Сообщение, которое в мае 1918 года распространило британское информационное агентство Рейтер, звучало безобидно: «В Мадриде обнаружена странная болезнь. Эпидемия распространяется довольно легко, о смертельных случаях пока не сообщалось». В отличие от новостей с западного фронта, на котором страны Центральной Европы весной 1918 года хотели добиться перелома, это звучало действительно безобидно — и оказалось впоследствии огромным заблуждением. Потому что вскоре эпидемия уже унесла больше жизней, чем вся Первая мировая война.
Пандемия, которая душила мир с 1918 по 1920 год, вошла в историю как «испанский грипп». «Испанский» — потому что впервые о его возникновении стало известно в Испании, где им заболели в том числе и король Альфонс XIII и несколько членов правительства. Но главной причиной стало то, что нейтральная Испания, в отличие от воюющих держав, не придерживалась строгой военной цензуры и поэтому могла открыто сообщать о «гриппе», как его называли.
Два медика-историка, Андре Мюллершён (André Müllerschön) и Ральф Фолльмут (Ralf Vollmuth), обобщили теперь в специализированном журнале «Военная история» сведения о смертельном марше «испанского гриппа» и его влиянии на Первую мировую войну. Они провели исследования, которые подтверждают некоторые давно высказывавшиеся предположения. Так, ученые скорректировали в сторону увеличения число жертв и говорят о почти 50 миллионах смертельных случаев. Этот масштаб можно сравнить лишь с большой чумой, опустошившей Европу в 1347 году.
Сегодня вирусологи и историки едины в том, что эта форма гриппа возникла на Среднем Западе США. Тогда вирус распространился от птиц или свиней к людям. Мюллершён и Фолльмут указывают на «первые случаи массовой заболеваемости с необычными смертельными случаями» в тренировочном лагере армии США в штате Канзас в начале марта 1918 года.
Оттуда эпидемия была перенесена военным транспортом на Восток, вскоре достигла штата Джорджия и в апреле — Франции. В мае число больных в Королевских ВМС достигло 10 тысяч человек, в июле начальник штаба германских сухопутных войск Эрих Людендорф (Erich Ludendorff) изумленно констатировал, что этот грипп «бушует повсюду» и привел это в качестве причины поражения его последнего крупного наступления на Марне.
Хотя еще американские врачи из учебных лагерей сообщали о возникновении «разящей наповал лихорадки», руководство армии затягивало рассмотрение этих случаев. Война в Европе была важнее, чем самый сильный насморк, даже если некоторые рекруты умирали от его последствий. Это игнорирование становится понятным по меньшей мере из-за дьявольской метаморфозы, которую вирус гриппа пережил за короткое время.
Во время первой волны весной 1918 года большинство инфицированных хотя и быстро заболевали, однако выздоравливали через несколько дней. Но в августе вирус изменил свою генетическую структуру. Почти одновременно возникла «осенняя волна» на французском побережье Ла-Манша, в Западной Африке и в Новой Англии, которая оказывала совершенно другое воздействие. К гриппу добавлялись другие болезни, такие как воспаление легких или менингит, жертвами которых ежедневно становились тысячи людей, прежде всего на фронтах.
Лишь в 2005 году ученые смогли объяснить этот феномен, когда реконструировали подтип вируса гриппа A-H1N1. Он был в состоянии при первой атаке подавить иммунитет инфицированных. Когда неработающая иммунная система собиралась, наконец, дать отпор, то он наступал так мощно, что наносил вред легким. Это открывало путь для бактериального воспаления легких, которое атаковало обессиленный организм и часто приводило к смерти. Пациенты страдали от удушья и задыхались, что объясняет синевато-черную окраску их кожи вследствие недостатка кислорода.
Для врачей того времени такие взаимосвязи были еще непостижимы. Они все еще исходили из того, что «пурпурная смерть», «флу» или «москитная лихорадка», как называли этот грипп, вызывался бактериями, а не вирусом — он был открыт только в 1933 году. Столь же ошибочны были и диагнозы. Говорили о редкой форме легочной чумы, о яде в воздухе, о рыбах или о гневе господнем из-за мирского непослушания.
Оттуда было недалеко и до теорий заговора, которые в параноидальной атмосфере мировой войны расцветали пышным цветом. Германские агенты травили, якобы, консервы или выпускали возбудителей болезни «в театре или в других общественных местах», как это сформулировал однажды один высокопоставленный офицер медицинской службы из США. В конце концов кайзеровская армия не остановилась, мол, перед использованием в Европе ядовитого газа.
В германском государстве также считали войну причиной этой эпидемии и называли «фламандскую лихорадку» военной чумой. В этом была доля правды, учитывая катастрофические условия, в которых находились заболевшие солдаты. Они лежали в переполненных лазаретах без чистого белья, санитаров и медикаментов не хватало, а рядом с их койками стояли гробы с умершими. Голод, наступивший в результате британской блокады, прежде всего среди мирного населения в тылу, сделал многих легкой добычей заболеваний.
«Вызванное войной недоедание, в прошлом одна из часто обсуждавшихся причин высокого числа жертв в воюющих странах, с сегодняшней точки зрения не может считаться причиной», — пишут Мюллершён и Фолльмут и указывают на аналогично высокую численность жертв в странах, не принимавших участия в мировой войне. Прежде всего в Африке и Азии «испанский грипп» привел к многочисленным жертвам. В Индии умер каждый двадцатый из заболевших, на Самоа — каждый пятый. Пострадали прежде всего местные туземцы, иммунную систему которых не закалили предыдущие волны гриппа.
Даже в развитых странах временами отказывала инфраструктура. Не хватало врачей, санитаров и могильщиков. Попытки побороть эту болезнь с помощью мер карантина привели к провалу попыток военных получить подкрепление. Известно предостережение американских врачей с восточного побережья США коллегам: «Найдите любого подходящего столяра или плотника и прикажите делать гробы. Затем возьмите дорожных рабочих и велите копать могилы. Только тогда у вас появится шанс, что число трупов не будет расти так быстро, что вы не сможете их похоронить».
За второй волной гриппа осенью 1918 года последовала третья, которая весной следующего года хотя и пошла на убыль, однако вызывала новые вспышки до середины 1920-х годов. Сколько людей по всему миру стали жертвами «испанки», почти невозможно установить из-за нехватки документации. Если сразу после окончания эпидемии в 1921 году исходили из числа жертв в 21 миллион, то в 1990-е годы ученые говорили уже о 39 миллионах. Между тем появились новые расчеты вплоть до почти 50 миллионов погибших. 17 миллионов жертв было только на индийском субконтиненте и в распадающейся Российской империи, где причиной смерти не всегда считали грипп.
То, что война мало повлияла на буйство этой чумы, показывает пример США. 775 тысяч американцев умерли от гриппа — в десять раз больше, чем в окопах в 1918 году, в то время как в Германии число жертв составило 426 тысяч по сравнению с двумя миллионами павших солдат кайзера с 1914 года. Всего на полях сражений войны погибли около десяти миллионов человек, сюда же относятся от пяти до шести миллионов жертв среди мирного населения. Грипп привел к гибели втрое большего числа людей.
Мог ли исход Первой мировой войны без этой эпидемии быть другим? В этом вопросе Мюллершён и Фолльмут настроены скептически: «На исход этой войны «испанский грипп», в отличие о утверждений некоторых авторов», не имел, пожалуй, никакого решающего влияния».