Интервью с психологом и антропологом Агатой Максимовской (Agata Maksimowska), с 2001 года занимающейся этнографическими исследованиями в постсоветских странах.
Onet.pl: Сегодня в Кракове 10 градусов тепла, а в Биробиджане 26 градусов мороза. Вы бывали там зимой?
Агата Максимовска: Да, я видела зиму в Биробиджане. Температура опускалась до —35 градусов. Первый снег выпал 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, которую некоторые продолжают там отмечать. Он уже не растаял. В этой части России снег лежит обычно до конца февраля.
— От Биробиджана нас отделяет больше 9 тысяч километров. Почему вы решили туда поехать?
— По образованию я этнолог. Я уже вела исследования на постсоветском пространстве: в Литве, Белоруссии, на Украине и много читала об истории СССР. В одной из статей о национальной политике Советского Союза я наткнулась на упоминание о Еврейской автономной области. Меня заинтересовала ее история, и я решила провести в Биробиджане этнографические изыскания. Я побывала там три раза: один раз летела на самолете, а два раза ехала по Транссибирской магистрали.
— Сколько времени занимает путь в Биробиджан?
— Из Москвы в Хабаровск лететь 8,5 часов, самолетом пользуются те, кто едет по делам. Путешествие на поезде занимает 6,5 дней, но по Транссибирской магистрали стоит проехать из туристических соображений, чтобы увидеть и почувствовать, насколько огромны необитаемые территории.
— Вы пишите: «Когда поезд наконец пересекает границу области, за окном взрывается первобытной хаотической силой зелень. Кажется, что на эти земли никогда не ступала и не ступит нога человека, что это одно из тех немногих мест на земле, которые сохранились в первозданном виде».
— Когда я приехала туда летом, у меня сложилось впечатление, что эти территории освоили лишь частично, что там сохранились уголки девственной природы. В ЕАО растет много редких растений, там есть озера, на которых цветут лотосы. Там до сих пор остались дикие места, до которых добирались, пожалуй, только местные географы.
— Кем были люди, которые 90 лет назад переселялись в Биробиджан?
— Это были жители западных районов СССР. Малонаселенные территории на востоке страны, где жили строители Транссибирской магистрали, представители коренных народностей, беженцы из Кореи, казаки и поселенцы, искавшие счастья в самых отдаленных уголках царской России, в 1928 году предназначили для создания еврейских сельскохозяйственных поселений и автономного территориального образования советских евреев. По западным районам страны ездили агитаторы, призывавшие людей отправиться в Биробиджан. Им обещали бесплатный проезд, работу, жилье. После революции положение еврейского населения было сложным, для многих людей переезд был шансом начать новую жизнь, так что они поверили агитаторам.
— Однако 11,5 тысяч из первых 20 тысяч поселенцев решили вернуться в те места, из которых они приехали. Почему?
— Акцию не слишком хорошо подготовили. Советские ученые, которые изучали эту территорию, рекомендовали в первые полтора года заняться ее подготовкой для дальнейшей жизни: осушить болота, проложить дороги и так далее. Между тем, как только появилось решение о создании поселений, 600 человек уже отправились в путь. На месте преодоление стометрового отрезка от железнодорожной станции до переселенческого пункта, из которого людей отправляли дальше, занимало несколько часов: вместо тротуаров и дорог там были только болота и комары.
— Какие цели и мечты были связаны с Биробиджаном?
— После революции в Советском Союзе началось административное переустройство в опоре на национальную политику, преследовавшую две основные цели. Во-первых, нужно было справиться со стремлением национальных и этнических групп обрести автономию и обеспечить им относительно спокойное сосуществование, а во-вторых, — продвигать социализм и строить государство, в котором национальные различия должны были однажды стереться.
Сионизм запретили как буржуазное явление, Всеобщий еврейский рабочий союз, «Бунд», в России прекратил существование, однако, советская политика учитывала то, что евреи ощущают свою национальную и культурную самобытность, а одновременно хотят автономии. При этом было важно создать такое автономное образование, на территории которого евреев можно будет задействовать в сельском хозяйстве. Тогда верили, что именно оно позволит преодолеть бедность.
— Биробиджан был призван стать второй Палестиной?
— Отсылки к образу идеальной родины евреев пробуждали у людей, мечтавших об автономии, сентиментальные чувства. В пропагандистских акциях часто использовались аргументы деятелей сионистского движения. Биробиджан должен был стать символом того, что евреи могут обрести родину за пределами Палестины, чувствовать там себя в безопасности, развивать культуру, а одновременно жить в соответствии с социалистическими и светскими нормами.
