— Что будем делать? Армия противника разбита, но на мирные переговоры эти сволочи не идут!
— Так завоюем же их! Подомнем всю их страну!
— Дороговато. И народа положим порядком.
— А что, если затопить весь их флот?
— Рискованно. Они ведь и ответить могут…
— Слушайте, придумал!
— Ну-ка ну-ка.
— Начнем терроризировать мирное население, а всем скажем, что добиваемся мира. Тогда эти тыловые крысы разозлятся и сбросят правительство.
— Гениально!
— Лучше не придумаешь!
— Браво! На том и порешим!
Так ли Петр I совещался со своими адмиралами, готовясь летом 1719 года к десанту в шведский архипелаг, или нет, я не поручусь. Но 11 июля по всему побережью Руслагена зажглись сигнальные огни. На стокгольмские шхеры двинулась русская флотилия из 200 кораблей с 20 000 моряками и казаками на борту.
Грозного сопротивления они не встретили. Сухопутная шведская кампания против России закончилась катастрофой под Полтавой почти десять лет назад. Вся Финляндия — тогда еще часть Швеции — уже была оккупирована русскими. На войне погибла треть шведских мужчин, а в ноябре 1718 года в Норвегии пал сам король Карл XII.
Отразить нападение шведский флот не в состоянии. Для постройки новых военных кораблей нет ни гроша. После смерти Карла XII его зять, будущий король Фредрик I, раздал всю военную казну старшим офицерам в обмен на поддержку его притязаний на престол.
В лучшем случае, Швеция наскребла бы 8 000 солдат — это против 20 000 русских. Главнокомандующий вице-адмирал Таубе решил, что распылять войска по архипелагу опасно — они пригодятся для обороны столицы. Так и случилось 13 августа в битве при проливе Баггенстекет.
Но до этого русские галеры разорили все восточное побережье Швеции от Евле на севере до Норрчёпинга на юге.
Лето 1719 года выдалось сухим и теплым, и старые деревянные домики вспыхивали как пух. Исправно и добросовестно солдаты переходили от хутора к хутору. Они резали рыбацкие сети, разбивали печи, ломали плуги, жгли мосты, лодки, сараи и заборы. Скотину резали на месте или угоняли на галеры.
Русским солдатам было приказано не чинить вреда мирному населению и не осквернять церквей. У церковных ворот прибивались воззвания, где провозглашалось, что разрушения ведутся лишь оттого, что шведы отказались вести переговоры.
И это не были пустые слова: Петр Великий был готов заключить мир и вернуть Швеции Финляндию. Но вместе с эти русский царь хотел оставить себе Эстонию, чтобы шведы не могли перекрыть Финский залив и изолировать новую столицу России — Санкт-Петербург.
Шведы переговоры отчаянно затягивали. Их последней надежной был союз с Англией, Пруссией, Ганновером и Австрией — он бы заставил русских признать господство шведской державы над Северной Балтикой. Но из этого ничего не вышло.
На многих шхерах вам и сейчас укажут так называемые «русские печи» — простые каменные конструкции, на которых солдаты пекли лепешки. Сохранилось и немало рассказов, как женщины и дети повергли русских солдат в бегство, гремя кастрюлями и пугая их бревнами, раскрашенными под орудийные батареи. Еще одна часто повторяющаяся история — о том, как русские щадили хуторян, если те кормили их досыта и угощали самогоном.
Вероятно, обе легенды выдают желаемое за действительное — как впрочем и история, будто жители острова Ильсхольмен близ Норртелье затопили столько галер и перебили столько русских, что двухсотметровый пролив можно было перейти посуху. Говорили даже, что один островитянин со Свартлёги одним выстрелом из зверобойного ружья уложил шестерых русских. На деле же пока над островами клубился черный дым, военного противостояния стороны избегали.
Аккурат к трехсотлетней годовщине этих событий Гуннар Линд (Gunnar Lind) выпустил толстую книгу о разорениях — они повторялись каждый год вплоть до Ништадтского мира в 1721 году (подписан в шведском городе Нюстад, ныне финский Уусикаупунки, прим. перев.). Книга «Родное пепелище» подробно рассказывает о галерном десанте от Норртелье до Мёйя. Разрушительную кампанию в южной части Стокгольмского архипелага Линд собирается рассмотреть в следующей книге.
Повествование о том, как русские сжигают хутор за хутором и остров за островом, довольно однообразное, но Линд дополняет свой рассказ фактами из истории архипелага, начиная со средневековья: о лоцманском искусстве, охоте на тюленей и ловле рыбы на дальних шхерах, о поселенцах, крестьянах-единоличниках и знатных хозяевах, которые в свои островные владения и носа не совали.
Если царь Петр полагал, что гражданское население Швеции обвинит в русских бесчинствах собственное правительство, он глубоко заблуждался. Напротив того, террор на архипелаге заронил в шведской душе глубоко въевшуюся «русобоязнь», которая дает о себе знать и поныне.
Убеждение, будто террором можно заставить мирных жителей повернуть против собственного правительства, выжило сквозь века бомбежек и санкций — об этом писал еще Свен Линдквист (Sven Lindqvist) в книге 1999 года «Вот ты и умер». Казалось бы, этот опыт должен был научить военных, что простые люди не склонны покупаться на уверения в мирных намерениях, когда их морят голодом и жгут их дома.
Но, похоже, трудно не поддаться стратегии, при которой атакующее государство не рискует ни собственной территорией, ни солдатскими жизнями.