Интервью со священником Войчехом Зюлеком (Wojciech Ziółek) — членом монашеского ордена иезуитов, служащим в сибирском Томске.
Gazeta Polska: Почему вы решили служить в Сибири?
Войчех Зюлек: Я иезуит, для нас это совершенно естественно: мы должны быть готовы отправиться в любое место, где требуется спасать души. В Томске такая необходимость была: мы создавали новый иезуитский центр, беря под свою опеку общину, которую до этого возглавляли епархиальные священники, и работавшую при ней католическую школу (одну из двух существующих в России). Там требовался человек, который займется общиной, и поэтому в 2013 году, когда я был еще провинциальным приором ордена иезуитов в Польше, мой российский коллега, то есть провинциальный приор в России, пригласил меня в Томск.
— Чем работа священника на сибирской земле отличается от служения в Польше?
— Томск — университетский город размером с Вроцлав, его называют «сибирскими Афинами». В области живет около 1,1 миллиона человек, из них в самом Томске — 600 тысяч, а остальные — в небольших городках и деревнях, все остальное пространство занимает тайга. Всего здесь около 2 тысяч католиков, в некоторых местах — это отдельные люди, в других — небольшие общины. В Томске, где я живу с другими представителями моего ордена (тремя поляками и двумя американцами) на три воскресные службы приходят в целом 300-350 человек, а на службы в будние дни — человек 20. Так что о толпах говорить не приходится, но на праздники к 11 утра наш костел, возведенный в 1833 году ссыльными участниками Польского восстания, всегда заполняется прихожанами. У нас представлены самые разные возрастные группы: дети, старики, молодежь, приходят целые семьи. Существует много групп катехизации, их участники встречаются только по воскресеньям, в другие дни людей собрать сложно.
— Вам тяжело работается?
— Я не уверен, что нести пасторское служение в России сложнее, чем в Польше. Главное отличие заключается в том, что наши прихожане — это в основном католики в первом или втором поколении. Их отцы и деды обычно были людьми неверующими. Они, в отличие от представителей старшего поколения в Польше, спрашивают не «ходил ли ты сегодня в церковь?», а «зачем ты постоянно в эту церковь ходишь»? Еще здесь совсем другие расстояния. Ближайший к нам приход находится в 250 километрах.
— В 2017 году в деревне Белосток сгорел один из ваших костелов.
— Это произошло во вторник после Пасхи в 2017 году, пожар начался из-за замыкания проводки. Это был самый старый деревянный костел в Сибири, его построили в 1908 году поляки — не ссыльные, а добровольные переселенцы из Виленской и Гродненской губерний. В конце XIX века они отправились в Сибирь за хлебом. Царь раздавал землю, так что они очистили участок в тайге, устроились и создали процветающую деревню, которая получила название в честь польского Белостока. Деревня развивалась до тех пор, пока к власти не пришли коммунисты. В 1937 году в рамках «польской операции» сотрудники НКВД окружили деревню, арестовали всех мужчин и подростков, а потом вывезли их за несколько сотен километров и большинство расстреляли. Деревня, в которой остались только женщины и дети, не смогла оправиться от такого удара. Костел закрыли. Сначала там сделали хранилище зерна, потом деревенский клуб. Когда коммунистическая эпоха закончилась, храм удалось вернуть, в 1998 году его заново освятили.
— Вы собираете деньги на восстановление этого костела, как можно оказать помощь?
— Сибирский Белосток — маленькая деревушка с польскими и католическими корнями. Помимо сгоревшего костела там еще есть крест и памятник с мемориальной доской, на которой перечислены фамилии поляков, погибших от рук сотрудников НКВД. Мы хотим восстановить храм из уважения к этим корням и местной католической общине. Он будет не таким как раньше, совсем маленьким, но будет. На строительство нам нужно примерно 130 тысяч евро, 90 тысяч уже удалось собрать. В основном пожертвования шли из Польши, но также нам помогали представители польской диаспоры в США, Германии и Испании. Мы создали специальный сайт (belostok-catholic.ru), на котором рассказываем историю сибирского Белостока и даем номер счетов для пожертвований. Я хочу заранее поблагодарить читателей «Газета польска» за поддержку.
— Как вам живется в 4 тысячах километрах от Польши? Сибирь ассоциируется в первую очередь с бедностью, ссылками, холодом, пустыми пространствами?
— С ассоциациями ничего не поделаешь. Однако Томск — это исторический университетский город, а находящийся в 250 километрах от него Новосибирск — мегаполис с двухмиллионным населением и таким районом небоскребов, какого бы не постыдился любой европейский город. Материальные проблемы заметны в деревнях, в том числе в нашем Белостоке, но гораздо хуже духовная нищета, отсутствие корней.
В Томск каждый год прибывает множество студентов со всей России, из Азии, Южной Америки, Европы) в том числе из Польши), вот где настоящий мультикультурализм! Дело не только в студентах. Сталин «позаботился», чтобы здесь жили люди буквально из каждого уголка страны. Некоторые даже сами не знают, откуда они, поскольку в советские времена раскапывать информацию о своих предках было опасно.
— Между «польской общиной» и руководством Томской области не возникает трений?
— У нас не «польская община». Здесь говорят «польский костел», но это связано с тем, что поляки строили храм, и с тем, что в России католичество считается польской религией. Наши прихожане — русские (конечно, с разными корнями), все службы проводятся у нас на русском языке. Есть только один человек, исповедующийся по-польски.
Что касается отношений с властями, они складываются совершенно нормально. На все праздники, как государственные так и церковные, мы получаем приглашения и поздравления. Никаких проблем религиозного плана у нас не возникает. Контролируют ли нас? Думаю, да, но в США все религиозные организации тоже находятся под контролем. Нас это не беспокоит, ведь скрывать нам нечего: мы приехали сюда с одной целью: оказывать духовную поддержку местным католикам.
— Вы скучаете по родине?
— Тоска по родине — совершенно нормальное состояние человека, который живет на чужбине, она свидетельствует о том, что человек знает, кто он, откуда он взялся, кому он обязан своим существованием. В Томске я живу уже чуть больше трех лет, и хотя скучаю по Польше, знаю, что когда мне придется отсюда уезжать, я буду плакать. Как бы странно это ни прозвучало для польского уха, но я полюбил этих людей и хотел бы оставаться в Сибири как можно дольше.