Многие люди придают большое значение разнообразию видов. У очень многих есть интуитивное ощущение, что когда какой-то вид вымирает — это плохо. В самом деле, иногда кажется, что виды мы ценим больше, чем отдельных их членов. Возьмем, например, насекомых. Жизнь мухи может мало значить, но каждый вид мух как будто намного более ценен (несмотря на то, что никакого прямого практического применения для мух у нас нет). Ценим ли мы — и следует ли нам — ценить скот? Должны ли мы быть обеспокоены тем, что коровам (или какому-то подвиду коров) сейчас грозит исчезновение? Должны ли мы предпринимать какие-то меры по их спасению так же, как мы это делаем, чтобы сохранить панд и волков?
Существует огромная разница между скотом, с одной стороны, и пандами с волками, с другой. Современный скот обязан своему существованию селекционному разведению, которым занимаются люди: коровы очень отличаются от диких быков, от которых они произошли. Мы можем предположить, что эта разница влияет на их моральную ценность. Мы считаем так, рассуждая следующим образом: наш долг сохранять естественную природу насколько возможно. Волки и панды — это часть природы, они занимают в ней место в соответствии с ходом эволюции. Поэтому наш долг — оберегать их (не абсолютный долг, конечно, а скорее одна из множества обязанностей, таких же, как обязанности по отношению к нашим детям, друг к другу и так далее: все разные и иногда предъявляющие нам конфликтующие между собой требования).
Но коровы не относятся к естественному миру, они обязаны своим существованием искусственному разведению, а не эволюции. По этой причине мы можем считать, что мы не обязаны сохранять их как вид: сами их создали, сами можем и отказаться от них.
Я думаю, что нечто вроде этой логики, проводящей различие между продуктами естественного и искусственного отбора, и формирует такую нашу подсознательную точку зрения. Я подозреваю, что многие из нас интуитивно полагают, что потерять какой-нибудь домашний вид вроде крупного рогатого скота далеко не так плохо, как потерять панд или волков (возможно, даже мух). Во всяком случае, мне так кажется. Но я сомневаюсь, что это такое интуитивное ощущение может быть надежным руководством к действию.
Конечно, есть разница в том, как именно мы оказываем давление на отбор скота, по сравнению с тем, как хищники оказывают влияние на свою добычу. Мы намеренно формируем рогатый скот под себя, тогда как хищники делают это неумышленно. Мы разводили скот так, чтобы он приносил нам больше мяса, например: у львов же никогда не было планов заставить антилоп бегать быстрее (скорее они бы предпочли обратное). Их качества были нашими целями. Но то обстоятельство, что наш способ выживания очень сильно зависит от способности предугадывать будущее — это скорее просто невероятно интересная информация о том, что за животные мы сами, чем факт, который вообще нас исключает из числа животных. Мы оказываем давление на отбор определенным способом потому, что вот такие мы животные; другие животные оказывают давление на остальных своими способами и в соответствии со своими особенностями.
Если согласиться с моим мнением насчет того, что культура — это тоже адаптация, естественное свойство человеческого вида, то мы не должны считать, что способы, которыми мы эту культуру проявляем, каким-то образом отделяют нас от природы, или что продукты нашей культуры неестественны.
Если различия в источниках происхождения не влияет на ценность вида, есть ли какие-то другие основания считать, что рогатый скот менее ценен, чем панды, волки или палочники? Я так не думаю. Можно предположить, что некоторые животные нуждаются в большей защите, чем другие, в связи со способностью чувствовать боль или с особенностями в обращении с ними, но эти различия не влияют на ценность вида (вид может вымереть и без убийства отдельных его членов, при условии того, что они просто не будут размножаться). Поэтому даже если отдельные коровы и менее ценны, чем отдельные панды, их вид может быть таким же ценным.
Представляется, что различия, которые существуют в происхождении животных и в их свойствах, не влияют на ценность видов. Поскольку у нас есть все основания сохранять разнообразие видов и препятствовать их вымиранию, мы должны стремиться сохранить также и скот. Возможно мир, в котором выживут лишь очень небольшие стада скота (например, обслуживая небольшое производство для тех, кто ценит «аутентичность» и хочет есть такое же мясо, какое ели их предки, или, скажем, просто для того, чтобы будущие поколения могли получить представление об образе жизни прошлого), был бы лучше, чем тот, в котором весь скот будет полностью уничтожен.