Недавнее израильское нападение на Сирию имеет ряд серьёзных последствий для отношений между сторонами, на которые влияет то, что происходит в Сирии. Разумеется, эту враждебную израильскую инициативу нельзя рассматривать отдельно от предшествовавших ей и последующих событий, особенно тех, что связаны с напряженными отношениями между Тель-Авивом и Москвой. Однако в целом еще слишком рано говорить о радикальных изменениях во взаимодействии двух игроков. Это всего лишь прелюдия перед возобновлением израильских атак.
29 ноября, а также 9-го числа этого месяца еврейские и арабские СМИ были заняты обсуждением израильских атак. Оба инцидента были расценены как необоснованные, и возможно, были нацелены на то, чтобы испытать сирийскую оборонную систему. Конечно, в СМИ это событие было преувеличено и обросло различными дополнительными подробностями, однако на самом деле ущерб имел ограниченный характер.
Тем самым Израиль впервые нанес авиаудар по сирийской территории, после того как в сентябре был сбит российский самолет.
Другими словами, данная атака — качественно новое событие, в связи с которым возникает множество вопросов.
Несколько дней назад из Москвы вернулась израильская военная делегация, состоящая из нескольких десятков офицеров. Ее встречи с российскими военными должностными лицами были посвящены обсуждению новых условий Москвы в отношении безопасности российских подразделений во время атак Израиля в сирийском воздушном пространстве. О достижении соглашения не было сказано, хотя согласно утечкам информации, отмечается, что Россия с пониманием отнеслась к интересам Израиля. Вопрос, который возникает в связи с израильской атакой: ослабила ли Россия свои ограничения, наложенные на действия Израиля, в связи с чем Тель-Авив использовал это послабление для нападения на Сирию, или он решил по ряду очевидных соображений проверить пределы российских ограничений и предпринял это нападение? Конечно, все гораздо сложнее, чем о том свидетельствуют факты. Имеются самые разные предположения, и на данном этапе сложно придерживаться одной гипотезы.
В российской ответной реакции, которая выражена в официальных заявлениях Москвы, есть некоторые признаки в пользу других предположений, хотя в целом она выступила в защиту Сирии. С одной стороны, российское министерство обороны подтверждает эффективность противовоздушной обороны Сирии в отношении израильских ракет (14 из 16 сбиты), но одновременно с этим потворствует нападению агрессора, что является своего рода смягчением позиции. В другом, более позднем заявлении отмечается, что «израильские провокационные атаки» поставили под угрозу гражданские самолеты. Ссылка на провокацию — это протест против враждебных действий и напоминание о падении российского самолета в сентябре этого года.
На фоне всего этого есть как минимум одна ошибка в оценке российской позиции в отношении израильских атак. Это утверждение о том, что, реагируя на случившееся, Москва выбирает между Израилем, с одной стороны, и Ираном с сирийским государством или без него, с другой. В рамках такого анализа можно прийти к ошибочному заключению.
В действительности Москва начинает определять свою позицию, исходя из ряда соображений и факторов, одним из которых является ее приверженность интересам сирийского государства. Также в этом она видит и свой интерес, который органически связан с приверженностью Сирии и Ирана общей позиции.
В краткосрочной и среднесрочной перспективе интересы России не отличаются и связаны с войной и боевыми действиями, а ее долгосрочные интересы имеют отношение к послевоенному политическому урегулированию. Первые вытекают из военных позиций и альянсов на местах, а вторые основываются на политической ситуации и окончательных договоренностях. Это означает, что на нынешнем этапе гораздо большее значение имеет военная ситуация.
Израильтяне жалуются на это положение, несмотря на всю жёсткую риторику, которая прослеживается в заявлениях израильских официальных лиц. Согласно вчерашним сообщениям, российское военное ведомство решило отказаться от нейтралитета, занять конкретную позицию и стать участником противостояния, связанного с иранским присутствием в Сирии. Это не значит, что российская армия и министерство обороны объединяются с иранцами, однако они привержены сирийскому режиму и требуют, чтобы Израиль прекратил нападения на сирийскую территорию.
Параллельно Израиль осознает, что в Сирии растёт угроза для его безопасности, и поэтому инициировал провокацию российской стороны. Эта политика очень рискованна и может привести к взрыву, что объясняет осторожность, проявленную Израилем во время своей агрессии. Он провёл «минимальный тест», который как можно меньше затрагивает «красные линии» и не подвергает опасности россиян, а также не влечет за собой гнев России.
Станем ли мы сегодня свидетелями смягчения Москвы после долгих месяцев жёсткой позиции на сирийской арене или увидим, как Израиль испытывает российскую позицию на местах?
Факты говорят в пользу двух гипотез. Стало понятно, что израильская риторика о переоценке «красных линий» в Сирии практически заржавела. Заявления главы вражеского правительства и ряда его министров, а также комментарии средств массовой информации свидетельствуют о том, что Израиль хотел осуществить атаку, чтобы начать разговор об этих линиях, поскольку это также психологическая битва, а не только прямые боевые действия. Это объясняет слова Нетаньяху о том, что решение США вывести вооружённые силы из Сирии не изменит его политику.
Конечно, есть ограничения со стороны России или нет, Израиль признает сложность достижения нужных ему результатов.
В то же время противовоздушная оборона Сирии продемонстрировала свою эффективность в борьбе с угрозой, даже если учесть, что система С-300 ещё не находится в режиме оперативной готовности. Эффективность прослеживается даже на фоне ограниченного результата, достигнутого в результате нападения, несмотря на все преувеличения в СМИ, а также на фоне беспрецедентных мер предосторожности Израиля, которые он предпринял во время удара. В конце концов, Израиль нанес удары по Сирии после нескольких месяцев «тишины». Решение о возобновлении атак нужно анализировать в связи с российской позицией. Куда все это может привести? Ответ неясен, особенно если учесть, что сегодня позиции и возможности сторон без исключения отличаются от тех, что были у них до сентябрьского инцидента, равно как и их интересы и «достижения». Все это открывает широкое пространство для различных гипотез, определить достоверность которых сегодня не представляется возможным.