Вредит ли сегрегация по этническому признаку самим иммигрантам?
Для так называемого «гетто» Мьёлнерпаркен (Mjolnerparken) выглядит довольно неплохо. В этом муниципальном жилом квартале Копенгагена есть ухоженные детские площадки, на которых полно резвящейся детворы и их сомалийско-датских и пакистанско-датских мам. Но там все запутано, как в лабиринте, и чужакам найти там человека может оказаться непросто, особенно если они собираются его убить.
Во время гангстерских войн, которые бушевали в Копенгагене осенью 2017 года, это случалось частенько. Как-то раз туда приехали на мотоциклах громилы из банды наркоторговцев «Лоял ту фамилиа» (буквально «Верные семье» — прим. редакции ИноСМИ), которые искали членов конкурирующей группировки «Брозэс» (Brothas, буквально — «Братухи», прим. редакции ИноСМИ). В итоге вместо них они застрелили двух полицейских в штатском.
Подобные бесчинства стали одним из катализаторов принятия датского «закона о гетто». Ларс Локке Расмуссен (Lars Lokke Rasmussen), тогдашний премьер-министр, приехал в Мьёлнерпаркен в марте 2018 года, чтобы обнародовать этот новый законодательный акт, согласно которому под определение «гетто» подпадали районы с высоким уровнем безработицы и преступности, в которых преобладают мигранты. Преступления в таких районах теперь предполагалось наказывать более сурово, а посещение детского сада становилось обязательным, чтобы там детям прививали датскую систему ценностей. Застройщиков муниципального жилого фонда обязали продавать некоторые квартиры более состоятельным из новоприбывших. Критики называли этот закон предвзятым, однако он был принят в том же году при поддержке партий слева и справа.
Датский закон о гетто отражает растущее недовольство европейцев районами, в которых преобладают группы этнических меньшинств. В 2018 году парламентский лидер правящей партии Нидерландов предложил принять в стране закон о гетто датского образца. Мэр бельгийского города Антверпена в прошлом году сравнил рост этнически обособленных общин в своем городе с разновидностью апартеида. Когда в этом году президент Франции Эммануэль Макрон отправился в общенациональный ознакомительный тур в ответ на протесты «желтых жилетов», чиновники бедных пригородов, жители которых в основном принадлежат к этническим меньшинствам, предупредили его, что они все сильнее становятся похожи на «гетто». От Осло до Милана разгневанные коренные жители жалуются, что такие районы перестали напоминать им страну, в которой они выросли.
Подобные жалобы можно услышать и в странах с более длительной историей иммиграции, таких как Америка, Великобритания и Канада. Но такие страны меньше беспокоятся о существовании кварталов с ярко выраженным этническим характером, даже если там царит нищета. Каждый мегаполис может похвастаться собственным китайским кварталом, а некоторые даже принимают особые меры по их защите. Америку беспокоят гетто, образованные по расовому признаку, но страна делает лишь робкие попытки их разрушить. Закон о справедливом решении жилищных вопросов (Fair Housing Act) 1968 года требовал от местных американских властей бороться с сегрегацией населения по месту жительства, но Ричард Никсон не стал проводить в жизнь так называемую «принудительную жилищную интеграцию». В 2015 году администрация Обамы разработала более смелый законопроект, но он был отложен при Дональде Трампе. Итак, у кого же дела обстоят лучше — у европейцев, сторонников государственного вмешательства, или у расслабленных англосаксов?
Датчане и другие европейцы выдвигают два возражения против гетто. Во-первых, само существование бедных иммигрантских районов подрывает общественную поддержку их щедрой системы социального обеспечения. Когда группам недостает сплоченности друг с другом, «тогда запросто можно начать испытывать недовольство от того, что платишь 45% налогов», — говорит Кааре Дибвад (Kaare Dybvad), социал-демократ, министр жилищного строительства, который вступил в должность после победы левых партий на всеобщих выборах в июне. Это утверждение трудно доказать или опровергнуть. Но второй его аргумент легче проверить — гетто наносят вред самим жителям, в частности, из-за того, что не дают им вырваться из нищеты.
