У «Желтых жилетов» нет лидера, а децентрализация представляет собой одну из отличительных черт движения. Когда же естественные лидеры все же возникают, деонмтранты мобилизуются и внимательно наблюдают за ними, не чураясь угроз при необходимости. 30 ноября, один из двух «желтых жилетов», которые согласились на встречу с Эдуаром Филиппом в Матиньонском дворце, сразу же разорвал контакты после отказа премьера от съемки их разговора.
Такая необходимость давать отчет в реальном времени представляет собой знак. Знак того, что лежащего в основе представительной демократии доверия больше нет. Демонстрант, который соглашается на переговоры без контроля в режиме реального времени, сразу же дисквалифицирует себя. И это тоже не случайно, поскольку «жалобные книги» регулярно включают в себя требование о всенародном референдуме.
Французский народ больше не доверяет своим представителям. Именно это из года в год подтверждают опросы Парижского института политических исследований. В январе 2017 года, когда Елисейский дворец еще занимал Франсуа Олланд, 70% респондентов полагали, что демократия работает «не очень хорошо». 81% граждан заявили о широком спектре чувств по отношению к политикам: от недоверия до раздражения и отвращения. В январе 2018 года тот же опрос показал, что 71% французов сомневаются порядочности политиков, а 69% не готовы доверить руководство страной ни правым, ни левым.
Неизменная поддержка (несмотря на вспышки насилия) «Желтых жилетов» со стороны французов демонстрирует четкий и ощутимый раскол между народом (легитимной властью) и его избранниками (легальной властью). Политические партии и профсоюзы, которые могли бы сыграть здесь роль посредников, судя по всему, оказались вне игры. Короче говоря, ситуация во многом напоминает революционную.
Как бы то ни было, восстание «Желтых жилетов» — не революция. На самом деле, речь идет о явлении совершенно иного рода, о движении национальной реставрации, реставрации демократии и непринятии настоящей революции, которую политическая, экономическая и административная элита вот уже 30 лет навязывает французскому народу.
Глобализация экономики, евро, Шенген, мусульманская иммиграция… Все это — инструменты политических партий (как левых, так и правых) для масштабной революции во французском обществе. Открытость границ (для людей и товаров, делокализация предприятий, внешняя конкуренция для национальной рабочей силы…) даже никогда не обсуждалась в политике. Все эти в спешном порядке запущенные процессы привели к тому, что большинство французского народа оказалось в такой ситуации, что единственным способом существования становится выживание. Об этом свидетельствуют работы географа Кристофа Гийи (Christophe Guilluy) о периферической Франции.
Может это и прозвучит странно, но революции не являются уделом одного лишь народа, который выходит на улицы, рубит головы и насаживает их на пики. Элита тоже может принять решение об изменении общества, если то ее не устраивает.
Нам не хватит места, чтобы отследить, как евро, Шенген и относительное упразднение границ были навязаны антидемократическим образом. Как бы то ни было, чувствительный вопрос иммиграции может послужить ориентиром. Иммиграционистская политика проводилась во Франции без демократического обсуждения.
Никем не избранные члены Государственного совета и Конституционного совета сыграли ключевую роль в этой революции сверху. Постановления, требования, правовые принципы, приоритетные конституционные вопросы — все это повалило волной с 1970-х годов, чтобы создать условия для воссоединения семьи, полигамии, вуали в школе, паранджи, прав на вещание для «Аль-Манар» (антисемитский телеканал «Хезболлы»), финансирования религии из государственных средств, появления матерей в парандже в школе и буркини на пляжах, противодействия увольнению надевшей вуаль сотрудницы яслей, права на исламскую вуаль в медучилищах и т.д.
Эти никем не избранные люди в здравом уме и трезвой памяти решили, что гражданское общество с разделением церкви и государства должно уступить место совокупности сообществ, причем не в последнюю очередь религиозных.
Тем не менее это движение не было линейным. Тревога, которую периодически выражала общественность, время от времени выводила законодателей из ступора. Паранджу в конечном итоге запретили, а сотрудницу яслей уволили. Как бы то ни было, на запрет исламской вуали в школе потребовалось 15 лет (1989-2004). Сегодня же мы видим желание Эммануэля Макрона подписать ооновский пакт о праве каждого человека на иммиграцию, стремление Брюсселя возобновить процесс вступления Турции в Европейский союз через отмену визового режима для ее граждан, готовность партии власти еще больше поступиться суверенитетом в угоду Брюсселю и решительный настрой правительства перечеркнуть закон 1905 года о светском государстве (или том, что от него еще осталось). Это очередные гвозди в крышку гроба суверенной Франции и признаки формирования территории без идентичности и культуры, которая становится площадкой для противостояния чуждых друг другу сообществ.
Вы будете правы, если скажете, что восстание «Желтых жилетов» ничего подобного не говорит. Люди жалуются не на мультикультурализм или конец света, а на невозможность свести концы с концами. Как бы то ни было, их налоговый бунт блокирует финансирование мультикультуралистских и антисветских тенденций. А их недоверие к власти подрывает любую масштабную политику государства.
Возможно, мигранты когда-нибудь и правда будут «оплачивать наши пенсии», как не устают повторять Жак Аттали (Jacques Attali) и Ален Менк (Alain Minc). Как бы то ни было, бесконечному налогообложению простого населения, судя по всему, надолго пришел конец.
Курица, несущая золотые яйца, не может дать больше того, что у нее есть, говорят «Желтые жилеты». Поэтому бессмысленно пытаться вспороть ей живот в надежде получить что-то еще.
Налоговые сети сомкнулись вокруг правящего класса. Без повышения налогов ему не на что проводить революцию сверху (переходный процесс в энергетике, массовая иммиграция…). Сложно представить, что глобализованная элита и пригороды готовы раскошелиться на это.
Так, может ли быть остановлена безумная машина революции сверху? В ближайшие недели и месяцы мы это увидим.