О влиянии России в Боснии и Герцеговине и опасностях, которые с ним связаны, мы поговорили с Еленой Милич, основательницей и директором белградского Центра евроатлантических исследований и одним из самых авторитетных региональных аналитиков. Ее работа, в частности, сосредоточена как раз на роли России в событиях на Балканах и на всех аспектах ее влияния.
— Faktor: Часть общественности в Боснии и Герцеговине все еще воспринимает тезис о российском деструктивном вмешательстве в евроатлантический путь страны как теорию заговора. Насколько это влияние реально, и насколько оно на самом деле опасно для демократического развития Боснии и Герцеговины и ее стремления стать членом Европейского Союза и НАТО?
— Елена Милич: Вот уже несколько лет Центр евроатлантических исследований указывает на разные формы того, что формально называется влиянием России на Западные Балканы посредством «жесткой силы». Однако привлечь к себе внимание нам удалось только рассказом об укреплении российской «мягкой силы». Если говорить об усилении российского влияния на Балканах, то, как мне кажется, прежде всего, роль играет распространение влияние с помощью «жесткой силы», через вопросы сотрудничества в области обороны и безопасности, через энергетику и экономику. Но эти аспекты оказались несколько в тени тех средств, которые помогают России распространять влияние в Европе и Америке. Я говорю о дезинформационных кампаниях и гибридных операциях. Мы на Балканах уже тоже обратили внимание на этот уровень влияния, но, как мне кажется, не замечаем главного. Риторика всех представителей нашего сербского правительства повторяет риторику Сергея Лаврова и Марии Захаровой. У нас есть как бы параллельное министерство иностранных дел, которое возглавляет Томислав Николич. Все, что происходит в Сербии, так или иначе отражается на Боснии, прежде всего через Республику Сербскую. В Боснии, как мне кажется, влияние России максимально, но довольно незаметно. На международной арене Россия развивает идею о существовании экстремистских радикальных исламистских лагерей на Балканах, прежде всего в Боснии, делая это совершенно необоснованно, но целенаправленно. И это один из главных российских способов влияния. Вот так Россия намеренно преувеличивает и распространяет идею о якобы тотальной радикализации всей Боснии.
— В чем конечная цель подобной пропаганды?
— В последнее время к той пропаганде, о которой вы говорите, присоединились также СМИ из хорватского этнического корпуса Боснии и Герцеговины и соседней Хорватии. Вместе с тем много говорят о возросшем российском влиянии на хорватскую политику. Его рост связан, прежде всего, с тем, как Россия выставляет экономические условия из-за кредита, который фирма «Агрокор» взяла у Сбербанка. Видите ли вы здесь какую-то связь?
— Да, вижу. В Хорватии существует масса проблем, и некоторые из них связаны с «Агрокором» и тем фактом, что Сбербанк превратился там в главное действующее лицо. Я только надеюсь, что есть нечто неизвестное ни мне, ни вам, что в конце концов главные члены ЕС и НАТО все-таки сомкнут ряды, что у этих стран есть определенное понимание происходящего, и ситуация не выйдет из-под контроля. Однако главная проблема Балкан (помимо спорных границ) заключается в том, что системы безопасности стран, которые не вошли в НАТО, остаются совершенно нереформированными. Поэтому в таких странах нетрудно вызывать с помощью посредников напряженность, которая может вылиться в инциденты вроде истории с Кумановом (город в Македонии — прим.ред.). В свою очередь, эти инциденты могут оказать такое негативное воздействие, которое нельзя будет контролировать. Говоря это, я не утверждаю, что Балканы — пороховая бочка. Но я могу сказать, что международное сообщество не обращает должного внимания на несколько серьезных проблем, в том числе на усиление российского влияния посредством дела «Агрокора», и это представляет опасность.
— Прежде чем опять вернуться к вероятным вызовам безопасности, связанным с российским влиянием, давайте поговорим о том, осознают ли это влияние в НАТО. Видит ли Евросоюз это влияние и насколько серьезно к нему относится?
