Вчера президент Ливана генерал Мишель Аун отправился в Москву с официальным визитом, в ходе которого стороны должны обсудить политические проблемы, вопросы безопасности и исторические связи двух государств со времен Российской «православной» империи, Советского Союза и до сих пор.
Визит происходит в особенное для региона время. Россия погрузилась в сирийскую войну на дальних для себя рубежах и заплатила высокую цену, пытаясь закрепить успех восстановления своего влияния в Средиземноморье. Более того, она пытается использовать его для получения политических, экономических и военных дивидендов. Наконец, она использует и дипломатические инструменты через Астану, Женеву, Турцию и Иран. Тем не менее, и Москва, и Бейрут имеют собственные соображения и не могут поставить под угрозу свою роль и влияние ради другой, даже если для Ливана это союзник такого масштаба, как Россия и президент Владимир Путин. Анкару интересует курдский вопрос, Идлиб и влияние в нейтральных районах. Тегеран не потерпит попыток ограничить свою роль после расширения зоны влияния в странах Ближнего Востока и не откажется от завоеваний в Сирии, особенно на этапе усиленного давления со стороны США. Именно в этом контексте можно рассматривать недавний визит президента Сирии Башара Асада в Иран, который, возможно, таким образом хочет выдернуть его из объятий России.
Возвращение в Сирию в качестве активного игрока не помешало Москве уделять пристальное внимание отношениям с другими арабскими странами, учитывать стратегическое партнерство с Израилем или постоянное взаимодействие с Соединенными Штатами. Согласно дипломатическим и стратегическим докладам, эти связи открыты для многих возможностей, и предметом обсуждений являются все вопросы, включая Украину, Европу, Ближний Восток и Сирию. Москва хочет быстро использовать свои преимущества до того, как они перестанут быть таковыми. На фоне этого недавнее заявление Соединенных Штатов в поддержку аннексии Израилем оккупированных Голан приобретает новое значение.
Таким образом, Аун отправился в Москву в условиях крайне сложной региональной ситуации. Это и американское давление в ходе двух визитов госсекретаря США Марка Помпео, и иранские расчеты в отношении Сирии, и положение «Хезболлы». Москва должна высказать перед Ауном свою позицию в отношении следующих проблем: перемещенные лица, положение Сирии и «Хезболла», события, связанные с Израилем и его угрозы Ливану, и экономические вопросы, в первую очередь нефть.
Кроме того, визит знаменует собой новое направление в развитии отношений с Москвой, не умаляя его личной составляющей, которую «Свободное патриотическое движение» начало использовать через бизнесменов и священнослужителей в свете усложнения отношений с Вашингтоном. Однако Москва точно знает границы влияния ливанских сил, которые уже давно, благодаря ее активной дипломатии, прошли проверку своей эффективности. Ее взаимодействие с группами и партиями, далекое от отношений с Коммунистической партией, прошло этапы сближения и отчуждения, как это было во времена Рафика Харири и его экономической и политической команды.
Есть несколько аспектов, которые нужно учитывать при анализе отношений Ливана с Россией сегодня.
В Ливане распространены ошибочные представления о «коммунистической» позиции России и холодной войне между ней и Вашингтоном на ливанской территории, а также о ее «ангажированной» позиции в ливанской войне в поддержку левых партий. На самом деле Москва годами конструктивно оценивала ситуацию в Ливане и поддерживала дружеские отношения с этой страной, Сирией и другими арабскими государствами. С самого начала она принимала во внимание уникальные особенности внутренней жизни Ливана, его отношения с Западом и не пыталась присоединить его к оси, которую возглавляла во время распада Советского Союза.
Установление первых дипломатических отношений между двумя странами в 1839 году, открытие консульства России в Бейруте для большего внимания православным, участие наряду с пятью европейскими странами в защите политического режима в 1861 году, визит первого советского посла Даниила Солода в Ливан в 1944 году при президенте Бишаре эль-Хури, желавшего установить дипломатические отношения с Советским Союзом. С самого начала Москва поддерживала четкую линию в отношениях с Ливаном. В первую очередь это касалось ливанских христиан, а на более позднем этапе — всех других групп населения.
