В 2018 году Алжир выдворил со своей территории более 25 000 западноафриканских мигрантов, которые были брошены прямо в пустыне на границе с Нигером.
Их черные лица приобрели оттенок охры. Песок покрыл тонким слоем их ресницы и волосы. Одежда же пожелтела от пыли Сахары, где их «бросили» накануне посреди ночи.
Алжирские военные доставили их на грузовиках для скота к «точке ноль» на границе Алжира и Нигера и угрожающе попрощались с ними, посоветовав не возвращаться обратно. После этого они несколько часов шли пешком, ориентируясь на свет вышки связи. Группа из 200 человек постепенно разбилась на части: самые смелые оставили позади тех, кто укрылся от холода за дюнами.
В 15 километрах оттуда первые путники дошли на рассвете до Асамаки, засушливого и пыльного транзитного поселка в Нигере. Там после ночи в ангаре их погрузили в другие грузовики, на этот раз арендованные Международной организацией по миграции. В них им пришлось глотать пыль и трястись по дороге с настолько разбитым асфальтом, что путь в 200 километров занял у них порядка восьми часов. Наконец, поздно вечером они прибыли в Арлит, истощенные и озлобленные на то, что им пришлось пережить.
Каждую неделю два-три конвоя вывозят из Алжира сотни мигрантов и бросают их в пустыне без средств к существованию. Причем, это явление, которое отмечают в МОМ еще с 2017 года, только набирает обороты.
Изначально алжирские власти депортировали только граждан Нигера в рамках существующего с 2014 года соглашения: оно касается попрошайничающих женщин и детей, а также приехавших в поисках работы мужчин. Постепенно стали выдворять мигрантов со всей Западной Африки, и протесты Ниамея никак не изменили расклад.
Нарушение международного права
Хотя власти Нигера берут на себя ответственность за своих граждан на границе (в 2017 году их было выдворено 14 000 человек, вдвое больше, чем годом ранее), остальных перепоручают МОМ, которая предлагает им поддержку и «помощь в добровольном возвращении» в родную страну благодаря финансированию ЕС.
В 2017 году на границе выбросили 1 871 человека из Западной Африки. По данным МОМ, в 2018 году их стало вшестеро больше: 11 238 выходцев из Мали, Гвинеи, Камеруна, Сенегала, Кот-д'Ивуара, Нигера… Хотя спецпредставитель ООН по правам мигрантов Фелипе Гонсалес Моралес (Felipe Gonzalez Morales) и протестовал против такого подхода, называя коллективные выдворения из Алжира в Нигер вопиющим нарушением международного права, его слова проигнорировали.
Едва высадившись из грузовиков в Арлите, группа выдворенных 7 декабря наперебой рассказывает об «охоте на черного человека» на улицах алжирских городов. «Даже гражданская оборона» участвует в задержаниях, говорит один из них. «Сейчас отлов ведут гражданские, — клянется другой. — Ты получишь 2 000 динаров за каждого черного, которого приведешь в полицию».
«При этом алжирские предприятия нуждаются в нас, — говорит 24-летний Барри из Гвинеи, жалуясь на плохое отношение к чернокожим. — У нас нет жилья, мы спим на стройках, нам платят через месяц. За три года мы так и не узнали Алжир. А когда мы заходим в автобус, люди зажимают носы».
Большинство из них — каменщики, водители техники, чернорабочие, маляры и отделочники. Они создают облик будущего Алжира, работая на строительстве домов и мечетей в Оране, Бирхадеме, Шераге, Сауле, Зеральде и Дуреа. Сако, высокий малиец, который говорит по-французски с алжирским акцентом, три с половиной года работал водителем на стройке за зарплату в 60 000 динаров (445 евро) в месяц.
Они избили нас и все забрали
Некоторых арестовали прямо на стройке, как, например, одного водителя бетономешалки, который до сих пор стоит в рабочих сапогах, или уборщика из банкетного зала (он тоже остался в рабочей одежде). Начальник первого, китаец, попытался договориться об освобождении сотрудника, «но жандарм требовал 200 000 динаров, а тот предлагал всего 100 000».
