, если я и диссидент, то это не специально».
Он надеется, что сможет и дальше снимать фильмы на родине. Его не привлекает перспектива привыкать к новому языку и культуре. Звягинцев считает, что ему должны разрешить остаться там, где он есть. Некоторые, возможно, даже скажут, что он служит обществу, оказывая ему важную услугу.
«Государство не хочет вспоминать, что роль художника — быть в оппозиции, — говорит он. — Иначе как представители властей увидят свое истинное лицо. В старину у правителей при дворе всегда были клоуны и шуты. С одной стороны, их держали, чтобы они развлекали короля. Но с другой стороны, они были единственными, кто мог сказать ему правду. Разумный, мудрый король знает, что шуты нужны. А глупый, неуверенный в себе король этого не знает». Грустно улыбаясь, Звягинцев продолжает: «Вы спрашиваете меня, диссидент ли я. На самом деле я считаю, что я скорее похож на клоуна».