— Что двигало евреями, решившими переехать в Биробиджан?
— Они верили, что заживут лучше, не будут сталкиваться с антисемитизмом и бедностью. Я лично не встретила ни одного человека, который бы говорил, что переселенцы верили, будто Биробиджан станет для них такой родиной, какой могла бы быть Палестина. Разумеется, этот дискурс можно обнаружить в публицистике и литературе того времени, но он был оторван от реальных потребностей людей. После 1948 года евреи в Биробиджане поняли, что настоящее еврейское государство — это Израиль, хотя СССР вел активную антиизраильскую пропаганду. ЕАО не стала конкурентом для Израиля.
— Мечты о безопасности, лучшей жизни, отсутствии антисемитизма быстро столкнулись с реальностью. «Сталин бросил нас в болота, надеясь уничтожить всех евреев», — говорит одна из ваших собеседниц. Когда жители ЕАО впервые почувствовали беспокойство?
— Уже в 1930-е годы. Они поняли, что власть обладает мощным механизмом репрессий, и за любую самую абсурдную мелочь можно получить срок. После Второй мировой войны в связи с антисемитской одержимостью Сталина и делом Еврейского антифашистского комитета, который признали враждебной СССР организацией, евреев стали обвинять в национализме, шпионаже, деятельности, вредящей государству. Начались чистки, а одновременно в обществе усилились антисемитские настроения, которые зародились еще в царскую эпоху.
— Начали сжигать книги.
— Да, это было очень символичное и важное событие для локальной коллективной памяти. Принародно сожгли около 30 тысяч книг из местной библиотеки. Это были произведения на идише, которые привозили с собой переселенцы, а также издания, выходившие на волне продвижения еврейской культуры или присылавшиеся в дар из-за рубежа.
— С чистками, преследованиями, антисемитизмом и враждебностью столкнулись новые переселенцы — люди, пережившие Холокост.
— Да, эти люди избежали трагедии, переехали, надеясь на лучшую жизнь, но попали в место, которое оказалось отнюдь не безопасным. После войны процент евреев в ЕАО был самым высоким за всю историю области, и тогда проекты по развитию образования, культуры и литературы на идише на самом деле имели смысл. Однако развернувшаяся по всей стране травля евреев перечеркнула эти планы. С тех пор Биробиджан, по сути, влачил жалкое существование.
— Стагнация продолжалась до 1990-х годов. Что принесли перестройка и новые порядки?
— В политическом плане произошли большие изменения: Еврейскую автономную область выделили из состава Хабаровского края. Это важный момент, поскольку после перестройки биробиджанское руководство получило независимость от высших партийных органов в Хабаровске. Люди смогли открыто говорить о том, что происходило в период формирования СССР, чтить память всех тех, кто создавал область и пострадал от репрессий. Велись разговоры о восстановлении в Биробиджане еврейской жизни и культуры. Началось религиозное возрождение, появилось много организаций, связанных с иудаизмом. Открылись финансируемые властями языковые курсы, а также школа, где ввели обязательные уроки идиша. Люди начали вспоминать о своих корнях, возвращаться к истории предков, приехавших в область. Через некоторое время возродилась иудейская община, приехал раввин, начала функционировать синагога. Появились шансы, что еврейская культура расцветет.
— Однако пришел экономический кризис, а за ним — волна эмиграции.
— Да, кризис в России был очень глубоким, свирепствовала инфляция. Заводы и фабрики закрывались, работникам не платили зарплату. Люди начали массово уезжать в Израиль за хлебом или, как говорят в России, «за колбасой», поэтому эту волну эмиграции называют колбасной. Один израильский раввин, родившийся в СССР, рассказывал (отчасти в штуку), что его семья, уезжая в Израиль, беспокоилась, будет ли там колбаса. Приезжих из России довольно долго считали людьми, которые ничего не знают о еврейских традициях и едят свиную колбасу.
— Некоторые позже вернулись в Россию. Почему?
— Жизнь в Израиле оказалась непростой: людям было сложно выучить язык, найти работу. Зачастую им приходилось заниматься неквалифицированным трудом. Кроме того, не всем подошел жаркий климат. Так что те, кто мог, возвращались, но многие перед отъездом очень дешево продали свои квартиры в России, а когда решили вернуться, цены на недвижимость уже успели вырасти.
— Возвращался ли кто-нибудь из-за ностальгии по Биробиджану?
