Кинорежиссер, активист и педагог Роза Миранда (Rosa Miranda) — один из представителей нового поколения бразильских темнокожих режиссеров, которые используют независимое кино в качестве оружия политической борьбы и утверждения собственной идентичности. Речь идет о настоящем (и будущем) Бразилии. «Публику» побеседовала с режиссером под занавес ее первого творческого визита в Португалию.
Роза Миранда снимает Бразилию, которую элиты хотят стереть из сознания своих соотечественников. Бразилию, где живут лесбиянки, Бразилию темнокожих активистов, Бразилию, где царят расовая напряженность и дискриминация по гендерному признаку. Бразилию, которая существует и сопротивляется, несмотря на реакционные силы. В последние годы эти силы отчасти представляет правительство Мишеля Темера (Michel Temer) — «президента, который пришел к власти в результате переворота», подчеркивает Роза; а в последние месяцы — Жаир Болсонару (Jair Bolsonaro), выдвинутый крайне правыми в качестве кандидата на пост президента на выборах 7 октября.
Основатель и директор независимой компании «Кабеса Денега Продусойш» (Kbça D'Nêga Produções), которая объединяет группу активистов и занимается производством фильмов (была создана в Рио-де-Жанейро в 2014 году), Роза Миранда является первой темнокожей женщиной, получившей высшее образование в области кино и аудиовизуального искусства в Федеральном университете Флуминенсе (UFF). Режиссер, педагог и куратор киноклуба «Атлантику Негру» (Cineclube Atlântico Negro) этим летом совершила 19-дневный тур по Португалии с остановками на кинофестивалях в Аванке (Avanca), Порту (Porto) и Лиссабоне (Lisboa). Ее цель — представить свой последний документальный фильм «Привилегии» (Privilégios, 2018), поучаствовать в дебатах, провести мастер-класс и познакомить публику с фильмами бразильских темнокожих режиссеров Лейлы Шавьер (Leila Xavier), Маризе Урбану (Marise Urbano), Милены Манфредини (Milena Manfredini) и Этель Оливейры (Ethel Oliveira).
Мы встретились через два дня после аншлага в «Бразильском Доме» в Лиссабоне. В интервью Роза рассказывает о своем знакомстве с депутатом Мариэль Франко (Marielle Franco) за несколько месяцев до ее убийства в Рио-де-Жанейро. В ее словах чувствуется сила и призыв к немедленным действиям. В них много жизни и прозрений. Роза подчеркивает важность системы расовых квот, введенной правительством Лулы да Силва (Lula da Silva): она позволила расширить доступ к учебе в университетах для темнокожих, метисов и представителей коренных народов из самых бедных слоев населения. В стране, где есть «геноцид черных», говорит Роза, образование является синонимом «социального лифта» и расширения прав и возможностей.
Вот почему она поступила в магистратуру в области кино. Роза хочет стать первым темнокожим преподавателем Института искусства и социальных коммуникаций UFF. Вскоре она собирается начать работу над своей новой картиной — короткометражным художественным фильмом, источником вдохновения для которого послужила история ее матери и бабушки. Работать над фильмом будет исключительно женская команда. Потому что репрезентативность и новаторство зависят и от тех, кто работает «за камерой, а не только перед ней». Все имеет значение. «Режиссерами фильмов должны быть темнокожие женщины, но помимо этого важно учитывать нашу разговорную речь и специфику фотографий — свет в кино продуман в первую очередь для того, чтобы запечатлевать белые тела, на них ориентирована сама калибровка камеры, — замечает Роза Миранда. — В фильме я отменяю эту логику, используя свет так, чтобы придать ценность темнокожим телам».
Público: Как Вы начали изучать кино?
Роза Миранда: В 2005 и 2006 годах я прошла курс в одной из фавел Рио, в Морру-да-Бабилония (Morro da Babilônia), под названием Viajando na Telinha («Путешествуя по экрану»). Там я начала понимать, что из себя представляет кино, но все-таки речь шла о доминирующем стиле в североамериканском и европейском кино, в большей степени ориентированном на мейнстрим. Курс был бесплатным, занятия проходили каждый день с шести до десяти вечера. Я выходила с работы в шесть и добиралась туда где-то между семью и восьмью. Я начала очень сильно уставать и возобновила занятия только в 2008 году, когда сдала вступительный экзамен в «Эштасиу» (Estácio), одном из частных университетов в Рио-де-Жанейро. Мне удалось получить грант на обучение в течение первого года. На следующий год возникли сложности, и мне пришлось платить за учебу. Но я продолжала учиться и работать. Между тем я обнаружила в государственном Федеральном университете Флуминенсе [UFF] курс по кино и аудиовизуальному искусству. В то время еще не существовало расовых квот, но я смогла поступить. И оказалась первой темнокожей женщиной, закончившей этот курс.