Амин жил прямо на работе. Его взяли в конце рабочего дня. «Я собирался помыться. Я пришел в комнату, и начальник сказал: "Амин, выходи". Там был жандарм. Я побежал, но они поймали меня в канаве». Сет и Стивен, два каменщика из Ганы, которые больше двух лет работали в Алжире, говорят, что полицейские выбили дверь их жилья: «Они избили нас и все забрали». Фелипе Гонсалес Моралес критически отзывался об этом: «Эти мигранты становятся в Алжире жертвами расового запугивания, дискриминации и преследования. У них нет даже возможности одеться, собраться и забрать свое имущество перед выдворением».
Перед доставкой к границе их всех помещают под стражу. Один мужчина рассказывает, что провел неделю в подвале комиссариата Шлефа (200 км к юго-западу от Алжира). Прибывшие из столицы говорят, что их несколько дней держали в центре для бездомных в квартале Дели Ибрагим. Затем их собрали в автобусы Красного полумесяца и отправили за 2 000 км на юг в сопровождении военных. По прибытии в Таманрассет, на самый юг страны, их продержали ночь взаперти, а затем запихнули в грузовики для скота и выбросили в Сахаре в 400 км к югу.
Алжирские власти не отреагировали на просьбу «Монд» прокомментировать ситуацию, но некоторые обозреватели считают политику выдворения мигрантов делом рук премьера Ахмеда Уяхьи, который произнес такие слова незадолго до своего назначения летом 2017 года: «Нелегалы совершают преступления, занимаются наркоторговлей и прочими злодеяниями».
Помимо внутриполитических соображений, за несколько месяцев до президентских выборов действия Алжира можно рассматривать и в свете растущего в Европе недовольства иммиграцией и изменений потоков людей, идущих на континент. В связи с хаосом в Ливии и блокадой пути через центральную часть Средиземноморья, эти потоки частично сместились на запад.
«Мы знаем, что многие мигранты оказываются заблокированными на юге Европы и на севере Алжира, — подчеркивает глава миссии МОМ в Нигере Марин Висс (Martin Wyss). — В целом, следует отметить отток людей с севера на юг, причем этот процесс начинается еще раньше Алжира».
В июне алжирский премьер заявил, что «раз Алжир не принимает на своей территории центр содержания африканских мигрантов в интересах Европы, он становится целью нападок внешних организаций, которые не стесняются обвинять его в расизме». Министр внутренних дел Нуреддин Бедуи в свою очередь утверждает, что репатриация «нелегалов» осуществляется «с уважением к их правам и человеческому достоинству».
Жестокие облавы и гибель людей
Как бы то ни было, условия их транспортировки и выдворения говорят об обратном. Один из опрошенных, молодой гвинеец 18 лет, говорит, что видел, как одного человека заковали в наручники и засунули в багажник военной машины после попытки побега. Иветт из Камеруна утверждает, что ее выдворили, несмотря на острый диабет: «В Алжире врач был очень этим недоволен, но полицейский запретил госпитализацию, потому что хотел выдворить меня. В Таманрассете меня на два дня положили в больницу, у меня было давление 22 и глюкоза 4,64».
24-летний малиец Гедюма вспоминает об одном гвинейце, который прыгнул с четвертого этажа строившегося здания, когда за ним пришла полиция: «У него был гипс на ноге и поддерживающий пояс на спине. В пустыне людям пришлось нести его».
Хотя на этот счет нет какой-либо официальной статистики, бывает, что люди гибнут во время таких выдворений. В июле в МОМ зарегистрировали смерть двух граждан Нигера. Они были высажены вместе с группой западноафриканских мигрантов и, вероятно, заблудились в пустыне в семи километрах от Ассамаки. В мае в ходе поисковых операций в зоне было обнаружено еще два тела в песках.