— В вашей книге звучит мнение, что сегодня Биробиджан стал брендом, коммерческой маркой. Один из ваших собеседников говорит: «Город стал искусственным, превратился в сувенир».
— Марка «Биробиджан», еврейская тема хорошо продаются, например, в Китае. Одним из экономических приоритетов ЕАО стало сотрудничество с китайцами в первую очередь в области инвестиций, а «в наборе» с ними хорошо идет культура. Когда в город приезжают китайские делегации, для них специально устраивают, например, концерты еврейской музыки.
Биробиджан полон декораций, которые демонстрируют туристам. Повсюду можно встретить сделанные в Китае фигурки: еврей, играющий на гармонике, скрипач на крыше, молочник с женой и так далее. Эстрадные концерты, на которых звучит еврейская музыка, вызывают у местных жителей положительные эмоции. Многие гордятся тем, что они могут выйти из дома и услышать еврейские мелодии. Не имеет значения, что эта музыка бывает довольно безвкусной, артисты одеты в стилизованные наряды, и все это в целом имеет мало отношения к традиции. Людям это нравится.
Встает вопрос об аутентичности. Насколько жива еврейская культура в регионе, в котором евреи составляют всего 1% от населения (когда я туда ездила, официальные данные говорили о 2%)? А если она жива, то кто ее создает, если большинство жителей области — это люди других национальностей?
— Следует добавить, что национально-этнический состав ЕАО — тема непростая, поскольку местных жителей сложно однозначно отнести к евреям, русским и так далее.
— Да, статистика не справляется с описанием местного населения. Возвращаясь к локальной еврейской культуре, я бы хотела добавить, что не все, что демонстрируют в Биробиджане, мне понравилось. Но какое я имею право выносить оценки, если евреи, которые там живут, говорят, что это их культура? В этом смысле все там аутентично.
— Что можно было бы предложить взамен? Каковы шансы на развитие каких-то менее «лубочных» явлений?
— В городе есть раввин, но это человек ортодоксальных взглядов, который продвигает не вполне понятную местным версию еврейской культуры. Кроме того, в синагоге людям, к сожалению, скучно. Туда ходит полтора десятка мужчин. Все, с кем я разговаривала, объясняли мне: я не владею ивритом, я неверующий, я работаю по субботам и так далее.
Несмотря на все это, думаю, оценивать биробиджанскую культуру в категориях «аутентичного» и «неаутентичного» неверно. Другой вопрос, что при продвижении Биробиджана некоторые вещи замалчиваются. Реклама гласит, что в городе нет антисемитизма, но реальность выглядит иначе.
— Как он проявляется?
— Я слышала рассказы об оскорблениях, побоях, преследовании в школе. Это не широкомасштабный антисемитизм, однако, реальность не совпадает с рекламным образом города, преодолевшего болезненную историю и сложности в отношениях, места, где еврейская культура ограничивается милыми эстрадными выступлениями.
— Можно ли в Биробиджане до сих пор услышать идиш?
— Вам удалось встретить в ЕАО польских евреев?
— Я встретила одну женщину, которая родилась до войны в Львове, а после войны попала в Биробиджан. Мы беседовали с ней по-польски. Польские евреи в Биробиджан приезжали, чаще всего это были люди, оказавшиеся после Второй мировой войны на территории СССР.
— Что едят в Биробиджане?
— Дома — блюда русской кухни. Но мои собеседницы также угощали меня блюдами, которые готовили их мамы или бабушки. Это была не кошерная, но опирающаяся на старые рецепты еврейская кухня. Например, я попробовала прекрасный бульон и цимес. По вечерам жители Биробиджана любят ходить в китайские рестораны, их в городе несколько. Появился даже ресторан в еврейском стиле, но там все равно подают китайские блюда, потому что владеет заведением китаец.
— В городе на вас обращали внимание?
— Да (смеется). Местные жители не привыкли к иностранцам. Обычно меня принимали за журналистку, репортера. Никто не мог понять, зачем я приехала из Польши и собираюсь провести в городе не три дня, а сижу там месяц, два. Я даже стала «звездой» местных СМИ. Меня расспрашивали, что я думаю о Биробиджане, нравится ли мне там. Думаю, со мной так активно беседовали, чтобы создать противовес всем тем репортажам, в которых ЕАО изображается искусственным образованием, провалившимся экспериментом Сталина, исторической диковинкой, карикатурной версией Израиля, чем-то ненормальным. Мне очень неприятно читать такие тексты: в них вырванные из контекста образы складываются в репортаж, который ни в малейшей степени не описывает реальный Биробиджан.