Ухоженный и сверкающий чистотой центр города, памятник вождю одной из самых масштабных и одновременно кровавых революций в мировой истории, люди спешат на работу, гудят машины вечно спешащих автомобилистов. Всюду рекламные плакаты, сверкающие витрины магазинов и ресторанов. На первый взгляд — нормальная жизнь в нормальном городе, но лишь на первый, ведь это одно из немногих мест в мире, где все избегают телефонных разговоров. Если кто-то и берет в руки мобильный телефон, то только для того, чтобы на всякий случай сообщить близким, где он находится. Здесь массово исчезают люди: стенды с объявлениями заполнены фотографиями пропавших.
Это одна из причин, по которым здесь на улицах, в магазинах или в общественном транспорте избегают разговоров с незнакомцами: никогда не известно, на кого попадешь. С 23 до 5 — комендантский час. Люди начинают прятаться по домам уже после захода солнца. Когда темнеет, в городе становится пусто и очень опасно. Никто не гарантирует, что с вами ничего не случится. Улицы патрулируют вооруженные и чаще всего нетрезвые военные. После того как несколько лет назад здесь начали массово угонять автомобили, жители пересели на 30- и даже 40-летние автомобили. Отсюда можно уехать, но возвращаться будет уже некуда: если владелец оставляет квартиру больше, чем на месяц, недвижимость изымают и передают другим. Это не сценарий кинофильма, а Донецк в 2019 году, город, который пять лет назад стал столицей непризнанной Донецкой Народной Республики на востоке Украины.
Приезжие с востока
Наш собеседник живет в центре Донецка, с этим городом связаны несколько поколений его семьи. Он здесь родился, провел детство, учился в школе и университете. Он принадлежит к прослойке состоятельных украинцев или, скорее, считал себя ее частью до войны, которая прервала его карьеру. Та же судьба постигла многих талантливых людей, которым пришлось оставить свои родные края: одни отправились на заработки в Польшу, другие — в Россию, третьи переехали к родственникам на «большую землю», как называют Украину те, кто считает ее своей родиной.
Наш собеседник остался. Он пожелал сохранить анонимность, так что назовем его, допустим, популярным украинским именем Микола. В «республике» функционирует Министерство государственной безопасности, созданное по образцу советских репрессивных органов. Попасть в его руки не хочется никому.
«Здесь сложно встретить человека, который бы говорил правду. Это очень жестко наказывается и часто плохо заканчивается. Некоторое время назад за дискуссии можно было поплатиться жизнью, сейчас стало лучше: вас максимум жестоко изобьют, — рассказывает он. — Как я могу описать сегодняшнюю ситуацию? Это одно большое кладбище. В нашем городе всегда было много музыки, даже слишком много. Она звучала буквально всюду: в супермаркетах, магазинах, на рынках и автобусных остановках. Люди смеялись. В какой-то момент воцарилась абсолютная тишина.
Вначале я думал, что дело в войне, но в последние два года в центре города уже не стреляют (на окраинах выстрелы услышать еще можно), но музыка не вернулась. Когда едешь на автобусе по Донецку, кажется, что он везет тебя на похороны. Пассажиры не разговаривают друг с другом, потому что в принципе говорить им не о чем. Сложно требовать радости во время войны, но нельзя не заметить, что здесь царит отчаяние, оно отпечатано на лицах».
То, что происходит в последние пять лет в так называемых Донецкой и Луганской народных республиках называют российской оккупацией. Микола говорит, что еще пару лет назад российских военных можно было встретить, например, в очереди в магазине. На их форме не было опознавательных знаков, но, разговаривая друг с другом, они упоминали города, из которых приехали, свои семьи, которые их там ждут.
«Потом российским военным ограничили свободу передвижения. Они не отличались примерным поведением, случались инциденты, когда они в нетрезвом виде с оружием бродили по улицам. Сейчас город наводнили члены их семей, приехавшие погостить, те вообще ведут себя, как хозяева, — рассказывает Микола. — Однажды, когда я ехал в трамвае, в вагон вбежали несколько женщин, начавших судорожно искать свободные места. Одна заняла сразу два и стала звать подругу: „Валя, свободно!" Одна из пассажирок, местная жительница, вслух удивилась, что донецкие трамваи вызывают столько эмоций. Женщина обернулась и бросила: „У нас в Рязани трамваев нет"».
