Пожарные, полицейские, префекты, железнодорожники… «Пуан» удалось получить доступ к слушаниям парламентской комиссии на тему «государственные службы и подъем радикализма».
Парламентская комиссия намеревается выпустить в ближайшее время взрывоопасный доклад на тему работы государственных служб в условиях подъема радикальных настроений. Пределы государственных возможностей, сферы риска, усиление коммунитаризма (идеология конца XX века, объединяющая моральный консерватизм и леволиберальную экономическую политику — прим. ред.) — все эти темы были внимательно рассмотрены депутатской группой под руководством Эрика Диара (Eric Diard, «Республиканцы») и Эрика Пуйя (Eric Poulliat, «Вперед, Республика»). Выводы будут опубликованы 26 июня, но нам уже известно, что они должны включать в себя расширение административного следствия в отношении профессий, которые занимаются молодежью и уязвимыми группами людей, так как это необходимо для приспособления к постоянно меняющейся угрозе.
«Пуан» удалось получить доступ к содержанию закрытых слушаний. Свидетельства высокопоставленных чиновников и работающих на местах сотрудников рисуют подробную картину подъема радикального исламизма во Франции. Хотя эти заявления выглядят зачастую предельно тревожными, надежда все еще есть: большинство государственных служб, судя по всему, осознают риски и отрицательную динамику. Как бы то ни было, не все направления в состоянии с равной эффективностью бороться с угрозой. «Сбор информации в тюремной среде становится эффективным, в сфере образования тоже наблюдается прогресс. Тем не менее в медицинской и больничной среде на этом пути возникают серьезные трудности», — объяснил депутатам высокопоставленный чиновник.
Свидетельства не погружаются в пессимизм, но все же говорят о некоторой неподготовленности части государственных служб. Так, один преподаватель и бывший военный описывает университет как «очень неподвижную и консервативную среду, которая совершенно не подготовлена к какой бы то ни было проблеме в сфере безопасности». Префект полиции Буш-дю-Рон Оливье де Мазьер (Olivier de Mazières), который стал «отцом» информационного досье для предотвращения распространения радикальных настроений террористического характера, считает, что «потенциально агрессивная радикализация рассеяна по всей территории, касается как государственного, так и частного сектора. В государственном секторе работу вести легче благодаря существованию иерархии и развитой сети агентов».
Хотя система обнаружения сейчас находится в более-менее функциональном режиме, административные и юридические меры в ответ на подобные сообщения вызывают удивление. Приспособлен ли укрепленный за последние годы законодательный арсенал к такой угрозе? Не всегда и не везде. Так, например, в государственном секторе существующие постановления не позволяют снять с должности сотрудника из-за его радикальных взглядов. По статистике, число сотрудников полиции, которые потенциально относятся к этой категории, очень мало (28 случаев на рассмотрении Генеральной инспекции национальной жандармерии и Генеральной инспекции национальной полиции). Для увольнения такого сотрудника необходимо использовать «смежные мотивы», такие как профессиональная небрежность. Бывший генеральный секретарь администрации Префектуры полиции Парижа привел парламентариям несколько случаев из своего опыта. В частности он упомянул полицейского, который распространял по интернету теории заговора и оскорбительные заявления в адрес государства и Франции: «Его было проще уволить за профессиональную небрежность, которая повлекла за собой ущерб для образа полиции». Другой пример: нештатный сотрудник поддерживал через своего брата контакты с джихадистским движением в Сирии. «Были очень подозрительные запросы, в частности на доступ к некоторым материалам. Увольнение прошло по другой статье: конфликт с третьим лицом в автомобиле».
Когда доказательств не хватает, увольнение становится непростой задачей. Мишель Дельпюэш (Michel Delpuech), префект полиции Парижа на момент слушаний, рассказал парламентариям о радикале среди сотрудников муниципальной полиции Сен-Сен-Дени. Этот человек работал с молодежью и, по мнению префекта, представлял «серьезную угрозу идеологического влияния». По этой причине его сняли с должности, но затем административный суд потребовал от полиции принять его обратно. Фотографии его связей и свидетельства очевидцев о том, что «ему нечего делать в полиции», были признаны неубедительными доказательствами.
Что говорит закон Савари?
Принятый 9 марта 2016 года закон Савари предоставляет транспортным предприятиям право провести с помощью спецслужб проверку сотрудников и претендентов на должность, чтобы убедиться, что они не относятся к группе риска. Эта практика для предприятий, которые имеют дело с повышенной террористической угрозой, сначала была отклонена Государственным советом на том основании, что ней не уточнялось то, что должно произойти с признанным опасным сотрудником. В конечном итоге меру утвердили постановлением в мае 2017 года.
