Ондрей Нефф вел прямой радиоэфир из центра Праги, когда советские танки въехали на улицы города и задавили особую форму социализма «с человеческим лицом», зародившуюся в этой стране.
На часах было два ночи, когда ему позвонил коллега. Вскоре 23-летний Ондрей Нефф уже мчался к радиостудии, где работал. Он слышал, как в небе над ним в сторону пражского аэропорта летели советские самолеты Антонова с танками на борту.
21 августа 1968 года над страной только рассветало, когда в Чехословакию вторглись почти полмиллиона солдат из Советского Союза, ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии. Жизнь Ондрея Неффа, как и тысяч его соотечественников, должна была круто измениться. Уже в 10 часов утра танки вкатились в город. Затем улицы наполнились звуком стрельбы. Журналисты радио наблюдали за этим из студии на втором этаже, откуда они в прямом эфире рассказывали обо всем, что происходило.
«Вторжение было тщательно спланировано, — рассказывает Нефф, которому сейчас 73 года. Он стал писателем и пьет колу в кафе в пригороде Праги. — Были граждане Чехословакии, которые помогали вторгшимся войскам. Например, кто-то из них уничтожил существенную часть вещательного оборудования радиостанции. Но все это быстро исправили наши радиотехники, так что скоро трансляции возобновились».
Но это была лишь небольшая передышка. Оконные стекла в здании быстро были разбиты. Потолок покрылся следами от пуль. Никто из коллег Неффа не был убит или ранен. Но много убитых и раненых лежало на улицах. Всего были расстреляны около ста человек — в основном молодых людей.
Однако больше всего в жизни Ондрей Нефф боялся не тем поздним летом 1968 года:
«Тогда царила какая-то странная эйфория, никто не знал, что будет дальше. Я не боялся, хотя было рискованно даже просто ходить по улицам, потому что они стреляли в воздух. А когда вы стреляете в воздух, пуля куда-нибудь да упадет», — говорит он.
В то же время для репортеров это были особенные впечатления, рассказывает он:
«Когда ты журналист и освещаешь войну или что-то в этом роде, ты, возможно, рискуешь своей жизнью. Но при этом твоя работа — это что-то внешнее. Мы же были журналистами, но освещали нечто, частью чего были сами. Тут уж не получится быть объективным».
Вскоре после начала вторжения им пришлось покинуть здание:
«Все было просто. Пришла группа солдат с автоматами. Дискутировать было неуместно», — улыбается Нефф.
Смеется он еще и потому, что именно он тогда нашел выход из сложившейся ситуации. Побродив без дела по Праге пару дней, техники вспомнили, что некоторое время назад чинили радиооборудование в одной столичной вилле. Оборудование принадлежало местным членам итальянской коммунистической партии, которые тайно оттуда передавали трансляции. Все думали, что эти радиопередачи рассылаются из-за пределов Чехословакии. Для Неффа и примерно пятнадцати его коллег это был отличный шанс.
«Мы постучали и сказали, что хотели бы вести трансляцию из этой виллы».
Им разрешили. Следующие 10-12 дней они регулярно вели трансляции, как правило, в 20 минут длиной. Что-то из этого было обычными новостными передачами, посвященными происходящим событиям. А порой они передавали заявления граждан в поддержку правительства страны.
Говорить со стенами
С точки зрения Москвы, Чехословакия зашла слишком далеко в своем стремлении создать, выражаясь современными терминами, социализм с человеческим лицом. Например, была отменена вся цензура в прессе. А также созданы научные комитеты, которые должны были разработать проекты реформ экономики страны.
Такое развитие событий встревожило остальные части восточного блока. В течение нескольких месяцев, предшествовавших вторжению, чехословацкое правительство пыталось успокоить соседей и вело переговоры с генеральным секретарем советской коммунистической партии Леонидом Брежневым. Но правительству страны не удалось убедить остальные страны Варшавского договора, что Чехословакия не занимается подготовкой контрреволюции.
Наконец, все это закончилось танками на улицах Праги. И Ондрей Нефф, и многие другие пытались в дни, последовавшие за вторжением, объяснить ситуацию солдатам. Рассказать им, что, например, Западная Германия вовсе не собирается захватывать страну.
«Но это было все равно, что разговаривать со стеной», — вспоминает писатель. Солдаты были просто убеждены, что они спасают Прагу и всю остальную страну от западной оккупации:
«Они твердо верили, что происходило американское вторжение и что они прибыли, чтобы спасти нас от империализма. Они были совершенно убеждены в том, что помогли нам. После этого мы видели солдат на улицах каждый день. Часть из них осталась до 1991 года, когда развалился Советский Союз».