— В Стратегии Европейской комиссии мне особенно понравилась одна фраза о том, что государства должны согласовывать свою политику с политикой Европейского Союза в таких общих сферах, как внешняя политика и вопросы безопасности. Речь идет не только о санкциях и системе введения санкций. Речь идет об отношении Сербии к тому, как Евросоюз выстраивает отношения с Россией, и к тому, как поступает Россия. Кроме того, мы не должны отказываться от того, чтобы занять определенную позицию по проблеме Украины. А ведь мы так же не решаемся рассказать общественности, какие усилия ЕС прилагает в отношениях с Россией в контексте аннексии Крыма и войны на Украине. Мы молчим о незаконных и, вероятно, криминальных действиях в ходе выборов и в процессах принятия решений. В Сербии вообще не говорят о множащихся доказательствах того, что Россия с помощью определенной информации влияла на политическую обстановку в Италии, на события вокруг Брексита и на решение о выходе из ЕС, а также на американские президентские выборы. В этой связи фраза из Стратегии правильная. На Западных Балканах вот так расщепить влияние по странам невозможно. Все слишком взаимосвязано. То, что касается напрямую Сербии, касается и вас. Долгое время политика ЕС в отношении нас была очень поверхностной, пока не накатила волна популизма. Сейчас сложилась очень сложная ситуация, и теперь крайне важно найти в нынешней странной американской администрации собеседника, который понял бы эти проблемы.
— Вы упомянули о российском влиянии на выборы. Мы все были свидетелями того, что произошло после выборов в Черногории. В Боснии и Герцеговине выборы намечены на октябрь. Может ли повториться этот сценарий, если силы, которые продвигают российскую политику в Боснии и Герцеговине, не достигнут нужного им результата?
— Подобного сценария стоит опасаться везде. Я не думаю, что Россия дойдет до того, чтобы предпринять попытку террористического акта или вторжения в парламент. Меня очень беспокоят комментаторы, освещающие события на Западных Балканах, вроде Флориана Бибера и других, которые, по-моему, намеренно ходят вокруг да около и преуменьшают российское влияние. Они чрезмерно акцентируют проблему «стабилократии», которая, по их мнению, наиболее важная. Хотя она является лишь следствием многих других открытых вопросов в регионе и постоянно растущего сегодня влияния России. Сейчас речь не идет о том, что появится откровенно пророссийский комментатор или партия, но я уверена, что с помощью каких-то механизмов русские ускорят процессы или поддержат хорватскую инициативу об избирательном законе, как и любую другую инициативу, которая им на руку. В особенности им выгодна идея о «трех великих»: «великой Сербии», «великой Хорватии» и «великой Албании». Русские будут подкреплять и популяризировать эту идею, чтобы добиться своих целей. Их влияние необязательно будет прямым и заметным. Необязательно появится партия, которая будет призывать Боснию и Герцеговину войти в ЕАЭС. Однако Россия, несомненно, будет действовать, используя все эти удачные для нее тенденции, на которые ЕС и США нечего ответить. Я думаю, очень важно, чтобы боснийская общественность понимала: обвинение в Черногории очень убедительно. За последние несколько дней произошло несколько крайне важных вещей, вроде признания Дикича. Он якобы жалеет, что не сказал раньше: Александр Сунджелич признался ему в существовании плана вооруженного вторжения в парламент. И публичные заявления Флориана Бибера о том, что все это выдумки, что страна войдет в НАТО, уже расцениваешь как оскорбление в адрес альянса и системную недооценку российского влияния, которое крайне опасно. А Бибер все продолжает говорить о «стабилократии» как важнейшей проблеме. Вот такие они — проевропейские мнимые специалисты, а есть и еще хуже, которые так же опасны, вроде Гордона Бардоша. Он исламофоб, который в своих статьях в «Горизонтах» Вука Еремича — правда, этим занимаются и некоторые западные аналитики — раздувает проблему радикализации населения Боснии и Герцеговины, разглагольствует о разных последствиях поражения ИГИЛ (запрещенная в РФ организация — прим.ред.) и боевиках, которые возвращаются с Ближнего Востока. Этот человек и ему подобные не признают, что с помощью нового законодательства Босния и Герцеговина делает достаточно для того, чтобы держать ситуацию под контролем, и тем самым умаляют российское влияние. Они делают это потому, что администрация Трампа вкладывает огромные деньги в то, чтобы выставить исламистский терроризм большей угрозой, чем Россия, и ведь, как выясняется, сама с ней связана.