Стоит ли создать закрытую систему, чтобы судьи могли получить доступ к сведениям территориальных спецслужб? По словам одного префекта, все это касается основополагающих ценностей… «Одни это понимают, другие нет. Судьи возьмут ответственность. В тот день, когда носильщик взорвет самолет, станет ясно, кто пытался этому помешать, а кто нет», — предупредил он, намекая на административные суды.
Сложности с тем, чтобы заставить прислушаться к себе, входят в число классических жалоб полицейских служб. Руководитель Центральной службы территориальной разведки рассказал парламентариям о дилемме ведомств, которые не могут представить в суде все доказательства, чтобы не поставить под угрозу источники: «Изначально, когда административные полицейские меры были редкостью, административный судья принимал все, что ему говорили. Проблем не возникало. После введения чрезвычайного положения административных полицейских мер стало намного больше, как и обращений. В результате административные судьи стали строже». Некоторые чиновники с завистью смотрят на то, что происходит по ту сторону Ла-Манша. «В Великобритании можно прийти в суд и представить ему все материалы, но защите будет передана лишь часть из них», — говорит участвовавший в слушаниях эксперт. Эта процедура не разглашает источники, но позволяет судье принять решение на основании всех материалов. Во Франции же от такого подхода отказываются во имя основополагающих свобод.
Тем не менее, если госслужбы считают риск слишком большим, они идут на хитрости с законодательством, как в процедурах увольнения, так и закрытия радикальных религиозных центров. Эксперт по разведке рассказал, как некоторые службы обращаются к мэрам, чтобы закрыть радикальные мечети: «У нас имеется набор инструментов, которые следует использовать прагматическим и оппортунистическим образом: если мы можем действовать через комиссию по безопасности или через отказ от продления аренды мэром, мы это делаем».
Хорошие планы
Для борьбы с радикальной идеологией было принято два плана под надзором премьер-министра: План действий против терроризма и Национальный план предотвращения радикализации (в нем прописано порядка 60 мер для переориентации превентивной политики).
Другим источником проблем становится набор сотрудников. Конкурсный прием на государственную службу гарантирует всем равные возможности, но может создать проблемы, когда возникает необходимость вычеркнуть какого-то претендента по непредусмотренным в документах причинам. «Если мы отказываем ему, хотя он прошел конкурс, чем это оправдать? Для этого нет юридических средств», — подчеркивает высокопоставленный чиновник. В результате государство оказывается в абсурдном положении, когда конкурсный отбор становится лучшим союзником радикалов: отстранить по такой статье можно лишь тех, кто работают на договорных началах… От таких проблем с набором страдает не только полиция. Президент Национальной ассоциации пожарных Франции Грегори Аллион (Grégory Allione) признал следующее: «Нам нужно продвинуться вперед в наборе: у пожарных Парижа и Марселя есть военный статус, что позволяет проводить проверки при принятии на службу. Тем не менее пожарные-волонтеры являются простыми гражданами, и проверке подлежит лишь их судимость, что ничего не говорит об их деятельности». Он не стал говорить о числе радикалов среди пожарных («по этому вопросу не проводилось никаких исследований»), но все же поделился своим опытом: «Думаю, там есть исламисты, потому что я сам сталкивался с этим как командир части. Тем не менее я не могу сказать вам, сколько их. У нас нет центральной организации, которая позволила бы ответить на этот вопрос».
В качестве примера один из его коллег рассказал о подозрительном случае радикализации, с которым ему довелось столкнуться: «Когда я назначил женщину начальником центра, и один из сотрудников отреагировал на это неадекватным образом. Он отказался отдавать ей честь, а затем взял больничный и потребовал перевода. Его заявление удовлетворили. Другой показательный пример — те, кто следуют посту на рамадан. На работе пожарного очень важно питаться, но радикалы полностью отказываются от пищи». Пожарные признают, что мало что могут сделать с таким поведением, а само определение радикального поведения остается довольно туманным. Как и многие их коллеги из госсектора, они говорят о недостатке инструментов и подготовки («все наши офицеры прошли Высшее национальное училище пожарных офицеров (…) и совершенно ничего не знают о прозелитизме и радикализме»), а также рассказывают о своем далеко не академическом подходе к решению возникающих трудностей. «В случае рамадана мы решаем это педагогическим образом. Я привел имама, который сказал ему, что он трактует Коран слишком ограниченным образом, и что он может питаться. Знаю, что появление священника в государственном ведомстве может шокировать, но это все, что у меня есть».
Таким образом, когда пожарные узнают о случаях радикальной исламизации, они действуют, исходя из здравого смысла. Бывает, что они заходят в квартиру нуждающегося в помощи человека и видят там флаги «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред). Иногда им запрещают прикасаться к женщине или даже заходить в комнату, где находятся женщины. Тогда им приходится вести переговоры. «Мы пытаемся убедить или же обращаемся к находящейся с нами женщине. Бывает, что запрещающий это человек меняет мнение, когда видит, что его жена потеряла сознание». Но что делать с такими сведениями? «Когда возникают признаки радикального поведения, сначала мы оказываем помощь, а потом стараемся передать информацию, — заявил Грегори Аллион парламентариям. — Но нужно, чтобы сотрудники были подготовлены к этому».