С самого начала конфликта Москва утверждает, что идет гражданская война, а своих военных в Донбасс она не вводила. Российские СМИ, делая репортажи из этого региона, используют только определение «армия ДНР и ЛНР». В Донецке действительно можно часто встретить пропагандистские плакаты с призывом вступить в ряды «народной армии». Микола говорит, что там, (правда, недолго) служили двое его соседей: «Я стараюсь избегать разговоров с ними, это такой тип людей, которых лучше обходить стороной. Насколько я знаю, им не заплатили обещанных денег. Еще они рассказывали, что провели несколько недель в России на полигонах под Москвой и Ростовом, где их тренировали. Эти тренировки, как они говорят, их доконали: там учили, например, как терпеть боль, заставляя держать руку над огнем. Не знаю, правда ли это, или они все выдумали, чтобы казаться круче. Парни в „народную армию" не слишком рвутся, а предпочитают сбежать на заработки в Россию. Так выглядит наша гражданская война».
Как на закате СССР
До войны Донбасс был самым развитым в промышленном отношении регионом Украины. Доля продуктов и услуг из Донецкой и Луганской областей в 2013 году благодаря угольным шахтам и крупным металлургическим заводам составляла в украинском экспорте 25%. Размер средней зарплаты в Донецке доходил до 4 200 гривен, то есть 520 долларов. Больше зарабатывали только в Киеве.
В 2015, то есть спустя год после того как начали звучать артиллерийские залпы, в Донбассе закрылось примерно 60% промышленных предприятий, а более половины трудоспособных граждан лишились дохода. Компании, которые выжили, но не захотели переходить на сторону «народных республик», национализировали в 2017 году. Платежным средством стали российские рубли: работники бюджетного сектора получают зарплату именно в них. Откуда эти деньги, легко догадаться. Москва, однако, не склонна к расточительности. «Один мой хороший приятель — врач. Им даже запретили говорить, сколько они на самом деле получают. Он работает на полторы ставки, а платят ему всего 6 тысяч рублей, поэтому он берет ночные дежурства. У него уже начались проблемы со здоровьем. Вы можете себе представить, как это не спать трое суток? Из-за этого скорой помощи приходится ждать больше часа, если она вообще приезжает. Многие врачи подрабатывают на „большой земле"», — рассказывает Микола.
На местном металлургическом комбинате зарплата выше (15 тысяч рублей), но там человека ждет изнурительный многочасовой труд. Наш собеседник, правда, говорит, что часть месяца предприятие простаивает, а людей отправляют в неоплачиваемый отпуск: «Тогда повезет, если выплатят хотя бы 5 тысяч рублей».
На территории, которые в Киеве считают «временно оккупированными», украинские товары не поступают. Часть продуктов питания производят немногочисленные местные фабрики, часть приезжает из России. Наш собеседник говорит, что дефицит напоминает о временах позднего СССР. Вопросом о качестве товаров лучше даже не задаваться.
«Недавно я спросил в магазине, какая дата хранения указана на сыре. „Вы смеетесь? Он приезжает сюда без даты, и хорошо, что вообще приезжает". Все это делается нелегально, ведь российские заводы не могут выставить счет местным предприятиям торговли. Так что качества никто не требует, — объясняет Микола. — Я хотел купить на Пасху относительно приличное мясо, так что мне пришлось ехать на окраину города и час стоять в очереди. Людям не до капризов, они радуются, если на прилавке есть масло. Если вы помните коммунистические магазины, вы знаете, как в них все „доставали". Продавщица говорит, что у нее ничего сегодня для вас нет, но предлагает зайти к ней домой. В магазинах лежит несвежая российская курятина, которую отказываются есть даже кошки».
Вот уже пять лет Украина не контролирует более 400 километров своей восточной границы. На линии фронта появилась своя неофициальная граница, пересечь которую можно только в обозначенных местах. С одной стороны ее охраняют солдаты из ДНР, с другой — военнослужащие из украинской армии. Процесс въезда на «большую землю» может занять больше десяти часов. Это серьезное испытание в первую очередь для пенсионеров, которым приходится ездить за пенсиями, ведь в 2004 году Украина запретила проведение любых финансовых операций с востоком.
