Где арабы? Это риторический вопрос — в нем нет просьбы о помощи, бессильной гордости или попытки спастись. Этот вопрос не имеет смысла с тех пор, как исчезли арабы. Просто любопытно, где теперь арабы? Совсем недавно они были вовлечены в конфликт с Израилем, омраченный сотнями ошибок. Но еще тогда они активно участвовали в арабо-израильском противостоянии, еще тогда они существовали. Сегодня же это не арабо-израильский, а ирано-израильский конфликт, в котором Соединенные Штаты играют роль не совсем честного арбитра, предвзятость которого тоже уже не та.
Так где же они? Где они как «государства»? Хотя этот термин не совсем подходит. Как можно назвать государством «карточный домик»?! Нас интересуют не арабы в целом, а народы по отдельности: иракцы, сирийцы, саудовцы, йеменцы и особенно палестинцы, которые изначально участвовали в арабо-израильском конфликте. Роль «карточных домиков» — вот их единственная динамика. Пока Иран продвигает инициативу за инициативой, совершает атаку за атакой, Израиль на них отвечает, а арабские государства все это принимают. Так как их ещё назвать? С одной стороны, они являются опорой Ирана среди арабов, их отравленным мечом, лидерами ополчений, дислоцированных в зонах его влияния.
Мощь этих ополчений достигла уровня армий, развернутых тут и там, миссия которых состоит в том, чтобы уничтожить политические образования и насильно (либо мирно) присоединить их к Ирану.
Когда мы говорим арабские отряды, имеем в виду ливанские, иракские, йеменские и другие. Откровенно говоря, они сговорились по приказу верховного лидера Ирана и его правой руки — Корпуса стражей исламской революции.
Так где арабы? Самыми мощными были баасистские режимы, верившие в арабизм и разрушенные по воле их опекунов с согласия Ирана, России и Америки. Эти режимы не имели собственной воли или названия, если учесть географию. Арабскими их можно назвать только в десятую очередь. Другие режимы можно назвать арабскими еще в меньшей степени, если это вообще возможно. Они являются прямым или косвенным продолжением Запада и существуют лишь формально. Если говорить о суннитских государствах, то они не арабские вовсе. Такое определение может быть приемлемо разве что при встречах на высшем уровне, на конференциях различных ведомств, которые все ещё функционируют, получают финансирование и принимают решения. Однако «арабский характер» этих решений давно исчез. Никто не воспринимает их всерьёз, поскольку арабизм сохранился только в целях пропаганды.
А теперь выскажемся по поводу «арабских» народов. Где эти народы? Хорошо, оставим в покое народы Алжира, Судана или народ Туниса. Где остальные? Ливанцы бегут, куда глаза глядят, бросают свои дома, измученные мытарствами до глубины души? Где сирийцы — герои нашего времени? Где иракцы, разрозненные Ираном, Америкой и ИГИЛ (запрещена в РФ — прим. ред.)? Где йеменцы, разрывающиеся между хуситами и силами международной коалиции? Ливийцы рассеяны с запада на восток и разделены на племена и поселения. Египтянами управляли и управляют военные без интеллекта и квалификации.
Почему Иран может создавать отряды, руками которых совершает серьезнейшие преступления, и может разрушать только формирующиеся арабские образования? Почему Иран имеет возможность подражать Израилю через 70 лет после его создания, вторгнувшись в самое сердце наших стран и создав свои поселения среди нас. Он действует подобно Израилю, и, возможно, превзойдет богатое сионистское воображение. Другими словами, его проникновение в арабский мир не ограничивается Палестиной, которая полностью захвачена. Иран строит свои казармы по всему Ближнему Востоку, а остальное ни для кого не секрет.
Кто такие сегодняшние арабы? Кто мы как арабы, утратившие жизнь, полную инициатив, решений, проектов, пусть не всегда успешных? Кем мы стали, после того как присоединились к рядам «неизвестных»?
Из нашего прошлого теперь мы можем извлечь единство дат, вспомнить об общей цивилизации, общих флагах, подвигах, целях. Однако нельзя оставаться арабами на основании прошлого, которое, без сомнения, должно быть пересмотрено. Время истощает прошлое, лишает его энергии и превращает в ритуалы. Поскольку идентичность не должна определяться исключительно на основании прошлого, вы всегда найдёте того, кто лишит его жизненной силы и превратит в «карточный домик», как это делают сейчас все религиозные фундаменталисты, шиитские и суннитские. Знакомство с прошлым либо ослабляет идентичность, либо бросает ее пучину нервной мобилизации, убивающей арабизм и любую общность.
Быть может расчет на единство будущего? Может быть. Это то, на что намекнули арабские восстания, вспыхнувшие десять лет назад. Я имею в виду все арабские восстания, в том числе йеменское и бахрейнское. Арабизм вдруг снова проявился без какого-либо участия партий и уловок правительств. Это было похоже на духовное единство с общим нервом. Однако восстания ничего не дали. Арабизм вернулся в свою нору. Другими словами, мы больше не можем говорить об арабском единстве, кроме как о культурной его составляющей.
Что есть в этой культуре? Только язык. Арабский язык объединяет нас. Это драгоценное сокровище, историческое наследие. Однако следует признать, что мы абсолютно не осознаем ценность этого наследия, потому что мы сами долго уничтожали его, в некоторых случаях ослабляли его иммунитет, а в других поражали смертельной инфекцией. Это теплый, шумный язык, этот язык — наша память, полная страданий, ибо мы снова и снова игнорируем наш язык, отрицаем его.
Мы говорим на изящном арабском языке вперемежку с английскими фразами, как будто их произношение должно спасти арабов от их бесправия. Мы словно хвастаемся, что не знаем арабского. С помощью английского мы хотим отличиться от всех остальных. Это относится не только к обычным гражданам и их повседневному общению. Похожая ситуация присутствует на разного рода сделках, встречах и во время других контактов между теми, кто по сути является арабами, а также между ними и теми, кто не говорит на арабском языке. Это беда, напоминающая тяжелую болезнь, которая может погубить нас всех и то, что осталось от арабизма. К нашей внутренней вражде мы добавляем вражду с арабскими «соседями», тем самым ставя крест на судьбе «карточного домика», как смерть ставит крест на судьбах людей. А драгоценный, но такой дешёвый приз достанется тем, кто за него борется — Ирану и Израилю.