Пожарные представляют собой настоящий барометр французского общества: 80% их работы представляют собой экстренную помощь людям, и это позволяет им оценить разнообразие и сложность Франции. «Происходящее в стране в настоящий момент мы выявили уже давно на основании слабых сигналов в отношении государственной пожарной службы», — говорит полковник Аллион, отмечая рост числа случаев агрессивного поведения в их отношении. Он выделяет две угрозы, к которым следует отнестись со всей серьезностью: «Это радикализация в связи с исламизмом и политическими идеалами». Подготовительные занятия, которые проводят пожарные по всей территории страны, тоже позволяют выявить определенные сигналы. Так, 8 500 учеников 65 школ одного из восточных департаментов Франции прошли в 2018 году курсы оказания первой помощи. 2% из них отказались участвовать по религиозным соображениям (отказ прикасаться к женщине, мужчине, крови…). «Мы могли бы собирать такую информацию», — говорит участвовавший в слушаниях пожарный. «У нас не используются возможности пожарных по сбору сведений на всей территории страны», — отмечает его коллега.
Другой вызывающий вопросы момент касается проверки сотрудников по базе данных спецслужб. Как заявил депутатам генеральный секретарь национальной железнодорожной компании SNCF, «у нас много внутренних обращений. В то же время у нас нет никаких возможностей для проверки временных сотрудников и внешних подрядчиков. Это было бы полезным, потому что такие люди могут занимать ответственные должности или находиться на чувствительных объектах». Схожей позиции придерживается и глава Клуба директоров служб безопасности предприятий, организации, которая включает в себя более 150 больших предприятий и намеревается сотрудничать с местными и территориальными властями. Он поделился своим беспокойством с депутатами: «Мы будем принимать Чемпионат мира по регби в 2023 году и Олимпийские игры в 2024 году. Потребуется задействовать десятки тысяч сотрудников служб безопасности. Единственная проверка идет по картотеке В2: если они украли апельсин, их не возьмут. Если они находились под наблюдением спецслужб, проблем не возникнет. (…) Представьте, что во время Олимпиады охранники пропустят радикалов на стадион в ходе церемонии открытия…» По его мнению, при отсутствии решительных мер в ближайшее время недавно созданная Национальная административная следственная служба в сфере безопасности (SNEAS) просто не будет справляться: «Будут задействованы десятки тысяч сотрудников, а у службы нет средств, чтобы проверить всех этих людей».
Сеть парижского транспорта RATP передала SNEAS 5912 дел: 5608 получили положительную рекомендацию, 125 — отрицательную, а еще 179 в настоящий момент находятся на рассмотрении. Большая часть 125 отрицательных вердиктов касается претендентов на рабочее место.
Государственные организации теперь осознают опасность радикализма, однако внимание к коммунитаризму они проявляют по-разному. В RATP, где, по словам осведомленного источника, «после принятия на работу бороды могут стать длиннее», отказываются говорить о «радикализме». Тем не менее опрошенные представители организации признают, что им приходилось сталкиваться с коммунитаризмом некоторых сотрудников. По словам заместителя генерального директора Жана Агюльона (Jean Agulhon), нынешняя ситуация стала результатом политики RATP 20-летней давности: она заключалась в наборе «больших братьев» в качестве посредников или водителей автобусов, чтобы избежать нападений в неблагополучных районах. «Об этом говорили в наших пригородных центрах. Многие жаловались: «Я пришел сюда работать, чтобы избежать коммунитаризма, но сталкиваюсь с ним на работе». Поэтому мы изменили политику набора и стали намеренно направлять людей в другие центры, не те, которые находятся по их месту жительства». Хотя политика набора изменилась, некоторые факты, о которых говорил один из трех профсоюзов RATP, приводят в изумление. «До нас дошли сведения о тех, кто носят перчатки, чтобы не касаться денег, которые держала в руке женщина, — рассказал комиссии профсоюзный деятель. — Это не единичный случай, но и распространенной практикой это сложно назвать. Это множество изолированных случаев. В прошлом были водители, которые отказывались заступать на службу после женщины, но сейчас ничего подобного больше не слышно».