— Этот курс был ориентирован в первую очередь на белую эпистемологию? Книги, фильмы, преподаватели…
— Да, во всем. Даже сегодня в институте, где преподается этот курс [Институт искусства и социальной коммуникации UFF], нет темнокожих преподавателей. А что касается студентов, то даже с расовыми квотами университетский городок по-прежнему не отличается пестротой. Есть очень много случаев, когда мошенники используют квоты в своих интересах. Утверждают, что они темнокожие, когда на самом деле это не так.
— Каким образом белые люди могут сойти за черных?
— Человек подает заявление в письменной форме. Записывается на прием. А потом в секретариатах эту информацию не проверяют, то есть вас не спрашивают: «Вы и правда темнокожий?» Между тем в UFF была создана комиссия для удостоверения личности тех, кто направил запрос на расовую квоту. Проводились интервью с людьми, которые объявляли себя темнокожими — они проходили онлайн или в личном присутствии, так вот эти люди делали совершенно абсурдные вещи, чтобы сойти за темнокожих.
— Например?
— Делали себе искусственный загар накануне интервью. Запись на интервью проводилась заранее. Люди приходили туда со своим загаром, делали себе «черномазое лицо», заплетали волосы в косички и дреды. Когда требовалось сказать на камеру «я темнокожий», этот грим делал свое дело.
— Подобного рода махинации происходят и в других бразильских университетах?
— По всей Бразилии. Меня это выводит из себя. Ведь это преступление, и оно должно наказываться как преступление. Мы должны понимать, что [система расовых квот] является историческим возмещением того ущерба, который был нанесен этим людям, ведь долгое время им отказывали в праве доступа к высшему образованию, в том числе на государственном уровне. Неграм запрещалось поступать в университеты, и до сих пор высшее образование для них своего рода табу.
— Это является следствием укоренившегося и политически легитимированного расистского дискурса, что темнокожие и представители коренных народов занимают второстепенное место в обществе?
— Все это связано с построением Бразилии как нации на основе отрицания темнокожего населения. Полного отрицания населения, которое составляет в стране большинство. Когда это большинство лишено доступа к деньгам, образование оказывается для них единственной возможностью социального лифта. Какие перспективы сегодня открываются перед молодым обитателем трущоб в Рио-Жанейро? Либо он станет футболистом, либо отправится торговать наркотиками. А девушки? Тоже либо торговля наркотиками, либо она попытается сделать карьеру модели, либо займется проституцией. Им нужны деньги, голод не тетка. У этих людей плачевный уровень образования, ужасные школы; они лишены возможности ходить в театры, в музеи. Квоты для них — один из способов улучшить свой социальный статус.
— Следовательно, мы не можем говорить о меритократии. Как выразилась бразильская писательница Консейсау Эваришту (Conceição Evaristo) в интервью «Би-би-си Бразил» (BBC Brasil): «Меритократическая риторика и положительные примеры темнокожих людей, которые в конечном итоге представляют собой исключение, опасны. Потому что создают иллюзию того, что, когда человек учится, работает, стремится к чему-то, он достигает своей цели. Это неправда».
— Это ложь, потому что шансы участников этой гонки изначально не равны. И не у каждого темнокожего найдется состоятельный друг, готовый инвестировать в его идею. Не у каждого темнокожего есть человек, который скажет: «У тебя получится». Напротив, окружающие только и делают, что твердят: «У тебя не получится». Нужна сверхчеловеческая сила, чтобы мы могли поверить в самих себя.
— Как это удалось Вам?
— С помощью стикеров. У меня дома расклеено множество стикеров с надписями «ты сможешь», «ты красивая», «ты чудесная». На стенах, на зеркалах, на кухне. Так и живу. На каждое «нет», которое я слышу, у меня свое «да». Я знаю, на что способна, и хочу, чтобы темнокожие люди знали, на что способны они. Вместе со мной в Португалию приехали несколько темнокожих женщин, помогавших мне в работе над фильмами, потому что они талантливы, и многие другие — тоже.
