Сегодня, когда существующий мировой порядок все больше расшатывается из-за соперничества крупнейших держав, региональных конфликтов и появления новых технологий, стратегическая стабильность, казавшаяся чем-то само собой разумеющимся со времен окончания холодной войны, снова оказалась под угрозой. Недавнее заявление президента США Дональда Трампа о намерении выйти из Договора по ракетам средней и меньшей дальности — очередное свидетельство набирающего силу тренда.
О стратегической стабильности опять ведутся споры, но они слишком часто концентрируются на отношениях между Соединенными Штатами и Россией и сводятся к призывам обновить режимы контроля над вооружениями. Прибегать к решениям ХХ века для ответа на вызовы ХХI столетия, однако, едва ли продуктивно. Предлагаемая читателю статья посвящена тому, как изменилось представление о сути и основных свойствах стратегической стабильности в XXI веке, какой инструментарий доступен сегодня для поддержания стратегической стабильности и какой политики имеет смысл придерживаться заинтересованным державам.
Старые обстоятельства
Идея стратегической стабильности возникла в разгар холодной войны, после Карибского кризиса 1962 года, когда Соединенные Штаты и Советский Союз оказались на грани полномасштабного обмена ядерными ударами. Тогда стратегическая стабильность, по сути, понималась как отсутствие у соперничающих сверхдержав стимула к нанесению первого ядерного удара. Для обеспечения стабильности каждая из сторон должна была располагать убедительным потенциалом для ответного удара, делавшего первый удар бессмысленным.
Гарантированное взаимное уничтожение подразумевало, что страна, первой применившая ядерное оружие, неизбежно была бы уничтожена ответным ударом уже через несколько минут после поражения своего противника. Чтобы гарантировать, что уничтожение действительно будет взаимным, Соединенные Штаты и Советский Союз в 1972 году согласились не наращивать стратегические оборонительные вооружения и заключили Договор об ограничении систем противоракетной обороны.
Таким образом, оба противника по холодной войне имели веские причины воздерживаться от серьезной подготовки к нападению друг на друга. Стабильность поддерживалась благодаря примерному равенству стратегических ядерных арсеналов США и СССР, которого Советский Союз достиг к концу 1960-х годов. Соотношение обычных вооружений противоборствовавших сторон по ряду географических и геополитических причин было менее симметричным, но это было не столь важно, потому что обе стороны отдавали себе отчет в том, что фронтальное столкновение сил Варшавского договора и НАТО может быть неядерным не дольше нескольких часов и что ядерная война, начавшись, с большой вероятностью выйдет на стратегический уровень и приобретет глобальный характер. Советская военная доктрина подчеркнуто опровергала взгляды американских стратегов на возможность ограниченной ядерной войны в Европе, не затрагивающей территорию США.
Обе стороны, таким образом, признавали, что ядерная война, скорее всего, уничтожит весь мир и поэтому в ней нельзя победить в привычном смысле слова. Баланс сил в Европе, где были сконцентрированы наиболее крупные контингенты вооруженных сил противоборствующих блоков, оставался в общем устойчивым. На протяжении всего периода холодной войны реальные боевые действия, как правило, велись чужими руками за пределами центрального фронта противостояния — например, на Ближнем Востоке или на Юге Африки. Даже в самых серьезных конфликтах в них напрямую участвовала лишь одна из двух сверхдержав, как это было в Корее, Вьетнаме или Афганистане. После 1962 года кризисов вокруг Западного Берлина уже не было.
Разумеется, холодная война не была образцом стабильности и взаимного доверия, скорее наоборот. Страх перед первым ударом со стороны противника был тотальным. И после Карибского кризиса возникали ситуации, когда одна из сторон ошибочно полагала, что другая наносит по ней ракетный удар. Даже в периоды относительного затишья никуда не исчезали опасения, что глобальный или региональный баланс сил будет изменен и противник тем самым получит стратегические преимущества.
Безудержная гонка вооружений носила в высшей степени дестабилизирующий характер, порождая надежды и опасения, что одна из сторон может получить достаточное преимущество над другой и сумеет вырваться из «пакта о взаимном самоубийстве». Развертывание ядерных ракет средней дальности в Европе в 1983 году создавало риск «обезоруживающего» первого удара. Другими примерами острого беспокойства служили учения НАТО Able Archer в том же 1983 году и перспективы развертывания вооружений в космосе в рамках программы «Стратегическая оборонная инициатива» президента США Рейгана. С другой стороны, переговоры между США и СССР о контроле над вооружениями, которые, начавшись в конце 1960-х годов, продолжались с перерывами вплоть до окончания холодной войны, и договоренности, достигнутые в ходе этих переговоров, помогали достичь определенной степени взаимного доверия.