Выдворенные также рассказывают о жестоких облавах, которые без разбора обрушиваются на всех черных, причем зачастую без проверки их административной ситуации.
Конголезец Мишель на прекрасном французском описывает пережитое унижение. «Сейчас я сам на себя не похож», — говорит он, помятый после нескольких дней «в грузовиках, как коровы». По его словам, его «запихнули в автобус», хотя он напирал на свой статус студента: «Они не дали мне позвонить в посольство и надели на нас наручники, как на воров. Алжир нарушил мои права, потому что я — черный. Я осуждаю этот расизм».
Еще более странная ситуация сложилась с Альфонсом и Абдуллой. Первый показывает билеты: его задержали в аэропорту, когда он собирался вернуться в Гвинею: «Они не дали мне сказать ни слова и ударили меня». У второго тоже билет на руках: его арестовали перед посадкой на самолет до Бамако. У Абдеразака также есть билеты: «Они вяли меня на автовокзале Алжира, откуда я собирался в Того».
Конфискация документов
Среди выдворенных есть также несколько малийцев с паспортами, которые в теории позволяют им находиться в Алжире без визы. «Я — беженец!» — говорит Муса. Этот 33-летний уроженец Кидала был выдворен из страны, хотя его жена с ребенком все еще остаются в Алжире. У него на руках документы УВКБ. Точно такие же карты есть у нескольких граждан ЦАР, Кот-д'Ивуар, Гвинеи и Нигера: теоретически это должно было защитить их от выдворения. В отделении УВКБ в Нигере говорят, что зарегистрировали 22 случая выдворения людей со статусом беженца, который был в большинстве случаев получен в Алжире.
Кроме того, по словам многих мигрантов, власти отобрали у них подтверждающие личность документы. От жизни в Магрибе у них остался лишь клочок бумаги. Странный талон под названием «лабораторное цифровое фото», оторванный от конверта, в который алжирцы положили имевшиеся у задержанных телефоны и деньги. Они так и не получили обратно свое имущество, но хранят эту липовую квитанцию. Как доказательство грабежа.
«Это грабители, — возмущается малиец Мамаду. — Они тебя обворовывают и избивают». Усман выворачивает пустой карман джинсов: «Тут у меня было 400 евро». «Как они могут красть нашу собственность, наши телефоны?— возмущается один гражданин Нигера. — Я потерял контакты за 20 лет». «Они обещали вернуть нам все в Таманрассете», — подтверждает Амин, которому удалось собрать сумку с одеждой при задержании.
Бенинец Идрисс выделяется на фоне остальных беженцев. Ему 52 года, и он болен тифом. Четверо полицейских задержали его в аптеке престижного алжирского квартала Сиди Яхья, куда он пришел за лекарствами. Взять с собой медикаменты ему не дали.
С наступлением ночи у центра МОМ в Арлите появляются торговцы. Они предлагают сандалии, жареную баранину, сигареты, моющее средство… Женщина с макияжем и в вечернем наряде встает у входа и бросает на него любопытный взгляд. Люди смотрят на эту череду автоколонн, настоящий караван, на котором некоторым удается немного заработать.
В этом занесенном песком и засушливом городе, который появился в 1960-х годах вместе с добычей урана компанией «Арева», «для молодежи нет работы», говорят жители. Падение цен на топливо стало ударом по горнодобывающей отрасли. В единственной городской гостинице лежащие на полках папки регистрации посетителей уже многое говорят о местных экономических реалиях.
Помимо национальных телефонных и электрокомпаний, здесь обозначена целая череда НКО, агентств ЕС и ООН. Этот закрытый регион, который обозначен как красная зона французской дипломатией в связи с присутствием Аль-Каиды (террористическая организация запрещена в РФ — прим.ред.) в имамском Магрибе, не привлекает туристов. Здесь белые перемещаются разве что под эскортом военных. Долгое время транспорт мигрантов приносил тут ощутимый доход, однако принятый в 2015 году закон делает это нелегальным. Открытые за последние годы золотые шахты не могут компенсировать этих потерь.
