В 2012 году, накануне своего избрания на третий срок в качестве президента России после перерыва на посту премьер-министра, Владимир Путин принял на своей даче в Ново-Огарево шесть журналистов из западных изданий, среди которых был представитель французской газеты «Монд».
Во время этой встречи его спросили, почему в ходе избирательной кампании, которая подходила к концу, он систематически отказывался от формата телевизионных дебатов с другими кандидатами. Путин был искренне удивлен этим вопросом. «Почему я должен устраивать с ними дебаты? Я знаю их программы! — ответил он, прежде чем окончательно закрыть тему фразой — Дело не в дебатах, а в результате».
Таково мнение лидера огромной страны, который не понимает ни интеллектуальной ценности дебатов, ни борьбы политических идей. Он считает, что важна только власть, которой он обладает в течение двадцати лет. Дебаты имеют основополагающее значение в демократии; они помогают гражданам сделать свой выбор. Российский президент, видимо, не видит в них ничего полезного для своих регулярно голосующих соотечественников.
В этом интервью Владимир Путин излагает свое видение состояния мира, в котором, по его мнению, Россия вновь обрела свое величие после катастрофы распада СССР в 1991 году. На протяжении всего интервью мы понимаем, что в его глазах следствием этого вновь обретенного величия является провал «либеральной идеи», понимаемой в англосаксонском смысле этого термина, то есть ценностей, унаследованных от Просвещения. По его мнению, либеральная идея «изжила себя», потому что, поощряя мультикультурализм, открывая границы для мигрантов и придумывая кучу полов — «названия которых я даже не могу воспроизвести, я не знаю, что это такое» — эта идея пошла вразрез с интересами подавляющего большинства населения».
На следующий же день «Файнэншл таймс» опровергла «устаревание либерализма» — после того, как на нее обрушилась критика за то, что она не задала Путину вопросы об Украине или коррупции. И после саммита в Осаке, президент Европейского Совета Дональд Туск регулярно отрицает в Твиттере крах либеральной идеи. Тереза Мэй, исполняющая обязанности главы британского правительства, протестует из последних сил, на этот раз при поддержке Бориса Джонсона. Что касается Эммануэля Макрона, он рассказывает, что заявил Владимиру Путину «в самом начале» их переговоров о своем «категорическом несогласии» с этим высказыванием. «Нет ничего выше верховенства индивидуальных свобод, являющихся сущностью либеральной демократии», — заявил президент Франции.
Правда, в этом есть один очевидный нюанс: «Мы не можем не отметить тот факт, что одновременно с кризисом современного капитализма существует кризис демократической системы».
Но пусть демократы возьмут себя в руки! В разглагольствованиях Путина есть большой пробел. А где его собственная «великая идея»? Какая у него альтернатива «либеральной идее»?
Говоря в шутку о своем преемнике, он обещает, что в отличие от Соединенного Королевства, которое готовится к избранию премьер-министра той или иной партией, его преемник будет избран «тайным, всеобщим и прямым голосованием»: «мы — демократическая страна», — заключает он с улыбкой. Это его единственное упоминание.
На самом деле модель Владимира Путина определяется здесь как отрицание либеральной демократии: она реакционная. Статья его советника Владислава Суркова, опубликованная в феврале, предлагает более развернутое определение путинизма, но мы понимаем, что российский президент воздержался от его изложения «Файнэншл таймс», ведь от этой модели бросает в дрожь. Для Суркова она состоит из «думающих людей», которые «доверяют только верховному правителю». Он держится за эту доверительную связь, в то время как западная модель «культивирует недоверие и критику»; он также опирается на «незаменимую и решающую военную и полицейскую власть».
Сурков считает, что эта идеология уже «засела в мозгу» западных политиков. Возможно.
Но либеральная идея никогда не переставала владеть умами народов и развиваться. Она всегда совершенствовалась. Ни Путин, ни его советник не объясняют, почему, когда их граждане голосуют ногами, они, в основном, делают это в одном направлении, то есть в направлении из России на Запад, а не наоборот. Если какая-то страна в настоящее время и может претендовать на альтернативную модель, то это не Россия, а Китай, демонстрирующий то, как можно конкурировать в сфере технологических инноваций, при этом не допуская свободного распространения идей. Именно в этом заключается настоящий вызов либеральной идее, а не в ностальгии по традициям прошлого.