Когда в пятницу на экраны кинотеатров выйдет новая киноадаптация классического диснеевского мультфильм «Аладдин» (Aladdin), это будет лишь очередным шагом в очень долгой истории этой сказки — с удивительным началом. История о чудесном превращении бедняка в богача, в которой уличный мальчишка по имени Аладдин просит джинна из лампы сделать его принцем — это плод фантазии. И все же, по словам некоторых ученых, вполне возможно, что главный персонаж в какой-то степени «списан» с реального человека.
Ученые изучили происхождение сказки об Аладдине. И вот что, по их словам, мы об этом знаем и чего не знаем:
Сколько лет первоначальному сюжету сказки об Аладдине?
В прошлом появление рассказа об Аладдине зачастую ставили в заслугу Антуану Галлану (Antoine Galland), ученому и дипломату XVII века, который был секретарем французского посла в Константинополе. Он работал над созданием «Восточной библиотеки» (Bibliothèque Orientale), научной энциклопедии на французском языке, которая, наверное, была хорошо известна всем, кто в те времена занимался работой, связанной с Ближним Востоком. И, что немаловажно, он был первым европейским переводчиком арабских сказок «Тысяча и одна ночь» (Les mille et une nuits: Contes Arabes).
По словам профессора Мухсина Аль-Мусави (Muhsin J. al-Musawi), эксперта по этим сказкам, преподавателя арабского языка и сравнительных исследований из Колумбийскго университета, сказки «Тысяча и одна ночь» появились в виде серии переводов неполной рукописи средневекового арабского сборника рассказов, который датируется концом XIV века. С 1704 по 1706 годы Галлан опубликовал семь томов, в которые вошли около 40 сказок, что по хронологии повествования соответствовало 282 ночам из 1000.
Но, хотя эти сказки были написаны в средние века, не исключено, что сказка об Алладине была написана позднее. Ученые не нашли рукописной версии этой сказки, предшествовавшей тексту перевода, который Галлан опубликовал в 1712 году. В своем дневнике он написал, что впервые услышал эту историю восьмого мая 1709 года от сирийского рассказчика из Алеппо по имени Ханна Дияб (Hanna Diyab).
К 1709 году Галлан перевел все сказки из оригинальной неполной рукописи, с которой работал, и пытался найти остальные. «Когда у Галлана закончились сказки из его арабской рукописи „Ночей″, его издатель опубликовал [в 1709 году] восьмой том, включив в него сказки из турецкого сборника в угоду читателям, которые требовали продолжения, — говорит Пауло Лемос Орта (Paulo Lemos Horta). — Это возмутило Галлана, и он начал поиски сказок, которые можно было бы включить в следующие тома».
Возможно, в поисках новых «зацепок» Галлан отправился в квартиру своего друга и конкурента Поля Люка (Paul Lucas), «расхитителя гробниц», который постоянно ездил из Парижа на Ближний Восток и обратно, привозя оттуда Людовику XIV драгоценности и другие драгоценные предметы, к которым тот питал страсть. Квартира Люка, заполненная его коллекциями, сама по себе стала достопримечательностью. И именно там 25 марта 1709 года Галлан впервые встретил Дияба, который сопровождал Люка в поездках в качестве спутника и переводчика.
Когда Галлан спросил Дияба, знает ли тот какие-нибудь сказки из «Тысячи и одной ночи», молодой сириец ответил, что знает. За несколько встреч с глазу на глаз Дияб рассказал Галлану сказку об Аладдине, а также другие известные теперь сказки, такие как «Али-Баба и сорок разбойников» (Ali Baba and the Forty Thieves). Эти сказки вошли в новые тома (с девятого по одиннадцатый) перевода «Тысячи и одной ночи», который Галлан закончил в 1717 году.
Ученым давно известно, что сказку об Аладдине Галлану рассказал Дияб, но они не знают, где именно ее услышал сам Дияб.
«Мы не знаем, придумал ли Дияб сказку сам, объединив в ней то, что слышал от других рассказчиков (в Алеппо или во время путешествия через Средиземное море в Париж), или же он услышал всю сказку в этом виде и записал ее. Или он нашел теперь уже потерянную рукопись сказки и передал ее Галлану», — говорит Орта, автор книги «Чудесные разбойники: неизвестные авторы „Тысяча и одной ночи″» (Marvellous Thieves: Secret Authors of the Arabian Nights). Он редактировал опубликованную в 2018 году новую книгу Ясмин Сил (Yasmine Seale) «Аладдин», которая представляет собой перевод на английский язык сказки, написанной Галланом.