Таким образом, у стратегической стабильности в эпоху холодной войны были следующие основные характеристики:
- биполярное устройство мира с двумя основными противниками;
- взаимные ожидания того, что любая война между двумя сверхдержавами приведет к ядерным ударам и вызовет эскалацию конфликта на стратегическом уровне;
- определенная степень уверенности, что перспектива взаимного гарантированного уничтожения способна удержать обе стороны от нападения друг на друга;
- постоянный страх, что противник найдет способ обойти «пакт взаимного самоубийства»;
- двусторонний контроль над вооружениями как метод ограничения гонки вооружений и переговоры на эту тему как способ поддержать или скорректировать стратегический статус-кво.
На протяжении четырех десятилетий холодная война оставалась действительно холодной. Несомненно, ядерное сдерживание сыграло в этом важную роль. Но оно не было гарантией стабильности: сдерживание вполне могло бы не сработать, и в некоторых ситуациях, включая Карибский кризис, человечеству просто повезло.
В XXI веке положение дел в мире радикально изменилось. Теперь на повестке дня стоят совсем другие проблемы, которые требуют новых способов обеспечения стратегической стабильности.
Новые обстоятельства
Окончание холодной войны открыло 25-летний период глобального доминирования США — ситуации, беспрецедентной в мировой истории. Отношения между Соединенными Штатами и немногочисленными великими державами были довольно дружественными. Pax Americana означал реальный мир между всеми крупнейшими державами.
Американское доминирование, однако, не привело к формированию стабильной глобальной системы, учитывающей интересы всех важных участников международных отношений. К середине второго десятилетия XXI века непродолжительный период миролюбия в межгосударственных отношениях закончился, и мир снова вернулся во времена соперничества великих держав. Стратегическая стабильность снова оказалась под вопросом.
При этом стратегическая обстановка в мире существенно изменилась. На смену жесткой биполярности холодной войны и однополярности периода Pax Americana пришло несколько самостоятельных великих держав. Среди них США по-прежнему остаются самым сильным игроком, но их доминирующее положение уже не столь безусловно, как сразу после холодной войны. США также остаются лидером союза НАТО, в состав которого входят еще две ядерные державы — Великобритания и Франция.
Вашингтон вместе с тем сталкивается с серьезным вызовом со стороны Китая и находится в конфронтации с Россией. В свою очередь Китай и Россия, которых США официально признали соперниками и потенциальными противниками, считают друг друга стратегическими партнерами. Индия, которая постепенно превращается в мировую державу, поддерживает дружеские отношения с Россией и США, но с опасением относится к Китаю. Таким образом, в мире сейчас четыре великие ядерные державы, отношения между которыми довольно запутанные.
На региональном уровне есть и другие страны, которые уже разработали и развернули ядерные вооружения: Израиль, Пакистан и Северная Корея. Если в случае Израиля считается, что ядерное оружие может быть применено им только как самая крайняя мера, то ядерные системы Пакистана нацелены на Индию, а Северной Корее ядерное оружие нужно для устрашения и сдерживания Соединенных Штатов.
Израиль — давний союзник США; Пакистан поддерживает пускай непростые, но тесные отношения с Вашингтоном, а также с Пекином, в то время как Северная Корея формально близко связана с Китаем. Однако все это не мешает каждой из этих стран громогласно заявлять о своей стратегической независимости. И действительно, эти три государства фактически выступают как самостоятельные участники ядерного клуба.
В конце второго десятилетия XXI века распространение ядерного оружия не привело к появлению десятков ядерных держав, как опасались в 1968 году те, кто подписывал тогда Договор о нераспространении ядерного оружия. За прошедшие полвека, однако, ядерный клуб существенно расширился. Ядерный полицентризм стал реальностью, и этот процесс продолжает развиваться. По сути, сейчас, как продемонстрировали Пхеньян и в известной мере Тегеран, страна с некоторыми ресурсами и сильным целеустремленным руководством может обзавестись ядерным оружием, если, конечно, она готова терпеть международное давление и возможные военные удары по своей территории.