Ожидаемая реакция
Самолеты и танки, конечно, всех шокировали, но само по себе то, что от Москвы последовала какая-то реакция, конечно, не было неожиданностью. Так что когда началось вторжение, все знали, откуда дует ветер.
В первых числах сентября маленькая группа покинула виллу итальянцев. Более свободная жизнь, которую еще называли Пражской весной, закончилась. Год спустя, в 1969 году, Ондрей был призван в армию. Когда он отслужил, у него не было никакого желания продолжать работать в журналистике, потому что вернули цензуру. Вместо этого он нашел работу в сфере рекламы, а также поработал фотографом, и лишь потом стал писателем.
«Для меня это стало концом моей профессиональной жизни. Тысячи людей постигла такая же — или еще более суровая — участь. Со временем стало ясно, что теперь свободолюбивые граждане Чехословакии под контролем. Но постепенно поддержка политики Кремля стала угасать как за пределами Чехословакии, так и внутри страны», — рассказывает Ондрей Нефф.
«До вторжения были люди, которые по-настоящему верили в коммунизм. Но после него этот режим совершенно потерял какую-либо поддержку».
Интеллигенцию, деятелей искусства и других наказывали за то, что те восхваляли свободу, кто-то покинул страну, кого-то изолировали. Тысячи людей потеряли свою работу и оказались исключенными из социальной жизни.
Два года свободы
Тем не менее, рассказывает Нефф уже в машине, после того как настоял на том, чтобы подбросить нас обратно до Праги, впервые он серьезно боялся в 1991 году. Прошло два года после падения железного занавеса. Чехи привыкли к свободе. По крайней мере, некоторые. Вместе со своей семьей он как раз был в палаточном городке неподалеку от Амстердама. На другом конце городка жила польская семья.
Как-то раз Ондрей Нефф, который уже некоторое время вновь работал журналистом, слушал автомобильное радио. В какой-то момент его мысли прервало сообщение:
«В Москве группа членов советского правительства предприняла попытку государственного переворота против президента Михаила Горбачева. Они считают, что его программа реформ зашла слишком далеко». Хотя их палатка была далеко, к ним пришла польская семья и тоже стала слушать.
«Такие новости очень интересовали нас всех», — вспоминает Нефф.
Они с семьей сразу же собрали вещи и поехали домой. По дороге он размышлял о том, не станет ли это вновь концом свободы.
«Я думал: ну что же, значит, у нас было два года».
«Мы ненавидим русских»
Но вышло не
Для тех, кто родился после 1968 года, события «Пражской весны» кажутся очень далекими. На самом деле, как показывает опрос, лишь половина молодых людей в возрасте от 18 до 34 лет знает, что случилось в 1968 году, сообщает чешская радиостанция «Радио Прага».
24-летний Яким Вопари, изучающий теологию в Пражском университете, сейчас хорошо знает, что случилось в 1968 году. Он рассказывает нам это, сидя в приемной теологического факультета, где решил подработать в летние каникулы заведующим ключами.
Однако он говорит: «Это не имеет такого уж большого значения для меня».
Тем не менее на него — и он в этом далеко не одинок — эти события все равно повлияли:
«Мы ненавидим русских», — признается он.
Иначе выглядит мир для Эммы Заводски, 21 год, которая изучает в университете промышленный дизайн. «Я живу в определенном социальном кругу, мы антифашисты. Мы не можем позволить, чтобы кто-то отнял у нас свободу. Поэтому мы считаем, что эту дату нужно ежегодно отмечать, если мы не хотим, чтобы все повторилось», — говорит она. Ее волосы сейчас окрашены в розовый и фиолетовый цвета в честь сегодняшнего гей-парада.
На самом деле, рассказывает один из самых выдающихся чешских экспертов по современной истории Олдржих Тума, с 1968 года произошло так много событий, что, кажется, прошло не 50 лет, а гораздо больше:
«Нам никогда не забыть самолеты в небе над Прагой и танки на улицах столицы. Но для молодежи это не личный опыт. В 1989 году все изменилось. Для молодежи 1968 год — уже история».
Самому ему было лишь 17 лет, когда произошло вторжение. И он тогда и представить себе не мог, что пройдет еще 20 лет, прежде чем на горизонте вновь замаячит свобода.
Jyllands-Posten: Есть что-то, что объединяет молодых людей, которые в 1968 году восстали против властей на Западе, с теми, которые в том же году прошли через пражские события?
Олдржих Тума: Я бы сказал, что как люди они могли понять друг друга, но политические ценности у них были разные. На Западе дух 1968 года пронизывал весь истеблишмент. Там протестующие добились успеха. А в Чехословакии тысячи людей потеряли работу. Поэтому последствия событий 1968 года на Западе и в Чехословакии были очень разными.