— Вы создали Kbça D'Nêga в том числе и по этой причине?
— Kbça — это коллектив, сложившийся благодаря веб-сайту, на котором я собиралась разместить свое портфолио. Я позвала нескольких друзей, чтобы в воскресенье провести фотосессию. Потом появилась идея снять фильм. И мы пошли дальше. Позднее, в 2016 году, я через СМИ узнала о том, что мой друг Диегу Виейра Машаду (Diego Vieira Machado) был убит в кампусе UFRJ (Федерального университета Рио-де-Жанейро). Тогда я решила сделать фильм в память о Диегу — «Да минья пеле» (Da Minha Pele, 2016). Фильм стал сенсацией, побывал на нескольких бразильских кинофестивалях. Именно тогда все узнали о Kbça. В это же время один мой приятель, который также является членом Kbça, обнаружил, что у него СПИД. 21-летний темнокожий молодой человек, которому только что удалось поступить в университет. Я захотела, чтобы все узнали его историю, чтобы она осталась для потомков. Так появился фильм «Биша прета» (Bixa Preta, 2016). За ним последовали другие картины, и это всегда была коллективная работа, сделанная с любовью. Мы не получаем за нее деньги.
— Учитывая нехватку финансовых ресурсов и расовые, гендерные и классовые барьеры, какими стратегиями пользуется это новое поколение бразильских темнокожих режиссеров для создания и распространения своего кино?
— Стратегия — это коллективная работа. Кроме того, нам помогают такие организации, как APAN [Ассоциация темнокожих профессионалов аудиовизуального искусства], которые устраивают мероприятия, посвященные нашему кино, и распространяют о них информацию, а также привлекают киноклубы. Однако многие кураторы по-прежнему опасаются делать ставку на эти фильмы. В Kbça обнародование фильмов происходит через регистрацию на фестивалях, но это сложно. Муравьиная работа.
— Снимать эти фильмы для Вас вопрос выживания?
— Да, это необходимо. Нельзя больше прятаться от обсуждения этих вопросов. И когда мы достигнем определенного порога, другие темнокожие люди подумают: «Если у нее получилось, получится и у меня».
— Репрезентативность.
— Она крайне важна. Если нам не с чем сравнивать, достичь желаемого будет еще труднее. Я знаю, что сегодня в Бразилии работают как минимум 30 темнокожих режиссеров, но, когда начинала я, мне не было известно ни одно из этих имен. Они существуют, но им не позволяют заявить о себе. А когда мы претендуем на какое-то место, это сразу виктимизация или это потому, что мы такие боевые — еще один стереотип, сложившийся о темнокожей женщине. Она должна быть борцом, ей все время приходится выносить что-то на своих плечах. А раз она такая выносливая, то и рожать может без анестезии.
— Этот тип репродуктивного насилия в отношении темнокожих женщин все еще встречается в Бразилии?
— Да. Темнокожим женщинам назначают меньшую дозу анестезии, потому что предполагается, что они более крепкие физически. Вот такого рода евгенистические мифы поддерживают геноцид темнокожих людей в Бразилии. Большинство женщин, которые умирают во время абортов, темнокожие; богатые и белые женщины будут делать это в частной клинике в полной безопасности. Женщины, которые подвергаются насилию во время родов, тоже в основном темнокожие. Только в своей семье я насчитала по крайней мере пять смертей во время родов. Я знаю несколько случаев — они происходят сейчас в Сан-Паулу — когда женщинам, которые приезжают в больницу рожать, потом перевязывают маточные трубы. Кто эти женщины? Это неграмотные женщины из очень бедных слоев населения. Их в самый разгар родов просят подписать документ, который они даже не могут прочесть.
— Геноцид, о котором Вы говорите, распространяется и на политический сектор, о чем свидетельствует убийство депутата Мариэль Франко в марте этого года.