В 15 районах, обозначенных как «запущенные гетто», есть серьезные проблемы. Чтобы району присвоили такое название, он должен соответствовать по меньшей мере двум из четырех условий: 40% жителей трудоспособного возраста должны не присутствовать на рынке труда и не иметь образования; доля жителей с судимостями по уголовным статьям должна быть как минимум втрое выше, чем в среднем по стране; доля людей без аттестата о среднем образовании должна превышать 60%; и, наконец, средний доход налогоплательщика должен составлять менее 55% от среднего по региону. Мало того (именно этот пункт закона — наиболее спорный), более половины населения должны составлять мигранты незападного происхождения.
Дания обозначает границы гетто не для того, чтобы иммигранты не расселялись за их пределами, — как это было в самых первых венецианских гетто эпохи Возрождения, призванных удерживать в своих границах евреев, — а для того, чтобы их вытеснить. В Мьёлнерпаркене планируется отремонтировать и продать достаточно квартир, чтобы довести долю субсидируемых квартир до уровня ниже 40%. Арендаторам, которые будут вынуждены уйти, помогут переехать в муниципальное жилье в кварталах, не считающихся гетто, по всему городу. Дворы Мьёлнерпаркена, напоминающие крепости, будут открыты, чтобы обеспечить больший приток в более благополучные прилегающие районы.
Такая смелая политика предполагает, что существуют неопровержимые доказательства вреда гетто. На самом же деле они весьма противоречивы. В 1920-х годах, после целой волны иммиграции в Америку, социологи из Чикагского университета утверждали, что этнические анклавы облегчают ассимиляцию. Иммигранты сначала селились в больших городах, опираясь на опыт и знакомства своих бывших соотечественников. На протяжении поколений они адаптировались к местной культуре и поднимались по экономической лестнице, смешиваясь с коренным населением.
Позже свое мнение высказали экономисты. В статье 1997 года «Гетто — это хорошо или плохо?» Дэвид Катлер (David Cutler) и Эдвард Глезер (Edward Glaeser) из Гарварда, отметили, что теоретически можно привести аргументы в пользу обеих точек зрения. С одной стороны, этнические анклавы ограничивают доступ их жителей к экономическим возможностям и культурным знаниям за пределами их этнических групп. С другой стороны, они дают вновь прибывшим мигрантам доступ к информации и знакомствам, которые есть у ранее прибывших, и могут подать им пример.
Существуют доказательства в поддержку обеих гипотез. В статье 2003 года экономисты Пер-Андерс Эдин (Per-Anders Edin), Питер Фредрикссон (Peter Fredriksson) и Олоф Аслунд (Olof Aslund) привели в пример натурный эксперимент, который был проведен в шведской политике в отношении беженцев. В 1985-91 годах, столкнувшись с нехваткой жилья в стране, правительство селило беженцев в любых муниципалитетах, в которых было место. Жизнь низкоквалифицированных мигрантов сразу налаживалась, когда они переезжали в этнические анклавы. На высококвалифицированных мигрантов это никак не повлияло. Возможно, низкоквалифицированные члены этнической группы могли быстро извлечь выгоду из контакта с членами этой группы с более высокой квалификацией — большую, чем они получили бы от того, что их забросили бы в преимущественно шведский район. Но высококвалифицированные представители этой же народности процветали бы в окружении шведов.
Г-н Катлера и г-н Глезер приходят в своем исследовании к другим результатам. Они обнаружили, что в Америке иммигранты с более высоким уровнем образования преуспевали в этнических анклавах. Их доходы были выше, их дети лучше успевали в школе по английскому языку. На этнические группы с более низким уровнем образования проживание с соотечественниками оказывало противоположный эффект. Временная агломерация в этнические анклавы, как в Швеции, может помочь иммигрантам в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе большинству, вероятно, будет лучше смешиваться с местным населением.
