Наша история, не только антипольская операция НКВД, но и другие эпизоды, требует того, чтобы о ней постоянно напоминали, хотя иногда кажется, что на это не хватит всей жизни.
Человек постоянно сталкивается с какой-то новой информацией, но чаще всего ему не хватает времени, чтобы распространить ее дальше. Услышишь что-то, прочтешь, а потом, отвлекшись на другие дела, отложишь в сторону и забудешь. Кроме того порой происходит столько всего, что за этим невозможно уследить. Например, только недавно я узнал, что (наконец!) вышла книга, рассказывающая о тюремщицах в оккупированной Советским Союзом Польше 1944-1956 годов. Насколько интересной окажется монография «Если бы стены могли говорить: Женские тюрьмы в коммунистической Польше» («Оксфорд Юниверсити пресс», Нью-Йорк, 2017) авторства Энн Мюллер (Anne Müller), я пока не знаю. То же самое касается и работы политолога Сета Джонсона (Seth G. Jones) «Скрытая деятельность: Рейган, ЦРУ и борьба времен холодной войны в Польше» (издательство «В.В. Нортон», Нью-Йорк, 2018), которую я надеюсь получить через пару дней.
Признаюсь, очень часто книги, которые я упустил, присылает мне мой канадский друг Марк Пол (Mark Paul). Не человек, а сокровище. Конечно, я тоже, зная, чем он интересуется, отправляю ему работы, которые попадают мне в руки, но Марк являет собой образец дисциплины и организованности: он постоянно что-то выискивает, откапывает и все время пишет. Свои материалы он публикует на сайтах издательства «Глаукопис» и Польско-канадского конгресса. Он часто присылает мне какие-то вещи, прося, чтобы я о них рассказал, и я беру их на карандаш. Так будет и на этот раз.
Поляки — главная угроза
Как я писал почти 25 лет назад в своем труде «Мракобесы: о правых и левых», истреблять поляков в Советском Союзе начали уже во время революции и гражданской войны. Этот процесс приобрел более организованную форму в 1920-х годах в рамках кампании по борьбе с религией и религиозными институтами, в первую очередь с Католической церковью. Католицизм в СССР (как до этого в царской России) считался «польской религией». Дальнейшие исследования, вполне вероятно, покажут, что в эпоху так называемого НЭПа поляков преследовали также как «спекулянтов». Они получали посылки из Польши, а у некоторых осталось золото и другие ценности, которые они продавали, чтобы выжить, или даже (что тоже случалось) безбедно существовать при большевиках.
Следующие удары, нанесенные по советским полякам, были связаны с коллективизацией и коренизацией. Вторая кампания заключалась в том, чтобы сделать национальные меньшинства народными по своей форме и советскими по своей сути, то есть провести коммунизацию, прикрываясь патриотическими лозунгами. Должен был появиться многонациональный советский монолит. Сталин в итоге отказался от этой политики, ей на смену пришла борьба с «национал-уклонизмом» и полная советизация в форме русификации. Отвергнув НЭП, он сделал ставку на индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства. Главным врагом стал зажиточный крестьянин. Если он к тому же не был русским, то получал двойной удар: и как «кулак», и как «националист».
Самыми опасными националистами считались поляки, ведь в них видели агентов сопредельного государства — Польши. Ей единственной в истории удалось разбить на поле боя Красную армию, и до середины 1930-х годов Кремль считал наших соплеменников главными врагами наряду с британцами и японцами. Кроме того, представители польской мелкопоместной шляхты ассоциировались с кулачеством (крупных землевладельцев истребили или изгнали из центральных и восточных районов украинских и белорусских земель до 1921 года). Непокорные кулаки сидели в глубинке, думали о Польше, нагло держались за свою религию, преуспевали и по большей части выступали против колхозов, как и чувствовавшие связь с польскими корнями крестьяне (такие были тоже), а поэтому оказались под прицелом Москвы. Поляки к советскому коллективному хозяйству присоединяться не рвались.
По правде говоря, другие советские народы, которым даже удавалось извлечь выгоду из исчезновения «панов» (польских, русских или каких-то других) относились к большевистским экспериментам с умеренным энтузиазмом. Особенно враждебно была настроена к большевикам деревня.
Можно предположить (комплексных детальных исследований на эту тему еще не появилось), что поляков не только раскулачивали, но и «располячивали». Как пишет Терри Мартин (Terry Martin) в книге «Империя „положительной деятельности". Нации и национализм в СССР, 1923-1939» («Корнель Юниверсити пресс», Итака, Лондон, 2001), «в ходе коллективизации ненависть народа и локальных коммунистических сил была направлена в первую очередь против поляков. (…) Им говорили прямо: мы раскулачиваем тебя не потому, что ты кулак, а потому, что ты поляк».