«С так называемой украинской стороны процедуры занимают минут 20, а с этой делают все возможное, чтобы осложнить людям жизнь. Недавно я провел на границе десять часов. Ситуации, в которые можно попасть во время такой поездки, сложно описать словами, — рассказывает Микола. — Война превращает людей в животных, общество морально деградирует. Когда, возвращаясь в Донецк, минуешь украинский пост, попадаешь в так называемую нейтральную зону. Автобуса, который перевезет на другую сторону, можно ждать несколько часов. Когда он появляется на горизонте, все, толкая друг друга, бегом бросаются к нему, чтобы быстрее занять место. Если бы людям позволили, они залезли бы на крышу. Недавно две женщины лет 80 упали, поднимаясь по ступенькам в автобус. Пьяный молодой водитель вышел, нагрубил им и затолкал в салон. „У меня сюда еще три человека влезут". Три человека — это триста рублей. За пассажирок никто не заступился. Возвращаясь с „большой земли" я думал только о том, когда я отправлюсь туда в следующий раз, когда уеду из этого кошмара. Страшно жить, осознавая, что нормальной жизни уже никогда не будет».
Паспорт каждому
Микола не может покинуть Донецк: у него там несколько квартир, он боится лишиться своего имущества. Он рассказывает, что однажды отсутствовал несколько недель, а когда приехал обратно, обнаружил у себя дома женщину из жилищного управления: «Увидев меня, она взяла телефон, позвонила кому-то и сообщила, что владелец вернулся, так что никого присылать не нужно. Когда кто-то переезжает на „большую землю", ему приходится считаться с тем, что у него все отберут. Некоторые специально показываются раз в месяц, делая вид, что продолжают здесь жить».
«Это неправда, ажиотажа нет. В первую очередь акция нацелена на молодых людей, оканчивающих школу, и студентов. Их склоняют получить паспорт, а родители успокаивают себя, что он даст им перспективы, что их дети уедут, найдут в России хорошо оплачиваемую работу, ведь здесь полная катастрофа. Однако любой думающий человек понимает, что эта бумажка ничего не даст. Какая там будет указана прописка? В российском паспорте это необходимый элемент. У меня нет приятеля в Ростове, как у Януковича, который может меня зарегистрировать, — говорит Микола. — Из исследований московских социологов и психологов следует, что люди в Донбассе чувствуют себя изолированными, брошенными, поэтому Путин решил раздать паспорта, надеясь отвлечь их внимание от проблем».
Российское министерство внутренних дел сообщило недавно, что на территории Донецкой и Луганской народных республик был проведен опрос. Его полные результаты не оглашались, появилась лишь информация, что 86% жителей региона (а их может быть около четырех миллионов) хотят получить российское гражданство.
Донецкие и луганские сепаратисты собирают заявления и отвозят их в Россию. Рассмотрением документов занимаются в Ростове-на-Дону, процедура должна занять два месяца, так что скоро число российских граждан на Украине начнет увеличиваться. Среди них будет глава не признанной ни одним государством мира Донецкой народной республики Денис Пушилин, фамилия которого находится в «черном списке» ЕС и США.
«Я гражданин ДНР, поэтому я буду подавать документы на получение российского гражданства», — рассказал он нам. Пушилин убежден, что решение Кремля не идет вразрез с Минскими соглашениями, а их судьба находится в руках «исключительно нового президента Зеленского». Глава ДНР, который обвиняет во всех проблемах Донбасса «отвернувшиеся от региона» киевские власти, восхищается «гуманитарной акцией» Владимира Путина и говорит, что большинство жителей Донецка и Луганска рассчитывают на присоединение к восточному соседу.
«Не секрет, что наши граждане с надеждой смотрят на Россию», — отмечает он, добавляя, что зарплаты и пособия выплачиваются в Донбассе регулярно, а «экономика восстанавливается и начинает оживать». «Наш уголь идет на продажу в Россию, а сейчас попадает через нее в Европу, в том числе в Польшу. Также мы поставляем его на Ближний Восток», — открыто признает Пушилин. Наша пресса уже неоднократно писала об этом механизме, который использовали (а, возможно, продолжают использовать) частные польские компании.
До войны Пушилин был известным в Донецке человеком и даже региональным руководителем возрожденной российской финансовой пирамиды МММ, которая в 1990-е годы разорила миллионы россиян и жителей других постсоветских государств. В сети можно найти множество роликов, в которых он призывает вкладывать деньги в МММ, уверяя, что пирамида «дает свободу выбора». Сейчас Пушилин не вспоминает о прошлом и уверяет, что все, рассказанное нам Миколой, — это ложь.