— Если говорить об этих блоках, то чье влияние на Балканах заметнее, сильнее и организованнее?
— В политике сложилась ситуация, которая с трудом поддается анализу и объективной оценке того, чье влияние сильнее. И все же я бы сказала, что наиболее организованна политика России. У Турции есть свои этнические и экономические интересы, однако они не распространяются на область безопасности, в которой, однако, заинтересована Россия. И в этом существенное различие. История вокруг статуса Гуманитарного центра в Сербии тесно связана с Боснией. Для нее единственный шанс остаться целой — это расширить в Брчко и где-нибудь еще присутствие международных сил EUFOR и создать одну постоянную американскую базу. Мне кажется, что общественность в Боснии и Герцеговине, как и, надеюсь, вероятно, существующие проевропейские силы в Республике Сербской, должны осознавать, что Россия обманет ее своей политикой. На кону — не только членство Боснии и Герцеговины в НАТО, но и процесс консолидации страны в нормальное государство, которое может функционировать и отвечать на вызовы европейской интеграции.
— Если можно утверждать, что на хорватскую политику относительно Боснии и Герцеговины влияют кредиты, взятые «Агрокором», то каким образом Москва контролирует политические силы в Республике Сербской? Ведь стоит учесть, что там нет ни долгосрочных кредитов, ни каких бы то ни было масштабных инвестиций.
— Проблема в том, что, например, существует одна огромная структура, вроде Газпрома, у которой есть собственная служба обеспечения, свои вооруженные силы и система безопасности. На такую структуру никто не обращает внимания, и ее контролирует другое государство. Финансирование осуществляется, скажем, через маркетинг. Так финансируются многочисленные предвыборные кампании. Я уверена, что каким-то образом сам Додик лично обогащается, поддерживая идею о необходимости максимально тесных связей между Республикой Сербской, Сербией и Россией. Но вся остальная Республика Сербская ничего от этого не получает. В Сербии уже секретом Полишинеля стало то, что Газпром и НИС добывают сверх меры и выплачивают очень низкую ренту — она намного ниже, чем та, которую выплачивают голландские и американские компании.
Как гражданам Боснии и Герцеговины можно объяснить принципиальное различие между тем, что предлагает Евросоюз и НАТО, с одной стороны, и Россия, с другой?
— Нужно говорить о 70 годах экономического процветания и мира, об отсутствии междоусобных вооруженных конфликтов между странами-членами, об уровне жизни в долгосрочной перспективе и демографических тенденциях. Все это в сравнении с Россией свидетельствует в пользу евроатлантического мира. Я уже не говорю об основных свободах и правах граждан. В конце концов, сегодня в политике есть и другое измерение. Мы не должны забывать, что в последнее время в мире происходит два геноцида. Один — в Бирме, а другой — в Бангладеш, и что действия ООН и международного сообщества блокируют именно Китай и Россия. Мне очень странно, что никто в Боснии и Герцеговине не вспоминает, что всего 20 лет назад творилось в Сребренице. А теперь мы снова допускаем подобное из-за активного блокирования Совета Безопасности ООН и не даем адекватного ответа на подобную трагедию. Мы проиграем, если не сблизимся с этим евроатлантическим миром, даже невзирая на все его вызовы. Он хотя бы признает проблемы в своих рядах и как-то с ними борется. Я имею в виду популизм и очень сложные взаимоотношения между некоторыми странами-членами НАТО.