Очевидно, в самом начале религиозный аспект преобладал, особенно для русской и ливанской православной аристократии. Это проявилось во время переселения русских семей в Бейрут в связи с приходом к власти коммунистов, и они до сих пор проживают там. Позже туда стали приезжать представители более низких социальных слоёв, и появились возможности, в том числе гранты, для образовательной и религиозной поддержки братского народа. Эта помощь сохранялась при Советском Союзе, однако сократилась после его распада. Таким образом Бейрут связывали с Москвой хорошие отношения: она первой признала независимость Ливана в 1946 году и применила право вето, чтобы предотвратить нахождение французских и британских войск в Сирии и Ливане. На протяжении многих лет различных ливанских войн, особенно с Израилем, Россия выступала на стороне Ливана и внесла свой вклад в разработку международных резолюций, первой из которых была резолюция 425. Она не была против резолюции 1701 и создания Международного трибунала в связи с убийством Рафика Харири. Разве мы когда-нибудь забудем российских политиков, которые пытались решить наши сложные ливанские проблемы: посла Александра Солдатова, Василия Колотуша, а также специальных посланников на Ближнем Востоке Михаила Богданова и Андрея Вдовина?
Россия всегда была открыта Ливану, культурному и торговому обмену с этой страной, ее писателям (со времен Михаила Нуайме), художникам и другим деятелям, которые восприняли российский опыт, студентам самых разных специальностей и политических взглядов, гуманитарным коммерческим контактам. Не следует забывать о роли, которую сыграли Ливанская и Русская православные церкви и Антиохийское подворье в Москве. Несмотря на все это, российско-ливанские отношения отличались от тех, что связывали Ливан и другие западные страны.
Без сомнений, из-за политики довоенных лидеров Ливана невозможно развить эти отношения до уровня Франции, США и ряда европейских стран. Как рассказывал самый известный советский министр иностранных дел Андрей Громыко своему ливанскому коллеге Фуаду Бутросу, о чем последний вспоминает в своих мемуарах: «У нас нет возможности увидеть ливанских министров в Москве».
Во время длительной войны, несмотря на взаимодействие с левыми силами и партиями, Москва также налаживала тесные отношения с правыми партиями и поддерживала с ними контакт. Возможно, наиболее важным моментом была координация с партией «Катаиб» и ливанскими вооруженными силами во время инцидента с похищением четырех советских дипломатов и смерти одного из них в 1985 году. Она открыла путь для российского дипломатического продвижения с целью решения возникшей проблемы и эвакуации сотрудников посольства. Советские официальные лица признали помощь «Катаиб» по этому вопросу, а также роль лидеров Прогрессивно-социалистической партии Валида Джумблата и движения «Амаль» Набиха Берри в защите посольства. Это, пожалуй, единственный инцидент в области безопасности в истории отношений между двумя странами после событий вокруг французского самолета «Мираж» в 1969 году, когда была предпринята попытка похитить его из Ливана в рамках разведывательной операции.
Россия хорошо разбирается в ливанских делах и осознает, что отношения с Ливаном выходят за рамки личных. Опыт работы Путина в сфере безопасности и военное прошлое Мишеля Ауна придают особое значение встрече двух фигур. Однако региональное давление велико, как и выгоды, которые Москва приобрела на Ближнем Востоке. Россия не хочет привлекать Ливан на свою сторону перед лицом Вашингтона. Более того, она понимает значение нынешних региональных балансов и линий, которых Ливан придерживается в течение многих лет в сфере безопасности и политики. В то же время Россия хочет закрепить свои достижения и инвестировать их в свою долгосрочную политику в регионе, далёком от московских морозов.