Самые громкие выборы в Европе скоро начинаются. Нет, речь идет не о выборах в Европейский парламент, когда 28 стран-членов потянутся к избирательным урнам. Речь идет о назначенном на 18 мая песенном конкурсе Евровидения (EurovisionSongContest).
Евровидение — популярный телевизионный музыкальный конкурс, проводящийся ежегодно с 1956 года, разрешает голосовать из 41 страны, причем большинство имеющих в нем право голоса стран находятся в Европе. Но это — не единственный момент, политизирующий конкурс. Хотя организатор конкурса много времени рекламировал его как неполитическое, объединяющее народы мероприятие, так уж исторически сложилось, что политика на этом мероприятии доминировала всегда.
Даже место проведения «Евровидения» становится намеком на политические страсти. В юные годы этого конкурса его организатор — Европейский вещательный союз (EBU) — обсуждал, не лучше ли будет на табличке с именами участников указывать не страну происхождения, а название того или иного вещателя. В конце концов было решено выбрать первый вариант, потому что национальные обозначения короче и легче узнаваемы. Кроме того, национальность сразу вызывает множество эмоций — от патриотизма до предрассудков, — а это делает соревнование более увлекательным.
Именно поэтому голосование на Евровидении исторически становилось предметом политического анализа. И ученые, и журналисты рассматривают тончайшие мотивы, заставившие публику той или иной страны проголосовать за ту или иную песню. Этот акцент на родине или стране происхождения выступающего артиста превратил «Евровидение» в важный инструмент культурной дипломатии, а порой и в яблоко раздора.
Эти же тенденции можно увидеть и в этом году. Поскольку Нетта Барзилай, исполнительница из Израиля, победила на конкурсе прошлого года, конкурс 2019-го года проходит в Израиле, в Тель-Авиве. И один этот факт уже превратил конкурс в мишень для бойкота, лишения всяких статусов и привилегий. И все по той причине, что Израиль в разных странах норовят подвергнуть санкциям, что, естественно, опосредованно сказалось и на конкурсе, который Израиль к себе пригласил. Вопли возмущения по этому поводу были особенно мощными еще и потому, что г-жу Барзилай короновали буквально за несколько дней до вызвавшего бурю эмоций открытия нового американского посольства в Иерусалиме. К тому же и сама коронованная победительница, и израильский премьер объяснили, что хотели бы видеть «Евровидение» в Иерусалиме.
В течение последних нескольких месяцев знаменитости из разных стран подписывали коллективные открытые письма по этому поводу: одни подписывались за то, чтобы провести конкурс в Иерусалиме, другие — против такой перспективы. Участвующая в конкурсе исландская группа «Хатари» (которая сама себя позиционирует как коллектив играющих в стиле техно садомазохистских антикапиталистических панков) тоже не осталась в стороне — она и вовсе раскритиковала израильское правительство на чем свет стоит. Как на грех, накануне «больших репетиций» конкурса израильская «армия самообороны» и повстанцы в Газе обменялись отнюдь не дружественным огнем через границу, причем несколько человек было убитых и раненых. Угроза новых атак мрачной тенью нависла над столь важным культурным событием.
Впрочем, это не первый случай, когда конкурс Евровидения оказался в центре политических страстей. По сути, проведение «Евровидения» стало большой дискуссией о международных отношениях — только идет эта дискуссия под музыкальное сопровождение в стиле «Европоп». И если раньше главным политическим обвинением, поляризовавшим мнения вокруг «Евровидения», была цена мероприятия, то теперь причины стали совсем другие. Только в течение последних десяти лет телевизионные компании Армении, Грузии и России отказались от участия в конкурсах, проводившихся, соответственно, Азербайджаном, Россией и Украиной. Причиной была дипломатическая напряженность, а порой и прямой конфликт.
Есть и другая линия, по которой развивается политизация: конкурс стали выигрывать те артисты и те песни, которые несли в себе какой-то политический символизм. В 2014 году австрийская бородатая красотка Кончита Вурст сочетанием бороды с экзотическим женским обликом спровоцировала целое цунами дебатов по всей Европе о правах ЛГБТ-сообществ. В 2016 году украинский номер «1944» был посвещен «этнической чистке», в результате которой татары оказались «вычищенными» из Крыма. Песня вызвала обвинения в политизации в связи с произошедшей в 2014-м году аннексией Крыма со стороны Российской Федерации. Из-за этого песня могла восприниматься как намек. Ну, а песня израильтянки Барзилай «Игрушка» была явно вдохновлена радикальным движением за борьбу с мужскими приставаниями MeToo («И меня тоже»).
Хотя Европейский вещательный союз (EBU), вероятно, полон опасений по поводу того, как политика марает чистый бренд Eurovision (Евровидения), мои собственные исследования показывают: зрители с такой постановкой вопроса не согласны. На самом деле одна из причин, почему «Евровидение» сохранило популярность, — это как раз тот факт, что конкурс постоянно отражал политические и общественные перемены в Европе. Многим он видится своего рода барометром общественного мнения на континенте.
В этом году самой политизированной песней на «Евровидении» станет песня вышеупомянутой исландской группы Хатари (Hatari) «HateWillPrevail» («Ненависть победит»). Сценарий этого действа основан на ожидании нового апокалипсиса для старого света. Поскольку выборы в Европарламент последуют сразу после конкурса, боевой припев «ненавистников» (так расшифровывается название группы Hatari), обретает мощный символический подтекст: «Ненависть, ты победишь — Европе сердце ты пронзишь».
С этим открыто политическим припевом «Евровидение» может уловить сам дух, сам смысл нашего времени. Евровидению это, впрочем, уже не впервой удастся — опыт есть.
Дин Вулетич — специалист по истории современной Европы, историк из Венского университета и автор книги «Послевоенная Европа и конкурс песни «Евровидения»