Это особенно верно для одной группы, давно осевшей в Америке. Когда американцы говорят о гетто, они часто имеют в виду бедные, криминальные афроамериканские районы, такие как Западный Балтимор. Они сформировались в основном из-за такой практики, как политика раздельной планировки и поощряемой правительством дискриминации со стороны банков относительно выдачи ипотечных кредитов, которая продолжалась до 1970 года. Изоляция в муниципальных районах и отказ белых жить среди черных также повлияли на ситуацию.
Жить в таких гетто вредно для населения. Господа Катлер и Глезер обнаружили, что молодые чернокожие в городах с высокой степенью сегрегации имели доходы на 16% ниже, а процент бросивших учебу был среди них на 19% выше, чем среди интегрированных. У них также более низкая продолжительность жизни. Одно недавнее исследование показало, что сегрегация по месту жительства в значительной степени является причиной того, что чернокожие мужчины после 35 лет на 14% реже доживают до 75 лет, чем белые.
Опасения европейцев по поводу гетто частично вызваны скептическим отношением к американской модели интеграции. «Когда люди описывают Нью-Йорк, они называют его плавильным котлом, но на самом деле это не так, — говорит министр жилищного строительства, г-н Дибвад. — В одном районе там живут выходцы из Китая, а в другом — из Литвы, и никакого смешения или сплавления не происходит. Я не хочу, чтобы Копенгаген был таким».
Сансет-парк, преимущественно рабочий район Бруклина, показывает, что это неоправданные страхи. В начале ΧΧ века это было гетто скандинавских мигрантов, в котором было полно моряков и портовых рабочих из Осло и Хельсинки. Патриция Мароне (Patricia Marone), 75-летняя местная жительница, помнит время, когда Восьмую авеню называли «бульваром Лапскаус» в честь норвежского рагу, напротив ее дома была финская лютеранская церковь.
Перемен не миновать
Эта церковь теперь называется «Принсипи де Пас» (от исп. «князь Мира», то есть Христос, — прим. перев.), а на Восьмой авеню открылись китайские рестораны. К 1960-м годам в Сансет-парке стали преобладать пуэрториканцы. К 1980-м сюда переехали китайско-американские семьи. Вскоре к ним присоединились выходцы из Китая. С 1980-х годов сюда приезжают мигранты из Мексики и Центральной Америки. Сегодня в этом районе примерно 40% латиноамериканцев, 33% азиатов, 23% белых и 2% чернокожих.
Прогулявшись от доков, можно проследить этническую географию района. Прямо вдоль береговой линии, с ее стрип-клубами и кузовными мастерскими, располагается преимущественно латиноамериканский район. На Третьей авеню разносчик рекламирует живых цыплят на испанском и китайском языках. Повсюду на домах и футболках можно увидеть американский флаг- знак, который позволяет любому иммигранту претендовать на гражданство, морально, если не юридически.
Согласно данным Департамента переписи населения, уровень сегрегации в больших городах по всей Америке снижается. В 2000 году средний белый житель сотни крупнейших городов Америки жил в районе, где было 79% белых. К 2017 году этот показатель упал до 72%. Британские города тоже становятся менее сегрегированными. Согласно работам Джеммы Катни (Gemma Catney), работающей в Королевском университете Белфаста (Queens' University Belfast), в период с 2001 по 2011 год (годы, когда в последний раз проводилась перепись населения в Британии), все этнические меньшинства, кроме китайцев, стали менее сегрегированными.
В настоящее время джентрификация (программа благоустройства запущенного района, — прим. перев.) является главной движущей силой десегрегации свободного рынка в городах. Даже коренным датчанам нравятся некоторые районы, которые отличаются от остальных. Мьёлнерпаркен граничит с Норребро, этнически неоднородным районом, где рядом с веганскими кафе расположены магазины, торгующие хиджабами. Не все такие районы находятся достаточно близко к центру и могут привлечь внимание тех, кто занимается благоустройством. Но даже в бетонных французских пригородах правительства находят не такие карательные способы поощрения интеграции, как назвать их гетто и вытеснить оттуда часть жителей.