В марте 2010 года в московском метро произошел теракт, который унес 41 жизнь и ранил более 100 человек. Совершили его две террористки-смертницы с Кавказа. После теракта я — тогда еще преподаватель-русист Университета Осло — обратился к норвежским властям с призывом предоставить российским службам безопасности данные, собранные на собеседованиях с чеченскими просителями убежища.
Этот шаг мне показался само собой разумеющимся. В Норвегии живут несколько тысяч чеченцев, и едва ли норвежские власти имеют полное предоставление об их действиях у себя на родине. Риск, что среди них затесались исламисты и лица, причастные к терроризму и другим серьезным правонарушениям, весьма велик. Нельзя исключать и вероятности, что чеченские просители убежища могут совершить в Норвегии теракт или пойдут на другое серьезное преступление. А информацию, полученную из Норвегии, российские власти смогут использовать для борьбы с чеченскими террористами и восстановления правопорядка на Кавказе.
Однако мое предложение вызвало немало пересудов. Ряд правозащитных организаций обвинили меня в попытках подорвать безопасность беженцев. В газетах разгорелись споры, а меня даже позвали в шестичасовой выпуск новостей.
Вскоре после этого инцидента мне сообщили, что мой контракт с университетом продлен не будет.
По какой причине его решили не продлевать — из-за моего предложения поделиться информацией с российскими органами безопасности, из-за того, что я в различных контекстах защищал действия России в Чечне, из-за того, что я назвал чеченских повстанцев террористами (каковыми они и были в моих глазах), или из-за того, что я в целом выступал слишком «дружественно» по отношению к России — мне неизвестно. Могу лишь засвидетельствовать, что мои доброжелатели сообщили мне, что в определенных кругах на мои высказывания обратили внимание, и что мне стоит вести себя потише, если я все еще рассчитываю на должность при норвежском вузе. «Лучше помалкивай, по крайней мере пока не найдешь постоянную работу», — советовали мне.
Несколько лет я подавал резюме в ряд университетов и высших школ на должности, связанные с историей или русистикой. Но когда мне более-менее открыто дали понять, что мне ничего не светит, я сдался.
Это сегодня мне хорошо известно, что для меня — отъявленного русофила и путиниста, который обозвал украинские власти «фашистской хунтой», да к тому же «правого популиста», который пишет колонки для издания «Ресетт», — в Норвегии действует запрет на профессию, в результате чего мне приходится перебиваться жалкими писательскими гонорарами.
Но тогда, в 2010-2012 годах, когда мне дали понять, что в моих услугах ученого и преподавателя не нуждаются, никаких спорных заявлений я сделать не успел — не считая того, что я считаю тогдашнего президента Грузии Михаила Саакашвили ответственным за войну против России в 2008. Да, еще я назвал чеченских повстанцев исламскими террористами и призвал норвежские власти поделиться данными о чеченских просителях убежища с российскими службами безопасности.
И уже одного того, что я назвал чеченских повстанцев исламскими террористами и высказался за обмен разведданными по чеченским соискателям убежища с российскими властями, норвежским властям хватило, чтобы выгнать меня «на мороз».
Во-первых, я поставил под сомнение риторику НАТО, которую транслирует Норвежский институт внешней политики и другие ведомства: Россия ведет угнетательскую политику, Путин — автократ с вождистскими замашками, а чеченцы — жертвы российского империализма.
Но главным все же оказалось другое. По всей видимости, норвежские власти и влиятельная пресса постарались не допустить дискуссии об угрозе общественной безопасности, исходящей от соискателей убежища. Не хотели они и как-то заострять внимание на том, что очень многие из них прибывают из стран с мощными исламистскими течениями и, вероятно, сами являются исламистами.
А выступая за раскрытие информации, полученной в ходе собеседования с беженцами, я вступил в противоборство с господствующей метаидеологией, правами человека и правозащитными организациями — обособленной отраслью и влиятельной группой давления, спорить с которой опасно. Что права человека в наших краях далеко не всегда соблюдаются и что люди, бросающие вызов существующему порядку, рискуют лишиться работы — вопрос другой.
Косвенное подтверждение того, что я прав, утверждая, что «волчий билет» мне вручили за убежденность в потенциальной угрозе, исходящей от чеченских беженцев и искателей убежища, — осторожность, с которой норвежские ученые и исследователи говорят о рисках, сопряженных с исламом, исламизмом и мусульманами в принципе.
Исламский террор — крупнейшая на сегодняшний день террористическая угроза, она не идет ни в какое сравнение с другими. Мы уже сами столкнулись с исламским террором и терактами со стороны просителей убежища. Несмотря на это, мы приняли десятки тысяч беженцев из мусульманских стран, пострадавших от гражданских войн и боевых действий. С точки зрения статистики, новый масштабный теракт — лишь вопрос времени.
Но ни один из востоковедов и африканистов, знатоков Ближнего Востока и исследователей ислама — а их в стране десятки — насколько я знаю, не предупредил о рисках вследствие принятия десятков тысяч беженцев из мусульманских стран с мощными исламистскими течениями. Ученые молчат, как молчат и наши политики. Заговорить об аспектах безопасности, связанных с иммиграцией, для исследователя равносильно карьерному самоубийству. Полицейская служба безопасности Норвегии — единственная, кто отваживается об этом говорить, да и то лишь шепотом.
Эксперты и ученые ввели самоцензуру, чтобы не вступать в конфликт с властями и влиятельными группами давления. Это прискорбно, потому что так мы сужаем свое понимание мировой ситуации и лишаемся возможности принимать рациональные решения. Если самоцензура зашла так далеко, что ученые, вместо того чтобы предлагать конкретные меры, приуменьшают очевидную террористическую угрозу, возникшую из-за нашей миграционной политики, это может оказаться в буквальном смысле смертельным.
Норвежские власти ничего не знают о десятках тысячах просителей убежища, живущих в нашей стране, а если и знают, то крайне мало. Вероятность новых терактов велика. Необходимость трансграничного сотрудничества в области разведки очевидна.
В этой связи я хочу повторить свой призыв к норвежским властям поделиться данными, собранными в результате собеседований с беженцами, включая страны, откуда они прибыли, а также завязать сотрудничество со службами безопасности других стран. Смею надеяться, что в свете недавних терактов против норвежских граждан найдутся ученые и исследователи, у которых хватит твердости поддержать мое предложение.
Защите жизни и имущества норвежских граждан должно уделяться больше внимания, чем праву соискателей убежища скрывать свои личные данные от властей стран, откуда они прибыли.
Бьёрн Нистад — доктор исторических наук, знаток российский истории. Автор книг об истории идей, а также внешней политики царской России и СССР. Последняя книга — биография Путина «Спаситель России» (2016).