Где происходят действия, описанные в сказке «Аладдин»?
В сказке об Аладдине ученые увидели описание разных мест. В последней экранизации дворец султана по архитектуре похож на бирманский храм. В сказке «Алладин», текст которой написал Галлан, действие явно происходит
в Китае, но мир, который в ней описан, совсем не соответствует месту реальных событий. «Герои живут в обществе, в котором действуют мусульманские обычаи, — говорит Орта. — Сам факт появления джинна из лампы означает, что рассказ полностью арабизирован, написан в соответствии с реалиями арабского мира» (мифология, связанная с джиннами, имеет свою долгую историю).
Арафат Раззак (Arafat Razzaque), научный сотрудник Центра исламских исследований Кембриджского университета, отмечает, что в ранних арабских повествованиях, в которых говорилось о какой-нибудь далекой экзотической стране, часто фигурировал Китай. В ранних британских описаниях событий из сказки об Аладдине — в выступлениях театра пантомимы и викторианских иллюстрированных текстах — также присутствовали китайские мотивы, что отражало увлечение британцев этим регионом примерно в то время, когда британцы вели там опиумные войны.
Действие в музыкальном мультфильме Диснея 1992 года по первоначальному замыслу должно было происходить в Багдаде, столице Ирака, но из-за происходивших в стране событий создатели фильма были вынуждены изменить свои планы. Один из режиссеров этого фильма Джон Маскер (John Musker) объяснил: «Сначала мы планировали, что действия будут происходить в Багдаде, но потом началась война в Персидском заливе — первая война в Заливе. Рой Дисней (Roy Disney) сказал: „Это не может происходить в Багдаде″. Тогда я переставил буквы в произвольном порядке и придумал Аграбу. Мы придумали несколько вариантов». Он также опроверг слухи о том, что Аграба — это «постапокалиптический, футуристический город, или город, существовавший в какое-то другое время».
Есть ли у Аладдина реальный прототип?
Несмотря на то, что в рассказе присутствуют некоторые нереальные, воображаемые детали, ученые сегодня считают, что приключения главного героя вполне могут быть основаны на реальных событиях, происходивших с реальным человеком. «Сейчас проводится много новых исследований с тем, чтобы выяснить, существовал ли человек, который был прототипом Аладдина», — говорит Раззак.
И теперь многие ученые думают, что этим человеком мог быть сам Дияб.
Хотя Галлан в опубликованных им переводах сказок «Тысячи и одной ночи» никогда не упоминал Дияба, Дияб и сам кое-что написал — путевые заметки, написанный в середине XVIII века. В нем он вспоминает, как рассказывал Галлану историю об Аладдине. Историк Жером Лентен (Jérôme Lentin) нашел этот документ в библиотеке Ватикана в 1993 году, но до недавнего времени о нем почти никто не знал. В 2015 году Лентен и его коллега-историк Бернар Хейбергер (Bernard Heyberger) опубликовали дневник в переводе на французский перевод Поля Фахме-Тьерри (Paule Fahmé-Thiéry), а в 2020 году должен выйти новый английский перевод этих путевых записок и анализ текста Элиаса Муханны (Elias Muhanna) и Йоханнеса Штефана (Johannes Stephan).
В этих записках Дияб описывает свое трудное детство и строгое воспитание и то, как он восхищался роскошью и вычурностью Версаля. То, как он описывал свои впечатления, очень похоже на описание роскошного дворца, которые оказались в тексте сказки об Аладдине Галлана. С учетом этого, Орта считает, что «Аладдин, возможно, был молодым арабским маронитом из Алеппо, восхищавшимся драгоценностями и богатствами Версаля».
Эта гипотеза имеет огромное значение в понимании истории этого сюжета. На протяжении 300 лет ученые считали, что этот об Аладдине, превратившемся из бедняка в богача, возможно, навеяна сюжетами французских сказок, которые появились примерно в то же время. Или что этот рассказ был придуман в XVIII веке как «побочный результат» на фоне увлечения ориентализмом, широко распространенного в то время среди французов, восхищавшихся стереотипными экзотическими ближневосточными предметами роскоши. Гипотеза, согласно которой, Дияб сочинил рассказ на основе реальных событий своей собственной жизни, впечатлениях человека с Ближнего Востока, оказавшегося во Франции (а не наоборот), в корне все меняет.
