До того, как президент Дональд Трамп отправил в отставку директора ФБР Джеймса Коми (James Comey) контрразведчики из бюро, расследовавшие обстоятельства российского вмешательства в выборы, наряду с этим собирали доказательства того, что российский президент Владимир Путин мог скомпрометировать Трампа.
Бывший заместитель директора ФБР Эндрю Маккейб (Andrew McCabe), который курировал это расследование, в конце прошлой недели дал мне интервью, рассказав о том, что опасения в отношении Трампа накапливались «довольно долго». Он выразил уверенность в том, что если бы ФБР завело дело против президента, это было бы обоснованное решение.
«Мы чувствовали, что у нас в руках имеются достоверные, конкретные и поддающиеся описанию факты, указывающие на то, что угроза национальной безопасности существует», — сказал мне Маккейб. Такие ощущения у руководства ФБР возникли еще до того, как Трамп уволил Коми. Это положило начало целой цепи событий, которые, как сказал Маккейб, «перевернули мир с ног на голову». Маккейб тогда вел записи о «важнейших» беседах того хаотичного периода — с президентом, с заместителем генерального прокурора Родом Розенстайном (Rod Rosenstein) и с другими официальными лицами. Теперь эти записи оказались в руках специального прокурора Роберта Мюллера.
Маккейб в новой книге The Threat: How the FBI Protects America in the Age of Terror and Trump («Угроза. Как ФБР защищает Америку в эпоху террора и Трампа») в целом не драматизирует свое отношение к президенту. Книга показывает, что Маккейб вообще не склонен к преувеличениям, а свои оценки строит исключительно на фактах, будучи профессионалом спецслужб. Ему больно от того, что генеральный инспектор Министерства юстиции по большому счету назвал его выдумщиком. Уволенный в марте 2018 года Маккейб рассказал мне, что подаст в суд на Министерство юстиции, оспорив его доводы в пользу своего увольнения. Эти доводы заключаются в выводах генерального прокурора о том, что Маккейб без разрешения передавал информацию в СМИ. Сам Маккейб по-прежнему в ужасе от тех «шокирующих и озадачивающих событий», свидетелем которых он стал два года тому назад.
О самом Трампе в книге Маккейба написано мало. Главное внимание автор уделяет своей работе над делами о терроризме и деятельности в качестве руководителя созданной президентом Обамой межведомственной группы, которая дала новую оценку практике пыток в стране. Но книга начинается и заканчивается Трампом. Наверное, это дань памяти карьере Маккейба, который первые 10 лет работы в нью-йоркском отделении ФБР расследовал дела о русской организованной преступности.
«Мне, знаете ли, не раз приходила в голову мысль о том, что мы с Дональдом Трампом знакомы с одними и теми же людьми», — сказал он мне.
Наша беседа была отредактирована ради краткости и ясности.
Наташа Бертран: В книге вы ничего не пишете про имевшие место разговоры о том, чтобы «пронести жучок» в Овальный кабинет или использовать 25-ю поправку для отстранения Трампа от должности. Но вы подтвердили, что такие разговоры имели место после отставки Коми в мае 2017 года. Что заставило вас и других руководителей так сильно усомниться в способности Трампа быть президентом, в его соответствии этой работе?
Эндрю Маккейб: Я не упоминаю в своей книге ни первое, ни второе, потому что эти вопросы показались мне очень взрывоопасными и могущими очень сильно отвлечь внимание от главного. Разговор о 25-й поправке дальше слов не пошел. Об этом заговорил Род [Розенстайн] в общем контексте размышлений о намерениях президента, когда тот отправлял в отставку директора ФБР и просил нас отказаться от этого дела. Я никогда не думал о том, что предпринимаются какие-то усилия, чтобы воспользоваться 25-й поправкой для отставки президента. Я слышал, что этот вопрос обсуждали, но никаких совещаний на эту тему не было. Это было просто замечание, сделанное Родом. Я думаю, это весьма наглядно показывает условия, в которых мы тогда работали. Это было сплошное безумие. Мир перевернулся с ног на голову.
— Розенстайн, похоже, был главным инициатором этих весьма скандальных идей — о подслушивающих устройствах, о 25-й поправке и так далее. Как это соотносится с тем, что он написал служебную записку, давшую позже Трампу основания для увольнения Коми?
— Это был страшный конфликт, и я с ним в то время тоже столкнулся. Род сам изъявил желание написать служебную записку, ставшую основанием для отставки Коми. Впоследствии он просил меня связаться с Джимом Коми, чтобы вместе обсудить кандидатуру специального прокурора. Так что здесь налицо полное противоречие. Но я в то время был вынужден заниматься работой, которую необходимо было сделать, причем сделать быстро. Для меня важнее всего было назначение специального прокурора, и мы поставили это расследование на солидную основу, сделав все, что могли.