Молитва в помещениях государственных транспортных предприятий, судя по всему, является распространенной практикой, несмотря на отрицания их представителей. «Это касается не только водителей автобусов, — говорит профсоюзный деятель. — В автопарках бывают помещения, куда не пускают женщин, причем информация об этом поступала совсем недавно. Другая проблема сейчас заключается в том, что верующие мусульмане устраивают нападки на женщин, которые не следуют всем заветам веры. Так, один мой коллега отчитал во время рамадана сотрудницу, которая собиралась отправиться на Ибицу. Он заявил ей, что не соблюдать пост плохо, а развлекаться во время рамадана — еще хуже. После этого она оказалась в изоляции. Это сообщество устраивает изоляцию женщинам, которые не следуют его предписаниям. На предприятиях возникают вещи, о которых нужно говорить». Эти заявления контрастируют со словами главного уполномоченного по этике la RATP Патриса Обера (Patrice Obert): «Мы придерживаемся очень жесткой риторики, и сегодня у менеджеров больше уверенности и инструментов, чем было несколько лет назад. Кроме того, они держат под контролем ситуацию: при возникновении проблемы они сразу же принимают меры для скорейшего урегулирования дела».
Слушания также выявили разногласия между профсоюзами по этим вопросам. Например, UNSA (победитель последних профсоюзных выборов) и CFE (профсоюз руководства) придерживаются совершенно разных, даже противоположных позиций. Если одни профсоюзные деятели открыто говорят о «возникающих тут и там проявлениях коммунитаризма», другие возмущаются «дискриминационным» характером светских норм и представляют депутатам другую точку зрения: «Я работаю машинистом на севере Парижа чуть менее 18 лет (…). Рабочее сообщество существует, потому что мы росли в одних районах, у нас общие друзья. Именно поэтому мы и держимся вместе. Здесь нет религиозной составляющей. Сейчас идет рамадан. Если я прошу неделю отпуска, почему такая просьба недопустима? Возник какой-то психоз. Только от нас требуют нечто подобное под предлогом светского общества. Складывается впечатление, что эти светские нормы бьют точно по нам».
5 религиозных центров были закрыты за период с ноября 2017 года по ноябрь 2018 года.
Хотя риск террористических действий все еще существует, спецслужбы теперь начинают обращать внимание и на проявления коммунитаризма. Мечеть не является главным центром радикальной исламизации: этот процесс идет «в семье, по интернету, на занятиях спортом и в мечети, в убывающем порядке по значимости», считает префект полиции Буш-дю-Рон. Начальник Главного управления внутренней безопасности Николя Лерне (Nicolas Lerner) отмечает, что «религиозные центры не являются такими инкубаторами, какими могли бы быть, поскольку государственные власти дали себе средства для того, чтобы держать их под контролем, а религиозные деятели осознали свою роль. (…) Образовательная среда и, в целом, все, что касается формирования умов, требует бдительности». Вызывает опасения и расцвет коранических школ в кварталах, где ослабло влияние государственных служб. Сложно сказать, какие службы больше всего сталкиваются с подъемом радикальных настроений, но у Николя Лерне есть на этот счет предположение: «Думаю, что тюремная администрация больше всего сталкивается с этими явлениями в числовом выражении. Образованию и здравоохранению тоже приходится каждый день иметь дело с радикализмом или, по крайней мере, с людьми, которые своими заявлениями или поведением демонстрируют предпосылки к радикализму, выражая глупость, браваду или недоверие властям».
70 000 сообщений было получено по горячей линии Национального центра помощи и предотвращения радикализма. Подразделение по координации борьбы с терроризмом признало 8% из них действительными случаями радикализма.
Тенденция к самоизоляции по религиозным соображениям вызывает беспокойство спецслужб и властей, которые мало что могут сделать с такими явлениями. Заместитель мэра Эври-Куркурон Нажва эль-Аите (Najwa El Haïté) рассказала депутатам о том, как образовательные и спортивные инициативы (в частности в футболе) могут служить средством распространения религиозной идеологии. Она поделилась тем, что ей довелось увидеть, когда она как-то шла на встречу: «Я припарковалась и увидела множество машин. Закутанные в вуаль маленькие девочки шести-восьми лет шли в сопровождении отцов в кораническую школу, которую открыли в частной квартире. Их было полтора десятка». Она была поражена увиденным и решила зайти туда. Она пришла в сопровождении мужчины и заявила, что хочет взять уроки арабского. «В приемной мне сказали, что пришедший со мной мужчина не может взять эти уроки, потому что они только для женщин. Я узнала, что школа была создана ассоциацией и не имеет официальной аккредитации. После выхода азбуки равенства многих маленьких девочек забрали из государственных школ под тем предлогом, что та якобы распространяет гендерную теорию». Ее выводы звучат тревожно: «Я упрекала Мануэля Вальса (Manuel Valls) в том, что он перегибает палку в заявлениях об исламизме. Он предложил мне самой заняться этим вопросом, и я увидела, как все обстоит на самом деле. По счастью, большинство мусульман привержены республике. Тем не менее существует меньшинство, которое организуется активным и очень опасным образом». Государству же приходится как-то с этим справляться.