Мы не откроем большого секрета, если скажем, что российское государство активно инвестирует в своих «агентов влияния» в Европе и за её пределами. Заняты ли они формированием общественного мнения или политики, такие «агенты влияния» представляют огромную важность для российской стратегии «мягкой силы », которая «заключается в способности увлечь и убедить». Речь идет о стратегии времён Советского Союза, которую Владимир Путин, по собственному описанию, «офицер КГБ, чем и горжусь», с удовольствием продолжил, придя к власти два десятилетия назад. Понятно, что Россия инвестирует в стратегию «мягкой силы» в Европе, но как именно она это делает? На кого эта стратегия нацелена и зачем? Что в этой связи следует предпринять?
Скандал с участием сотрудника Федеральной прокуратуры Швейцарии Виктора К., которого Федеральный уголовный суд Швейцарии в городе Беллинцона признал виновным в получении взятки и в злоупотреблении служебным положением, возможно, и не возымел бы такого резонанса за пределами Швейцарии, если бы он не стал отголоском гораздо более широкой практики вмешательства России в европейскую политику. Я описываю ее тремя словами, тремя постулатами, лежащими в основе российской стратегии: сместить акцент, отрицать и дискредитировать.
Метод «смещения акцента» подразумевает принижение значения реально существующих проблем и замена их пусть и правдоподобной, но все-таки ложью. Вам говорят, ну, вы знаете, на свете всё относительно. При этом правдоподобная ложь сосуществует с правдой. Например, сейчас самой большой заботой российского политического истеблишмента является вопрос, насколько устойчив существующий режим в условиях внутренних перемен в стране, инициатором которых выступает, де, Запад? Поэтому в Москве убеждены, что политические перемены необходимо остановить любой ценой. И именно поэтому ставка там делается не только на армию, правоохранительные органы и спецслужбы, но и на развитие действенных инструментов пропаганды, направленной как на людей внутри страны, так и на потребителей за рубежом с целью придания политической системе России необходимой степени легитимности.
Однако у созданной в России государственной системы есть свои недостатки. Один из недостатков известен — это коррупция. В Москве задаются вопросом, сможет ли борьба с коррупцией стать движущим мотивом политических изменений в России? Вероятно, не может, ну, а вдруг? Чего не бывает! Поэтому российские политические начальники пытаются представлять коррупцию как нечто общепринятое, как нормальное явление. То есть в ответ на обвинения в коррупции из-за стен Кремля мы слышим, «ну да, у нас, может быть, и есть проявления коррупции, но и у вас, европейцев, её тоже хватает!» И вот уже речь идет уже о «коррумпированной Европе». Такое смещение акцентов, производимое как для отечественной, так и для иностранной аудитории, ведёт к возникновению эффекта «снижения» потенциала европейской политической культуры и релятивирования её институтов.
Отрицание — это еще один постулат этой стратегии. Его суть заключается в опровержении фактов. Например: никакого внешнего вмешательства в выборы в США не было, хотя на самом деле оно было. Россия не причастна к покушению на убийство с использованием отравляющих веществ в английском Солсбери, опять же, при том, что её причастность очевидна. Есть неопровержимые доказательства причастности российских властей к крушению пассажирского самолета малазийских авиалиний над Украиной, унесшего жизни 298 человек? Нет, вы все врёте!
И последний постулат — это дискредитация. Здесь речь идет о подрыве европейских институтов изнутри за счет оказания поддержки крайне правым и (как ни парадоксально это может показаться многим) крайне левым радикальным движениям, что ведет уже к расколу по основным вопросам среди европейских политических деятелей мейнстрима. Но почему же европейские крайне правые партии так любят Россию? Один из ответов заключается в том, что они, возможно, видят в Путине убежденного защитника культурного консерватизма, к какому бы его варианту они себя ни относили — австрийскому, венгерскому, греческому, фламандскому, британскому, итальянскому или французскому.
Путин использует антиамериканские и эгалитаристские, анти-элитарные нарративы и клише, которые сейчас особенно привлекательны, учитывая тот факт, что именно националистическая риторика является основным способом и форматом выражения идей, лежащих в основе правого консерватизма в целом. Конечно же, идеологические аспекты не исключают и материальной заинтересованности в получении российских денег или же личного, чисто субъективного восхищения Путиным как таковым.
Поддержка со стороны левых
Как показали результаты исследований, проведенных в нью-йоркском «Институте современной России» (Institute of Modern Russia, в 78% случаев крайне левые фракции Европарламента выступали в поддержку прокремлевских решений по Украине и Сирии. На более низком уровне присутствие левых партий из Германии и Польши на выборах в Крыму, Донецке и Луганске де-факто узаконило пропагандистский тезис о том, что европейцы, де, поддерживают выборные процессы в сепаратистских регионах Украины. Но почему представители левых радикальных партий Европы также поддерживают Путина? Один из возможных ответов заключается в привлекательности для них идеи морального превосходства.
Как утверждают россияне, Запад провоцирует конфликты на территории республик бывшего Советского Союза (например, в Грузии, в Украине), в то время как Россия выступает, де, в интересах сохранения их нейтралитета. По той же логике именно Запад стоит за всеми революциями и переворотами (на постсоветском пространстве), тогда как Россия выступает в качестве контрреволюционной силы в защиту «законных правительств» (например, в Сирии или в Украине Януковича). А как же тогда насчет вторжения России в Грузию и в Украину или же что там по поводу воздушных атак на гражданское население в Сирии? Но нюансы здесь, покуда успешно действуют три упомянутых постулата стратегии Путина, полностью утрачивают свою релевантность.
Стратегия противодействия
Что росту эффективности российской стратегии воздействия на сферу европейской политики может противопоставить сама Европа? Одним из вариантов является изучение того, как результаты применения этой стратегии проявляются в соседних с Россией странах (например, в Грузии и в Украине) и учёт затем полученных знаний в ходе формирования рамочных условий совершенствования политических структур и институтов Европы. Соответственно, весьма эффективным может стать усиление внимания на политическом уровне к подходам, например, стран Балтии к процессу противодействия российской стратегии дезинформации.
Еще в 2017 году Владимир Путин сообщил о том, что Россия весьма серьёзно относится к развитию технологий искусственного интеллекта (ИИ). Пока неизвестно, сможет Москва использовать ИИ в качестве эффективного инструмента в руках российской «мягкой силы», функционирующей на основе указанных трёх постулатов. Тем не менее, первым шагом на пути в правильном направлении было бы признать, что успех европейской политики Путина является не только и не столько итогом упорной реализации каких-то особых амбиций России, сколько результатом беспринципности и продажности европейских политиков и их партий.
Торнике Метревели (Tornike Metreveli), научный сотрудник Школы гуманитарных и социальных наук при Университете г. Санкт-Галлен.