Война США в Ираке, военная операция НАТО в Ливии и, как добавят некоторые, российская интервенция на Украине показывают, что отказ от ядерного оружия делает государства уязвимыми для внешнего вмешательства. А вот обладание ядерным оружием, как показывает опыт Северной Кореи, наоборот, может стать единственной надежной гарантией неприкосновенности режима. Иран, региональная держава Ближнего Востока, согласился ограничить свою ядерную программу в обмен на отмену санкций и реинтеграцию в мировую экономику. Но если соглашение между Ираном и международным сообществом от 2015 года окончательно развалится, то уже ничто, даже возможные военные удары США или Израиля, не помешает Ирану стать ядерной державой.
Использовать ядерное оружие в нынешних условиях могут уже не только государства. После терактов 11 сентября 2001 года опасность того, что доступ к ядерному оружию могут получить какие-то негосударственные силы, стала предметом постоянного беспокойства в национальных службах безопасности по всему миру. С точки зрения стратегической стабильности это означает, что какая-нибудь экстремистская группировка может организовать теракт, напоминающий нападение одной страны на другую, и таким образом спровоцировать ядерную войну. В условиях почти полного отсутствия доверия, например между США и Россией, докопаться до правды будет особенно трудно.
На стратегическую стабильность влияет и развитие технологий: появление стратегических неядерных вооружений, развитие кибертехнологий и искусственного интеллекта, возможное размещение вооружений в космосе. Сочетание систем, основанных на этих технологиях, с ядерным оружием может серьезно дестабилизировать стратегическую обстановку. Высокоточные неядерные системы, способные поражать цели в любой точке земного шара, позволяют ведущим военным державам наносить удары с применением обычных боеприпасов. Ядерные и неядерные системы вооружений тесно переплетаются друг с другом.
Особенно серьезную угрозу для традиционного ядерного сдерживания представляют кибератаки. Теперь с помощью кибероружия можно добиться того, что раньше можно было сделать только ядерным: оставить крупные города без электричества, вывести из строя инфраструктуру целой страны, а также парализовать центры государственного управления и военного командования. В таких условиях поддерживать стратегическую стабильность становится особенно сложно, ведь установить организаторов кибератак очень непросто, а каким должен быть ответный удар, тоже неясно.
Подводя итог, перечислим новые обстоятельства, определяющие стратегическую стабильность в XXI веке:
- ядерная многополярность и связанная с ней фрагментация мировой стратегической стабильности;
- возвращение четырех ведущих военных держав к стратегическому соперничеству;
- повышение роли региональных держав и даже третьестепенных стран, вроде Северной Кореи;
- потенциальная возможность ядерных терактов и провокаций;
- появление стратегических неядерных систем, возможности которых не меньше, чем у ядерных;
- тесное переплетение ядерных и неядерных вооружений, что осложняет или делает невозможным идентификацию каждого из этих двух компонентов;
- распространение высокоэффективных передовых технологий, например кибероружия, которые могут использоваться в сочетании с ядерным оружием или независимо от него.
Что устарело
Перечисленные новые обстоятельства показывают, что способы поддержания стратегической стабильности, принятые в XX веке (например, контроль над вооружениями), в современных условиях недостаточны. Тем более что американо-российский контроль над вооружениями сейчас фактически отмирает. В 2002 году США вышли из Договора об ограничении систем противоракетной обороны от 1972 года, который Москва всегда рассматривала как краеугольный камень стратегической стабильности. Сейчас Вашингтон осуществляет программу противоракетной обороны для защиты территории США и их основных союзников. В обозримом будущем эта программа едва ли может подорвать имеющийся у России потенциал сдерживания, но в долгосрочной перспективе она все равно вызывает беспокойство у российских стратегов.
Еще один российско-американский бессрочный договор — о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, подписанный в 1987 году, очевидно, вскоре будет официально расторгнут. Стороны давно обвиняют друг друга в его нарушении, а в октябре 2018 года президент Трамп заявил, что США намерены выйти из этого соглашения. Расторжение договора будет означать, что ракетно-ядерные средства одной великой державы могут быть размещены в непосредственной близости от мест расположения ключевых объектов политического и военного управления соперника.
Таким образом, время реагирования на ракетное нападение сократится до нескольких минут, что серьезно подорвет стратегическую стабильность — потенциально в Европе или Северо-Восточной Азии.