— До назначения Роберта Мюллера Трамп встречался в Овальном кабинете с российским послом и с министром иностранных дел, и он там поделился с ними секретной информацией. Как вы отреагировали на это, узнав о состоявшемся разговоре?
— Это было одно из самых шокирующих и озадачивающих событий. Следователи из контрразведки были поставлены в тупик, узнав о том, что американский президент пригласил российского министра иностранных дел и российские СМИ в Овальный кабинет, что он выступил с такого рода комментариями, которые явно подрывали эффективность его главного правоохранительного и контрразведывательного ведомства.
— Это напомнило мне об одном месте в вашей книге, которое бросилось мне в глаза: «Он думал, что Северная Корея не обладает возможностями для запуска таких ракет. Он сказал, что знает об этом, потому что так ему сказал Владимир Путин… президент сказал, что верит Путину, несмотря на ежедневные президентские брифинги, где его убеждали в том, что это не соответствует информации американской разведки». Как вы это объясните?
— Это необъяснимо. Нужно понимать ситуацию. Я сижу в кресле директора, исполняя его обязанности. Один из моих помощников, сопровождавший докладчика на тот брифинг, сидевший в комнате вместе с президентом и остальными, и слышавший эти заявления, возвращается в штаб-квартиру ФБР и докладывает мне, как прошел брифинг. Он сидел вот так за столом, сложив перед собой руки, и смотрел в стол. Я спросил: «Как все прошло?» А он — он просто не мог подобрать слов, чтобы охарактеризовать случившееся. Мы тогда задали себе вопрос: что сейчас со всем этим делать? Как можно эффективно докладывать американскому президенту разведывательные сведения, если он предпочитает верить не собственным спецслужбам, а русским? А потом говорит об этом прямо нам в лицо?
— Не напоминает ли это поведение скомпрометированного человека?
— Такое вполне возможно. Я не знаю этого наверняка. По этой причине мы начали [контрразведывательное] расследование. Мы были обеспокоены, мы чувствовали, что у нас в руках имеются достоверные, конкретные и поддающиеся описанию факты, указывающие на то, что угроза национальной безопасности существует. Что могло быть совершено преступление, которое называется препятствование правосудию. На мой взгляд, две эти вещи — препятствование правосудию и угроза национальной безопасности — неразрывно связаны между собой. Это две стороны одной медали. Отказ возбудить дело при таких обстоятельствах, особенно из-за того, что объектом расследования является президент, был бы явным уходом от ответственности.
— Как вы отреагировали на критику по поводу того, что в начале расследования суждения ФБР были очень туманными и невразумительными, потому что после отставки Коми взыграли эмоции?
— Я бы посчитал такие заявления логичными, если бы обеспокоенность у нас возникла после увольнения Джима [Коми]. Но мы занимались эти вопросом на протяжении нескольких месяцев еще до отставки Джима. В рамках общего расследования действий России мы уже завели к тому времени несколько дел… и наша обеспокоенность относительно президента и того, представляет ли он угрозу национальной безопасности, накапливалась уже довольно длительное время. Но эта отставка многое прояснила как для меня, так и для членов моей команды.
— Во время чтения книги у меня возникло такое ощущение, будто иногда вы сожалеете, что не всегда решительно и твердо противостояли президенту, когда у вас появлялась такая возможность. Особенно после отставки Коми, когда Трамп давил на вас, заставляя сказать, что все в бюро довольны этой отставкой.
— Я часто думал о том, как я реагировал в те невероятно странные моменты, что я говорил. И в книге я постарался честно написать о той переоценке, которая возможна только по прошествии времени. Но если бы все это повторилось, я бы наверняка поступил точно так же. Я изо всех сил пытался не допустить развала этой крупной, пришедшей в смятение организации, сохранить ее поступательное движение. Если бы я спровоцировал драку с президентом США, это никак не способствовало бы восстановлению спокойствия и порядка в работе. Я также не соглашусь с его неоднократными заявлениями о том, что все были рады отставке Джима. Я не соглашусь с этим ни при каких обстоятельствах.
— Кое-кто задает вопрос, почему общество должно верить вашим воспоминаниям о тех событиях прошлого года, когда генеральный инспектор Министерства юстиции сделал вывод, что вы были не вполне откровенны, рассказывая о вашем общении с прессой. Как вы ответите на этот вопрос?
