«Коран историков» представляет собой не только труд показательной и усердной научной работы, но и мирное оружие против тех, кто считают, что основополагающая книга ислама подлежит лишь буквальному прочтению как записанные слова Аллаха, как чистое божественное откровение, которое не подвластно анализу, исследованию и критике. «Фигаро» эксклюзивно публикует отрывки из этой работы.
1. Незнакомец Магомет
К сожалению, Коран дает нам очень мало сведений для воссоздания жизни Магомета и различных событий, которые связаны с его пророческой деятельностью. По сути, Коран — вырванная из истории книга. В отличие, например, от христианского Нового Завета, там не идет и речи о событиях из жизни Магомета или древней истории основанной им религиозной общины. Коран, скорее, объединяет фрагменты старейших библейских и арабских традиций с помощью фигуры Пророка, отрезая его от пространства и времени. Если опираться на один лишь Коран, можно вынести для себя, что его главный герой — Магомет, который жил в западной части Саудовской Аравии и был зол на своих современников, которые отказывались признавать в нем пророка. При этом нельзя сказать, что убежище находилось в Мекке, и что сам Магомет был родом из этого города. То, что он обосновался в Медине, тоже можно лишь предполагать.
2. Прочтение против течения
Коран — наше единственное окно в первый век ислама. Хотя он говорит лишь очень немногое о событиях из жизни Магомета и древней истории основанного им религиозного сообщества, он все же призван сохранить следы его учения. Коран является самым древним литературным мусульманским документом, даже единственным литературным документом первого века ислама. В этой связи он является ценным свидетелем для понимания религиозных верований Магомета так, как впоследствии они были истолкованы его самыми первыми учениками. Таким образом, Коран предоставляет наилучшую возможность приподнять завесу над происхождением ислама.
Если попытаться прочесть Коран независимо от традиционной риторики о происхождении ислама (а не в соответствии с ним), можно раскопать самый древний пласт мусульманской веры. Разумеется, это не означает систематическое толкование Корана вопреки утвердившейся традиции. Скорее, речь идет о применении методов библейских исследований для определения тех мест, в которых в кораническом тексте наблюдается напряжение по отношению к традиционной риторике о началах ислама, а также поиска параллельных аномалий в древней традиции, не согласующихся с формируемым дальнейшими рассказами образом. Пролив свет на все герменевтические расхождения между священным писанием и традицией, мы открываем пространство, которое потенциально указывает нам на другой ислам в самых его началах: быть может, это религиозное движение не так уж сильно отличалось от того, чем стало впоследствии, но у него все же были четко определенные черты.
3. Влияние восточного христианства
а) воззвание
На Востоке доминирует путаница между различными христианами, которых в Византии считали еретиками: по большей части, это были монофизиты и несторианцы. Все они оставили глубокий след на среде, в которой появился ислам. Так, если ограничиться всего двумя примерами, знаменитая фраза, которая вводит каждую суру Корана («Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного») примерно соответствует началу третьей литургии Нестора. Туда же уходит корнями и исламское признание веры («Свидетельствую, что нет иного Бога, кроме Аллаха»).
б) вуаль
Христианская «Дидаскалия» ходила в Саудовской Аравии до появления ислама и, вероятно, была знакома первой аудитории Корана. В частности, она предписывает женщинам покрывать голову и закрывать лицо на улице, а также не подводить глаза и опускать взгляд. Задача этих указаний — удержать сексуальное влечение в рамках установленного брачного круга.
«Дидаскалия» обращается лишь к женщинам, а Коран — еще и к мужчинам. В «Дидаскалии» красота верующей женщины предназначена исключительно для мужа, а Коран делает исключение для пяти групп. Тем не менее, как и «Дидаскалия», Коран стремится направлять сексуальное влечение и сделать его часть сферы брака. Помимо четких тематических параллелей между двумя книгами просматриваются и явные лингвистические параллели. Все они указывают на существование общей среды, которая говорит о знакомстве аудитории Корана с «Дидаскалией». Примерно как с древнеееврейской Библией и Талмудом, Коран меняет некоторые правила, чтобы адаптировать их к арабское среде.
в) пищевые запреты
Как гласят «Деяния святых апостолов», в I веке некоторые члены созданного Иисусом движения настаивали, что верующие язычники должны соблюдать закон Моисея, тогда как другие, в частности Петр и Павел, были не согласны с этим. Обе группы нашли компромисс. Они направили в Антиохию двух представителей с письмом о том, что верующие в Христа язычники должны воздержаться всего лишь от четырех вещей: мяса языческих жертвоприношений, крови, удавленных животных и безнравственности.
В 683-684 годах это обращение повторил в составленной на древнесирийском языке энциклике яковитский патриарх Антиохии Афанасий. Он напомнил верующим о словах апостолов, которые в частности предписывали языческим верующим держаться в стороне от блуда. Он добавил, что тем необходимо воздержаться от того, что было удавлено, от крови и от забитого по языческим обычаям скота, если они не хотят связаться с демонами и очернить собственный стол.
Коран (5:3-5) в свою очередь гласит следующее: «Вам запрещены мертвечина, кровь, мясо свиньи и то, над чем не было произнесено имя Аллаха (или что было зарезано не ради Аллаха), или было задушено, или забито до смерти, или подохло при падении, или заколото рогами или задрано хищником, если только вы не успеете зарезать его, и то, что зарезано на каменных жертвенниках (или для идолов), а также гадание по стрелам. Все это есть нечестие».
Хотя описание отличается от двух предыдущих текстов, Коран ставит перед верующими точно такие же запреты. Тематические и лингвистические параллели вновь указывают на существование общей юридической среды.
4. Манихейская модель
Недавно найденные в Верхнем Египте и Средней Азии археологические материалы указывают на то, что манихейство характеризовалось как «книжная религия», то есть поддерживало идею незыблемой сущности теологии. На таком основании, принятая манихейцами религия представляется основой нового сообщества, включающего в себя все нации, религии свершившейся истории. Значение этой формулировки подразумевает также в этой среде материальное распространение книг для миссионерской деятельности. С появлением этого течения господство писаний сопровождалось появлением множества самых разных текстов в непосредственном окружении основополагающего. Большинство из них были предназначены для внутреннего хождения, однако некоторые были направлены на политическое общество. Их целью, разумеется, были миссионерство и апологетика, однако мыслители и писатели были близки ко двору и государственной администрации.