Программа «добровольного возвращения»
В целом, 166 из 210 брошенных в пустыне 7 декабря мигрантов согласились принять помощь МОМ. Остальные хотят уехать как можно быстрее. Им придется найти водителя с внедорожником и заплатить ему, чтобы тот ночью провез их через дебри.
Пока мужчины прячутся от солнца за кузовом, два ребенка пяти и двух лет ждут внутри с матерью. Пахнет мочой. Сидящая на полу женщина приподнимает лежащее у нее на ногах покрывало и демонстрирует нам Мариам, свою младшую дочь. Ей всего семь дней. Она родилась в Лагуате, в 400 километрах к югу от Алжира. Выехавшая из Арлита в 6 утра колонна добралась до Агадеса только ночью. На следующий день всех граждан Нигера разослали по родным регионам.
В то же время мигрантам из Западной Африки приходится провести куда больше времени в центре МОМ. В середине декабря более 600 человек ожидали там отправки на родину. «Получение путевых документов от посольств и консульств зачастую занимает слишком много времени, — сокрушается Мартин Висс. — Наши центры забиты и это может вызвать беспорядки, потому что люди устали ждать».
На напряженность (мигранты говорят, что у них даже нет одеял) накладывается фрустрация от пережитого. Принятие «добровольного возвращения» МОМ является «единственным доступным вариантом для выдворенных», как говорил Фелипе Гонсалес Моралес. «Мы здесь, потому что нам некуда больше идти», — признает встреченный неподалеку от центра 32-летний гвинеец Сано.
«С пустыми руками, без воды, с детьми и женщинами…»
Кстати говоря, меньшинство решает разыграть другую карту и присоединиться к городским нелегалам. Их жизнь проходит на пластиковой циновке за бетонными стенами в надежде, что им переведут денег, или что у них получится найти работу, чтобы собрать денег на поездку. Эстер и Ловетта, нигерийка и либерийка с детьми одного года и двух лет, убивают так время, сидя без денег на возвращение в Алжир. Но других вариантов у них нет. «Мы не можем вернуться с пустыми руками», — говорят они.
18-летний гвинеец Дукури ищет способ «продолжить приключение». Он рассказывает об этом «приключении», в которое отправился вместе с 14-летним братом Каримом, по следам старшего брата. Проект «Европа». Переход через Мали. Прибытие в Алжир… Потом — пять месяцев ожидания на ливийской границе среди нелегалов в Дебдебе.
Там они встретили множество тех, кто вернулись из Ливии. «Нам сказали, что эта страна кишит преступностью. Мы поняли, что пути в Италию больше нет. В конечном итоге мы решили поехать в Оран». Как бы то ни было, полицейские поймали их до того, как они определились, что будут делать дальше.
Дукури отправили в Иллизи, а затем — в Таманрассет. Он вспоминает о людях из Красного полумесяца, «которые не говорили с нами», об «избивавших людей» военных, разбитом колене старшего брата, о походе через пустыню «с пустыми руками, без воды, с детьми, женщинами, стариками…» Он явно шокирован. Его старший брат в конечном итоге согласился вернуться в Гвинею на лечение. «Он сказал нам не отчаиваться, хотя сам уже не сможет продолжить приключение».
Дукури с младшим братом ждут в Агадесе уже три недели. «Все очень плохо, — признает он. — Мне не удается найти работу и даже еду». Несколько дней спустя он все же отвел брата в центр МОМ: согласие на добровольное возвращение в обмен на еду. Сам же он не опускает руки. «Мама будет истощена через несколько лет, и я не знаю, что с нами станет, — говорит он. — У меня остались в стране два младших брата. Каждый раз, как я ложусь спать, я думаю о них и не могу заснуть». Он попытался связаться со знакомым во Франции, но «когда я сказал ему, что мне нужна помощь, он перестал брать трубку».