— В тех обстоятельствах мне было очень трудно уйти из организации, которую я любил и люблю по сей день. 21 год проработать агентом ФБР, жить в соответствии с идеалами верности, отваги и честности, а потом, за день до ухода в отставку получить клеймо лжеца. Это было очень тяжело. Но в определенной степени все это было вполне предсказуемо. Факт остается фактом: этот президент уже давно и прочно зарекомендовал себя как человек, который порочит репутацию людей, осмелившихся говорить то, что ему не нравится. И я твердо уверен, что именно так было в данном случае. Уволить меня за нечестность — это был просто идеальный способ лишить меня возможности давать против него показания, рассказывать то, о чем я поведал в своей книге. Я никогда намеренно не вводил в заблуждение инспекционный отдел ФБР, генерального инспектора, директоров ФБР. Никогда. Я полностью отвергаю выводы, заключения и рекомендации, изложенные в этом докладе [генерального инспектора]. Я хорошо знаю, что такое отчеты о следствиях. Я писал и читал их 21 год. Это не отчет о следствии по делу. Это был предлог, чтобы сделать вывод, который требовал президент США.
— А как бы вы ответили на критику по поводу того, что расследование действий России в 2016 году держали в секрете от избирателей, в то время как про расследование дела о переписке Клинтон знали все? Не сожалеете ли вы, что до выборов не раскрыли больше деталей о том, что было известно?
— Нет. Я вижу, что на уровне газетных заголовков здесь отмечается некий важный дисбаланс. Я это не отрицаю. Но нужно разбираться в обстоятельствах и в контексте каждого расследования. Расследование по делу Клинтон велось открыто еще до того, как за него взялись мы. То есть, дело было передано ФБР публично, и мы инициировали свое расследование. И очень скоро после этого генеральный прокурор и директор Коми открыто сообщили об этом. Весь мир просто криком кричал, требуя раскрытия этого дела, особенно с приближением выборов. Следствие по делу России было совсем другим. Контрразведывательные дела и расследования ведутся тихо, особенно в преддверии выборов. И идея о том, чтобы рассказать нечто такое, в чем мы не были уверены — это неправильно. Я не сожалею, что мы действовали именно так.
— Теперь перейдем к расследованию специального прокурора. Эксперты-правоведы часто отмечают, что Мюллер ведет расследование в отношении Трампа и его штаба так, будто это мафиозный клан. Вы десять лет вели охоту на русскую мафию в Нью-Йорке. Как вы думаете, если взглянуть на расследование Мюллера в его сегодняшнем виде, Трамп по-прежнему остается объектом расследования?
— В том, что делает директор Мюллер, есть множество закономерностей, которые мне очень хорошо знакомы. То, что делает директор Мюллер и его команда, это классика следственной работы. Выявление и изучение людей, которые могли играть какую-то практическую роль, хотя и на более низком уровне; использование данного расследования для получения информации, для выявления информаторов и соучастников. Закрыто ли дело в отношении Трампа или по-прежнему открыто? У меня нет абсолютно никаких оснований полагать, что оно закрыто. А если вы посмотрите, что сделал Мюллер на данный момент, станет понятно, что он ведет следствие так, как если бы это было расследование действий картеля или организованной преступной группировки.
— И Трамп для вас — это человек, который руководит такой группировкой, а теперь руководит своей администрацией, как будто это мафия.
— Ну, таков мой опыт, полученный в результате работы с ним, верно? Он как будто зациклен на преданности, и со всеми разбирается незамедлительно. Типа, или ты с нами, или против нас. Все это черты, которые прослеживаются в организованной преступности.
— Член палаты представителей демократ Адам Шифф сказал на прошлой неделе в интервью, что его беспокоит «красная линия», прочерченная Трампом в расследовании Мюллера. Он против того, чтобы Мюллер изучал его финансы. Вы работали вместе с Мюллером, и кажется ли вам, что его можно запугать, заставить отказаться от своей линии следствия?
— Я знаю его довольно хорошо. Его никогда, никто и ничто не могло запугать. Он следователь до мозга костей, и он не тот человек, которого можно отодвинуть в сторону от расследования, так как он боится навлечь на себя гнев президента или кого-то разозлить, или перешагнуть черту. Он будет двигаться в том направлении, в каком считает необходимым. И он выяснит, что произошло.
— Как вы думаете, Мюллер когда-нибудь нам расскажет об этом? Он объяснит обстоятельства дела и свои выводы, когда все будет закончено?
— Он объяснит свои выводы в отчете по делу, и если его вызовут давать показания. Тогда он определенно сделает это. Но это такой человек, который всегда старается говорить как можно меньше. Он старается не привлекать внимание к себе. Он с удовольствием делает свою работу, делает ее в полной мере и отменно. А потом, когда все сказано и сделано, он закрывает за собой дверь и уходит домой.