— Мариэль… [глубоко вздыхает]. Мы так долго боролись за то, чтобы кто-то представлял наши интересы в мире политики, и вот теперь убрали и этого человека. Я познакомилась с Мариэль в ноябре, когда работала помощником оператора в фильме «Дочери прачек» (As Filhas de Lavadeiras). Потом в марте узнаю, что ей четыре раза выстрелили в голову. И преступники до сих пор разгуливают на свободе. Все понимают, что это политическое преступление. Бразилия — это страна, где убивают больше всего представителей ЛГБТ-сообщества в мире. Это страна, где убивают больше всего темнокожих: каждый час в Бразилии погибает три темнокожих молодых человека. Когда я узнала об убийстве Мариэль, я целую неделю сидела дома, боялась выходить. Я не смогла пойти на демонстрации. Иногда кажется, что бесполезно иметь постеры с надписью «ты прекрасна», когда убивают человека, с которым ты так много связывал. И когда на следующий день после ее гибели убивают годовалого ребенка. А через два дня в трущобах погибает еще одна молодая темнокожая 20-летняя девушка, потому что этот район обстреливали с вертолета. Еще в июне в Маре [фавела в Рио-де-Жанейро] по дороге в школу был застрелен Маркуш Винисиуш (Marcos Vinícius), 14-летний мальчик: в тот момент проходила полицейская операции при поддержке армии. Что плохого совершил этот ребенок? Это не случайный выстрел, это выстрел в мишень. В Бразилии полиция по-прежнему считает первыми подозреваемыми темнокожих. Они же становятся первыми жертвами. Большинство арестованных в бразильских тюрьмах тоже темнокожие. Число убийств темнокожих женщин в Бразилии выросло, а белых женщин — снизилось. Как тут можно дышать? Полная безысходность.
— Считаете ли Вы, что быть темнокожим активистом в Бразилии значит жить с постоянной мыслью о том, что вас могут убить?
— Но и с надеждой, что что-то изменится. Я не хочу быть мучеником. Никто не хочет. Мы просто хотим, чтобы эти перемены произошли как можно быстрее. Цель моего творчества в том, чтобы заставить людей задуматься. Я не знаю, получится это у меня или нет, но я пытаюсь. И, когда я вижу переполненный зал в «Бразильском Доме» [в Лиссабоне], я понимаю, что я на верном пути.
— Вы замечаете какой-то прогресс в информировании белых жителей Бразилии о насилии в отношении темнокожих и представителей коренных народов?
— Они могут об этом знать, но говорят об этом очень немногие. Нам начинают предоставлять некоторые возможности, но все осложняется, когда это затрагивает привилегии белых. Речь идет о критической позиции белых, которые осуждают систему, но не пересматривают собственную позицию. К тому же есть компании, которые «продают» эту страну как белую, тогда как все совсем иначе.
— Если говорить о предстоящих выборах: как Вы объясните тот факт, что в стране, где преобладает темнокожее население, большее число голосов в первом туре набирает крайне правый политик с расистской риторикой, такой как Жаир Болсонару?
— В Бразилии существует связь между евангельским христианством и политикой. Фракция евангелистов доминирует в обществе, к тому же многие из них являются влиятельными бизнесменами, что еще больше затрудняет доступ к независимой информации в СМИ. Мы наблюдаем абсурдный рост числа этих церквей. Большая часть прихожан этих церквей — темнокожее население, которое не осознает, насколько расистской является эта религия. Кроме того, есть еще организации, которые подспудно угрожают или принуждают обитателей трущоб голосовать за того или иного кандидата. «Проголосуй за меня, и я дам тебе 50 реалов». Или: «Если ты проголосуешь за меня, я устрою твоего ребенка на работу». Люди настолько бедны, что ради собственного выживания принимают эти предложения.
— Энрике Виейра (Henrique Vieira) является евангелическим пастором левого толка, активистом Партии социализма и свободы (PSOL), которая позиционирует себя как защитника прав женщин и ЛГБТ, выступает против расизма и в защиту легализации абортов. По его словам, если левые не будут вести диалог с евангелистами, они не смогут получить широкой поддержки населения. Вы с этим согласны?
— Я была на конференции Энрике Виейры и считаю его позицию вполне последовательной. Его фигура важна в нынешний период господства крайностей. Однако, по-моему, религию и политику нельзя смешивать, поскольку Бразилия — светское государство. Возможно, у нас есть люди, подобные Энрике, но они не идут в политику. Как говорил Мартин Лютер Кинг (Martin Luther King): «Нашему поколению следует покаяться не просто за едкие слова и действия плохих людей, но и за ужасное молчание хороших».