Энн Эпплбаум (Anne Applebaum) полагает, что в ходе коллективизации больше всего по причине своей этнической принадлежности пострадали украинцы. Если говорить об общем числе жертв, это, по всей видимости, так, но если соотнести процент убитых и погибших с размером национального сообщества, поляки займут в этой категории первое место или, по крайней мере, будут представлены в ней очень широко. Следует также уточнить количество жертв среди казахов и казаков, и отметить, что от рук большевиков в ходе коллективизации в Поволжье пострадало множество русских.
Затронули поляков и приграничные этнические чистки 1934-1936 годов, когда жителей граничащих с Польшей районов (Белорусской и Украинской ССР) начали отправлять в лагеря. В первую очередь процесс затронул районы, в которых уже завершилась коллективизация. Особое внимание привлекали люди, которых подозревали в нелояльности, то есть поляки. Исчерпывающих документальных свидетельств на тему этой акции большевистской полиции у нас нет, однако, можно предположить, что процент пострадавших от нее поляков был также велик.
Далее идет «кулацкая операция» 1937-1938 годов, в ходе которой расстреливали и ссылали недобитков коллективизации. По общему числу пострадавших на первом месте снова идут украинцы и, возможно, русские, но в процентном отношении жертв вновь было больше всего среди поляков.
Масштаб убийств
Никаких сомнений в том, кого назвать главными пострадавшими, нет, в свою очередь, в отношении так называемой польской операции НКВД 1937-1938 годов. Это была единственная национальная операция, развернутая на всей территории СССР от Владивостока до Тбилиси, от Москвы и Ленинграда до Киева и Минска. Поляков преследовали всюду, где они жили. В Москве, чтобы выполнить план по расстрелам, польские фамилии искали в телефонных справочниках. Операцию несколько раз продлевали, в итоге она продолжалась 18 месяцев. Это была самая масштабная вакханалия расстрелов представителей национальных меньшинств за весь межвоенный период. Погибли как минимум 111 тысяч поляков, но число жертв может доходить до 200 тысяч (при этом в СССР проживало в тот момент около 900 тысяч лиц с польскими корнями).
Поляки оказались самой большой группой советских граждан, подвергшейся арестам. 250 тысяч среди 1,6 миллиона человек, арестованных НКВД, были нашими соплеменниками. Доля поляков среди жертв Большого террора может доходить до 15%. У человека с польскими корнями было в 40 раз больше шансов попасть в его жернова, чем у среднестатистического жителя СССР. Масштаб преследований отличался в зависимости от региона. Например, на основе анализа жертв в Ленинграде и Ленинградской области Терри Мартин делает вывод, что «поляков расстреливали в 30,94 раза чаще, чем представителей других национальных меньшинств».
Иногда масштаб чисток был связан с международной ситуацией. Например, во время чехословацкого кризиса в приграничных польских деревнях появились расстрельные команды, которые убивали мужчин и отправляли женщин и детей в лагеря. В сентябре 1938 года в Ворошиловграде (сегодняшний Луганск) расстреляли 1 226 поляков. В районе Житомира всего лишь за три дня того же месяца убили 646 человек. Жертвами становились мужчины трудоспособного возраста (16-65 лет), в некоторых местах уцелеть из этой группы не удалось никому, кроме одного-двух местных доносителей НКВД.
В некоторых случаях арестовывали и расстреливали даже женщин, но чаще всего их отправляли в лагеря, где многие из них погибли. Семьи распадались, дети оказывались в советских детдомах и под влиянием идеологической обработки забывали о своих корнях. Выжившие подвергались стигматизации, цель состояла в том, чтобы они не передали своей семье польские традиции и язык. За каждым арестом следовала также конфискация имущества. Таким образом поляки подверглись практически тотальной пауперизации, последствия чего видны до сих пор.
Наиболее притесняемая группа
Тимоти Снайдер (Timothy Snyder) в книге «Черная земля. Холокост как история и предостережение» (издательство «Тим Дагган букс», Нью-Йорк, 2015) констатирует: «Наиболее притесняемым европейским национальным меньшинством во второй половине 1930-х годов были не 400 тысяч немецких евреев (их число уменьшалось в результате эмиграции), а 600 тысяч советских поляков (их число уменьшалось в результате расстрелов)».
Подведем итог одних только 1930-х годов. Насилие, голод и болезни унесли жизнь как минимум 20 тысяч поляков в 1932-1933 годах в ходе коллективизации на Украине. Примерно 17 тысяч поляков депортировали из приграничных районов этой республики в марте 1930. Потом с 1934 по 1936 год с украинских и белорусских земель вывезли еще до 60 тысяч человек. Мы не знаем, сколько из них умерли, известно только, что некоторые подверглись репрессиям сразу, а многие погибли в ходе антипольской операции НКВД (ее жертвами пали 200 тысяч человек). Не все они были этническими поляками, но к этой группе их отнесли в Кремле. В целом можно предположить, что с октября 1917 до сентября 1939 года советские коммунисты убили 350 тысяч поляков. И эту тему нам следует постоянно склонять на все лады.