Срок действия еще одного ключевого договора — о сокращении стратегических ядерных вооружений между США и Россией (СНВ-3) истекает в 2021 году с возможностью продления на следующие пять лет. Но даже если этот договор будет продлен, традиционный контроль над ядерными вооружениями вряд ли способен играть ту же стабилизирующую роль, какую он играл в XX веке. Для этого есть несколько причин.
Во-первых, отношения США и России, которые были единственными субъектами контроля над стратегическими вооружениями, перестали быть центральным звеном глобальной стратегической стабильности, несмотря на то что Вашингтон и Москва по-прежнему контролируют около 90% ядерного оружия в мире. Кроме того, по политическим причинам в обозримом будущем ни одно новое соглашение с Россией по вопросам вооружений, даже если оно будет выработано совместно с США, все равно не будет ратифицировано американским Сенатом.
Одновременно американо-китайские отношения, имеющие гораздо большее значение для будущего миропорядка, никогда не включали в себя тему контроля над вооружениями. Пекин отвергает мысль, что его относительно скромный ядерный арсенал может быть ограничен в рамках договора с США, и эта позиция едва ли изменится. Более того, китайско-американские отношения ни в коей мере не являются столь же определяющими для остального мира, как были американо-советские во времена холодной войны.
Во-вторых, стратегическая обстановка в мире сильно фрагментировалась из-за появления региональных и локальных ядерных держав. Эти страны не находятся под контролем ни Вашингтона, ни Пекина и будут действовать самостоятельно.
В-третьих, появление новых технологий, ориентированных на превосходящие боевые возможности, делает традиционные средства контроля, основанные на количественных ограничениях, затруднительными для применения или вовсе невозможными.
Наконец, достоверно установить источник кибератак, способных парализовать системы жизнеобеспечения страны, — это крайне сложная задача.
Это не означает, конечно, что все наследие холодной войны пришло в негодность и может быть безболезненно отправлено в музей дипломатии. В отличие от соглашений по контролю над вооружениями различные меры укрепления доверия и механизмы предотвращения конфликтов имеют больше шансов на то, что они будут востребованы и адаптированы для решения проблем XXI века.
Что актуально
В новых условиях, где все больше преобладают односторонние решения и технологические вызовы, особенно важно сформировать механизмы для ограничения соперничества между США и Китаем и открытой конфронтации между США и Россией. Во втором случае надежные и круглосуточные каналы связи между военным командованием, главами спецслужб и политическим руководством двух стран, а также согласованные протоколы по предотвращению эскалации были бы особенно целесообразны для того, чтобы избежать неверного толкования событий и не допустить перерастания опасных инцидентов в серьезные столкновения.
В отличие от времен холодной войны сейчас самую большую опасность представляют не преднамеренные внезапные удары, а случайные инциденты. На деле механизмы предотвращения конфликтов уже используются США и Россией в Сирии. Эту практику нужно расширить, в том числе распространив их на отношения между Россией и НАТО.
Чтобы избежать неверного толкования действий друг друга в стратегических вопросах, руководство всех ведущих военных держав должно оставаться на связи друг с другом и иметь четкое понимание политических целей, военной доктрины, стратегии и тактики соответствующей страны. Это трудная задача, особенно в отношениях между Москвой и Вашингтоном, где почти не осталось взаимного доверия, но решить ее чрезвычайно важно. Вернуть доверие между США и Россией вряд ли возможно в обозримом будущем, но некоторая степень уверенности в действиях друг друга — это уже вполне достижимая и необходимая цель. Регулярные контакты между высшим военным руководством обеих стран должны быть дополнены диалогом руководителей советов национальной безопасности и разведывательных служб.
Этот диалог можно было организовать в рамках переговоров о продлении СНВ-3, но не обязательно ограничиваться только этим. И для американской, и для российской стороны выстраивание партнерства сейчас может показаться неудобоваримым, но у них есть большой опыт по обузданию взаимной враждебности. Многоуровневый диалог по проблемам стратегической стабильности сам по себе будет стабилизирующим фактором. В ходе такого диалога российской стороне нужно будет четче сформулировать и обосновать свою политику, чтобы скорректировать неправильное понимание и ошибочные представления о ней на Западе, что может быть опасно в условиях кризиса. Кроме того, российская и американская стороны могли бы профессионально обсуждать региональные вопросы ядерного нераспространения, особенно случаи Северной Кореи и Ирана.