«Признание того, что сказка об Аладдине — это не просто фантазия 60-летнего французского ученого и переводчика, а рассказ, появившийся благодаря умению рассказывать и ярким впечатлениям 20-летнего путешественника из Алеппо, невероятным образом меняет наше представление о том, откуда взялась эта история, — говорит Орта. — У Дияба были все возможности объединить в одно целое реалии существовавших параллельно Востока и Запада, сочетая традиции повествования своей родины со своими юношескими наблюдениями за чудесами Франции XVIII века».
В своих путевых заметках Дияб рассказывает, как Люка представил его при дворе Людовика XIV в Версале как своего рода диковинку. «Люка настоял на том, чтобы Дияб оделся в соответствии с тем, как обычно одеваются на Востоке — длинный кафтан, широкие штаны, платок из дамасской ткани, красивый расшитый пояс, серебряный кинжал и меховая шапка из Каира, — рассказывает Орта. — Дияба также попросили привезти в подарок „султану Франции″ клетку с двумя тушканчиками [грызунами, живущими в пустыне]».'
«Сам Дияб был скромного происхождения и мечтал разбогатеть, что и произошло в сказке об Алладине, — говорит Орта. — Он хотел иметь лавку на рынке, и в сказке об Аладдине волшебник под видом дяди Аладдина обещает устроить его торговцем тканями, чтобы он мог жить как господин. Подростком Дияб был учеником в одной из важных семей торговцев в Леванте, но его выгнали, положив конец его надеждам на успех в торговле тканями в Алеппо, которая приносила большую прибыль».
Дияб сбежал из дома и в один прекрасный момент встретил Поля Люка. Со временем Дияб вернулся в Алеппо после того, как Люка нарушил свое обещание устроить его на работу в библиотеку французского короля, где хранились арабские рукописи. Взрослому Диябу жить в Алеппо было легче чем в то время, когда он был подростком, а перепись показала, что у него один из самых больших домов в городе. «[Он] вернулся и разбогател», — говорит Орта.
Почему «Аладдина» столько раз переснимали?
По мнению ученых, изучающих эту сказку, ее повествовательная драма — не единственная причина, по которой рассказчики постоянно ищут повод вновь и вновь возвращаться к «Аладдину».
В сказке рассказывается не только об «истории Франции и Ближнего Востока, но и о жителях Ближнего Востока, приезжающих в Париж, а это, как выразился Орта, «соответствует нашей сегодняшней жизни». Когда Дияб рассказывал Галлану историю Аладдина, зимой и весной 1708-1709 годов проходили бунты из-за нехватки продовольствия, и Дияб, в отличие Галлана, очень сочувствовал этим людям. Когда читаешь его заметки, чувствуется солидарность между арабами, которые были в то время в Париже. Вы приезжаете, не имея ничего, но вокруг есть люди, знакомые, которые друг другу помогают. В работах Галлана мало что говорит о том, что он был способен придумать такого персонажа, как Аладдин, испытывая к нему симпатию. А вот в путевых заметках Дияба чувствуется рассказчик, способный уловить особенности характера молодого главного героя, а распознавать все те случаи несправедливости и все возможности, которые могут изменить судьбу любого молодого искателя приключений».
Раззак добавляет: «То, как [появился рассказ об Аладдине], говорит об истории более сложных межкультурных отношений. Сирийцы преподавали арабский язык в Париже, в Риме. Алеппо был многонациональным городом, городом, где появились первые кофейни — культура яркого, живого рассказа».
И то, что все эти годы этот сюжет возрождали и переосмысливали, доказывает, что он затрагивает вечную тему, а не только ту идею, которая уходит корнями в историю некоторых стран.
«Аладдин» — одна из народных сказок «занимающая важное место в сознании постмодернистской, а также постиндустриальной и империалистической эпохи», говорит Аль-Мусави. «Режиссеры находят в ней что-то, что позволяет выдерживать условия „нового мирового порядка″ — необязательно принимать его, но преодолевать, пародировать, а также разоблачить его».